face space.

— Да что же у тебя там такое, черт возьми? — задает вопрос Ларри, медленной струйкой выдувая сигаретный дым изо рта. Он медленно распространялся по всей комнате, красивым танцем стремясь наверх, уходя все выше и выше и вовсе канул в небытие. — Что? — Ну, под маской твоей. Что там такого страшного, что ты стремаешься показать это? — Это протез, Ларри. — с наигранной обидой произносит Сал и локтем пихает друга в бок. Тот немного откашливается и хрипло смеется. За ним смеется и Салли. Сбившись со счета времени, будто бы никто не замечал, что на улице давно уже ночь. Беспросветная тьма. На небе, голом и одиноком, не видно ни одной звезды, что уж говорить о луне. Сал как всегда задерживается у друга за игрой в приставку, не уследив за часами, отложив волнение об этом на потом, в соревновании, кто же из них лучший и кому сегодня достанется большая порция чипсов. А потом и вовсе остается на ночевку — звонит отцу, Генри, и предупреждает, что сегодня его не будет — останется у Ларри. Папа, конечно, не против. Привык уже. Будто так и надо, так заведено, предсказано и предначертано всеми богами и судьбами. Этот паренек и так слишком много испытал, чтобы заслужить хотя бы такое счастье. И никто не вправе его забрать. Не сегодня. Они всегда долго не могут заснуть — болтают о всяких пустяках, тихо смеются, чтобы не разбудить Лизу, и подкалывают друг друга глупыми мальчишескими шутками. Ларри часто вырубается первым, но старается держаться до упора. Знает, что Салли как можно дольше не хочет засыпать, чтобы снова не видеть кошмаров — оно и логично, не всем такое по нраву. Можно даже сказать, никому. Поэтому всегда отвлекает его разговорами о том, да о сем, лишь бы забыться и отогнать глупые и плохие мысли. Сейчас тот самый раз. — Ты сам как думаешь, а? — внезапно отрывается от тихого смеха Фишер, спрашивая что-то странное. Да? — Э-э-э… — парень на секунду теряется, а потом признается, — не знаю. Какой не интересный ответ. Сал ожидал от Джонсона чего-то другого — такого… оригинального, странного, мозговыносящего! От чего можно было бы посмеяться или по-дружески пихнуть и упрекнуть в такой неимоверной глупости, что не слышал никогда ранее. Сказать честно, он ведь вообще не любил, когда спрашивали о протезе. Всегда переводил темы или говорил прямо — мне не нравится, мне неприятно. Но лучшему другу мог простить и такой грех. Все-таки знал, что он не со зла. Да и будь на его месте самому бы было интересно, не так ли? — Космос. — Космос? Похоже это и был тот неожиданный, но самый что ни на есть загадочный ответ. — Да, космос. Знаешь… неизвестность. Неизведанность. Непонятность. Я не знаю, что у тебя под протезом, поэтому с этого момента предпочитаю думать, что там и правда может оказаться космос, ха-ха. — серьезным голосом выдал Джонсон, делая последнюю затяжку и туша сигарету об стену, нисколечко не жалея давно потрепанные обои. — Ха-ах, стой, Ларри, ты что сейчас серьезно? — Ну да. А почему бы и нет? Вот смотри, — он перелег на бок и оперся головою о вертикально поставленную ладонь. Скинул наверх челку, распластавшуюся по протезу, поставил палец куда-то на лоб Сала и начал аккуратно выводить, — Тут созвездие Персея. А тут… созвездие Лиры — выглядит, как маленький такой ромб. Даже простой ромбик — ебаное созвездие, а я нет. Хотя, куда там, я и не достоин им быть. — продолжал парень, весело твердя чепуху. Он все говорил, а Сал внимательно слушал, как мог бы слушать на уроках математики, но не делал. Ведь Ларри рассказывает куда интереснее. Рядом на лбу — Андромеда. На правой щеке расположилась Кассиопея. На левой — созвездие Змееносца со Змеей. — … с длинным таким хвостом, похожим на хер. — Прям как твой нос. — схватил Сал за нос Джонсона. — Эй! — он попытался скинуть чужую руку, но парень крепко вцепился в чужой нос и не хотел отпускать. Они еще несколько минут дурачились, закрывая рукой рот, пытаясь сдержать смех, чтобы, как в прошлый раз не разбудить бедную Лизу, терпевшую пакости ребят из раза в раз. Так весело и беззаботно. Наконец Фишер отпустил его и тяжко выдохнул, поперхнувшись от запаха табака, исходившего от Ларри, что сейчас нависал над ним на двух руках. И увидел, что лицо парня наклоняется ниже, впечатываясь губами в губы протеза, на секунду, а потом поднимается, утирая свой истерзанный нос. — Что это было, чел? Ты же понимаешь, что я ничего не почувствовал? Физически, естественно. В душе его терзали сомнения, трепетались струнки чувств, сердце громко стучало, то ли от волнения, то ли от еще непонятно чего. И, кажется, выдавало, тем самым, с потрохами. — Ага. Извини, чувак. Не знаю, что это было. — Походу то было созвездие… влюбленных, ха. — тихо ответил парень, сам не ожидая от себя такой робости.  — Но такого же нет. — отвел глаза Джонсон куда-то в потолок.  — Тогда мы его придумаем.