Здравствуйте

— Здравствуйте, — говорила я дворнику. Он приветливо чистил дорогу и шарахался от меня в ужасе: Уйди! — крестился он. — Здравствуйте! — кричала мне девочка в клетке, которую уже избили палками с криком «Дура!» другие дети. — Здравствуй. — Здравствуйте! Заберите меня с собой! — Прости, не могу, — я махала ей рукой, слёзы утирая — ей ещё так долго жить. — Здравствуйте, — говорила я проходящим бабушкам, и они хватались за свои сердца и коляски. Я кивала водителям и улыбалась, а они пристёгивали ремни безопасности. Я здоровалась с женщинами, улыбаясь, и они смотрели на лёд под каблуками внимательней. Я гладила собак на улице, они уходили — их больше никто никогда не увидит. Я махала рукой людям без дома, и они грустно вздыхали, отводили в сторону взгляд. Так я шла до больницы, до белого дома, здоровалась со всеми подряд. — Здравствуйте, девушка. Вы не подскажете?.. — взгляд ещё одних грустных глаз, — Не подскажете, третья палата где расположена? Меня она знает и каждый раз плачет, стоит мне только войти. — Вам прямо, налево. Только будьте… — Конечно, — киваю я головой. Хорошая девушка. Очень жалко мне, честно, что её не дождутся домой. Следующей осенью, мимо «Пятёрочки», примерно в 8.00. Октябрьским вечером в дождь. Иду и приветливо, с нисходящей улыбкой, смотрю я по сторонам. Врачи перегружены, мне вовсе не рады, о людях в сорочках я буду молчать. Кто руки мне тянет, кто видеть не хочет, и прячутся все под кровать. А вот и палата, та самая, третья. — Здравствуйте, — я говорю. Дедушка старый с внучкою рядом, сидит и упорно молчит. — Здравствуйте, тётя, — голос испуганный, — Катька, молчи, говорю! — Пётр Иванович, Вы извините, но Вам ещё пять минут. — Выйди, — киваю и закрываю дверь я с другой стороны. Слышу рыдания, всхлипы и горькие речи. Последний обряд начался. Деда не помнят его взрослые дети, а внукам его просто жаль. Я стою безучастно, словно в стену влитая, секунды считая в своей голове. На двухсот двадцать первой, громко рыдая, — Я её ненавижу! — крича, выбегает Катюша, ненавистным взглядом сжигает меня до конца. Я ей улыбаюсь, — До встречи, — киваю и молча в палату вхожу. — Сколько осталось? — Две минуты. — Окно по шире открой. Последние просьбы, их грех не исполнить. — Минута и на покой. Помогаю подняться, снег валит в палату очень холодной зимой. Последний удар, и больше не дышит, здесь больше никто не живой. Пётр Иванович больше не слышит, не видит врачей и сестёр. Открываю палату, — Прощайте, — и вышла в такой неродной коридор. Мне тянут здесь руки, прося, умоляя, забрать их скорее с собой. Но никто из них в жизни не скажет «спасибо» Богу, когда я приду и скажу: — Здравствуйте. У Вас есть ещё последние в жизни пять минут.