Госпожа гневу своему

Эпилог Квартира Конора Дойла, Оттава 9 февраля, 2010 08:04 пп У него всегда много работы, и обычно Дойл поздно возвращается домой. Хотя, если бы не чёртов проект «Ханни», насущная необходимость скрывать свои отношения с Ведьмой и отказ Ребекки проводить с ним чуть больше времени, Конор спешил бы домой, а так… Он даже позвонить ей не может. У Ребекки попросту нет телефона. Она приходит, когда хочет, и уходит, когда вздумается. Конор понимает, что такие отношения не совсем нормальны, однако нормальные — это не про них. Он, конечно, мог бы найти себе самую обычную женщину, которая будет ждать его из командировок, стирать ему рубашки, готовить ужины, но после Ребекки любая другая покажется пресной. Всё равно что, попробовав фантастически вкусное блюдо, обречь себя остаток жизни грызть диетические хлебцы, похожие на пенопласт. Открывая дверь, Конор думает, что зверски хочет есть. После жуткого происшествия в Египте он всё время хочет есть. Доктор каирской клиники предупреждал его об этом. Истощённый болезнью организм стремительно восстанавливается и требует калорий. Конор как раз пытается припомнить, чем можно поживиться в холодильнике, когда вдруг видит в кухне свет. Улыбнувшись, он ставит кейс на пол, снимает пальто и идёт на тёплый свет к тьме. Скрестив ноги по-турецки, Ребекка сидит на столе и ест вок прямо из картонной коробки. — Прости за столик. Ходят слухи, будто я пыталась тебя убить. Это правда? — Она скручивает пробку с бутылки. На этикетке — разудалый улыбающийся зомби. Прислонившись плечом к косяку, Конор тихо смеётся. Когда в клинике разрешили длительные посещения, Линдси рассказала ему, что Ребекка, оказывается, жива-здорова и намеревается закончить дело, которое не завершила в Твинроад — убить его. Что она, Линдси, видела её и передаёт её слова. Она говорит, что он зря терзался гибелью той женщины. Какой-то дьявольский фокус, чтобы лишний раз помучить его. Линдси так мило волнуется за него, что Конору немного жаль её обманутых надежд. Однако, внимательно слушая её рассказ, он с трудом удерживается, чтобы не расхохотаться. Но всё-таки держит себя в руках и с самым серьёзным выражением лица обещает Линдси быть осторожнее. — Не всякому слуху верь. Люди всё время болтают. Кстати, столик я отмыл. — Будешь вок? — Ребекка кивает на большую картонку. — От Су Лана, который я больше нигде не попробую? — Он иронично изгибает бровь, наслаждаясь недоумением на лице Ведьмы. Снимает пиджак, ослабляет галстук и берёт палочки для еды. — Кое-что я слышал. И пиво тоже буду. Вок просто волшебный! Конор не в курсе, кто этот Су Лан, но воки он готовит что надо. Тонкая, явно сделанная вручную лапша, роскошная утка и феерическая смесь перцев и специй. Не вок, а произведение искусства! — Что со мной было, Ребекка? — Он делает глоток пива с пряным хвойным ароматом и чувствует во рту горьковатый привкус мёда. — Тебя прокляли, — невозмутимо отвечает она. — Что? То есть, как прокляли? — Очень мощное проклятие на крови. Помнишь мальчишку, который тебя оцарапал? Потрясённый Конор медленно кивает. — Кровь — главный элемент. Остальное — дело техники. — Но почему? То есть, что я ему сделал? Я даже не знал его! — От удивления Конор едва не роняет палочки. — Ничего ты ему не сделал. Глупый колдун-целитель решил воспользоваться тобой как батарейкой. Высосать, как вампир. Чтобы лечить тяжёлые болезни, нужно много, Конор, очень много сил. Ты либо берёшь их из энергии мира, либо вытягиваешь из себе подобных. Первый вариант только для истинных целителей, а мелочь прибегает ко второму, — со скукой рассказывает Ребекка. — Ты сильный, и он взял тебя. Выбрал, как аккумулятор для автомобиля. — И всё для того, чтобы исцелять? Теперь, зная тебя, надо думать, он больше никого не исцелит… — задумчиво говорит Конор. — Прекрати ты, глупый человек! — В чёрных глазах Ведьмы вспыхивают багровые искры недовольства. — Да, я человек и не чужд состраданию, нравится тебе это или нет! — У нас и без того мало времени, Конор. И ты хочешь лишить меня даже этой малости? Тогда прекрати нести чушь про сострадание! Колдун сказал мне, что взял именно тебя. Взял, хоть и знал, что ты отмечен Ведьмой. А ещё он сказал, что я не замечу. Так вот, Конор Дойл, я заметила! — Палочки в её пальцах направлены на него. — Заметила, потому что ты у меня один! И пока ты жив, ты — мой! — Хорошо, что мама не видит меня сейчас. — Он пьёт пиво и прячет в нём смех. — Очень сомневаюсь, чтобы она обрадовалась Ведьме. Зато отец… — и вновь наслаждается недоумением на её лице. Он в курсе, что Ребекка пытается понять его. Пытается понять людей, но не может. Это в чём-то даже забавно — дразнить её. И Конор знает, что ему можно в шутку задирать Ребекку. Он понимает это, когда ему удаётся убедить её вершить свою месть иным путём. Допустим, она считает Элсингера виновным в гибели Санди Торрел, но, кроме него, никто не должен пострадать. Это неправильно. И когда она нехотя соглашается, Конор понимает, как сильно она привязалась к нему. Тёплые пальцы с головой выдают Ведьму, её страсть к простому человеку. Жаль, что у них мало времени, а он пока не приблизился даже к тени непростительного греха. Какое-то время оба молчат. Потом Ребекка откладывает картонку и целует его в губы. Просто поцелуй. Её губы жаркие от специй и желания, и Конор думает, что не хочет другой женщины. — Однажды ты гадала мне. Между прочим, предсказала страшную смерть. Может, ты и сны толковать умеешь? — обнимая свою Ведьму, спрашивает он. — Я видел сон, словно я нигде. Не знаю, как описать то место. Там ничего не было. Лишь пустота. И я звал тебя, тянулся к тебе, но так и не смог тебя коснуться. Что это значит, Ребекка? — Что твои усилия напрасны, — точно ядовитый плющ, обвивая его руками и ногами, целуя его висок, шепчет она. — Бери здесь и сейчас. Не думай о будущем. И она радуется, что он не видит её лица. Разумеется, она умеет толковать сны. Да, собственно, тут и толковать-то нечего. Она сразу узнаёт место, что описывает Конор — пустое ничто. И она знает, что место это отнюдь не пустое. Никто не спускается туда и никто не возвращается оттуда. Никто не говорит о ней — тоскливой, безысходной, слепой пустоте. Угодивших в неё стараются поскорее забыть. Вычёркивают из жизней, мыслей, отрицают само их существование. Это место страшнее, чем смерть, и Ребекка искренне надеется, что сон Конора — только сон. Любой исход для них двоих будет лучшим, кроме этого. И она жадно целует его и убеждает себя: «Это лишь сон. Просто сон. Ничего большего. Лишь сон…»