Малфой-мэнор был пустынным. Не было слышно голосов в коридорах, не было никаких намёков жизни здесь. Даже во время войны были какие-то моменты, позволявшие не отчаиваться и верить в светлое будущее. Как оказалось, оно вовсе не ожидало её и отказалось принять в собственные объятия, подарив новую порцию боли и одиночества. Душевная нестабильность Нарциссы Малфой вызывала у её сестры Андромеды серьёзные опасения, сама же Нарцисса каждый раз отмахивалась от этого, словно ничего не происходит. Аристократка считала свою жизнь бессмысленной теперь. Когда пульс её сына перестал биться, она перестала жить. Осталось лишь
существование.
Каждый день она проводила в его комнате, которую практически не покидала. Детские фотографии, и вот уже совсем юношеские, взрослые снимки — в глазах стойкость, непоколебимость, искренность и сталь. Серая сталь, которая плавилась под её ответным взглядом. Нарцисса помнила все моменты со дня рождения сына, а теперь же её словно преследовала банальная амнезия. Женщина испытывала чувство, словно бы она — это не она, и всё происходящее — не с ней. Долго не могла поверить в случившееся, ночами захлёбываясь в слезах в обнимку с подушкой. Очень скоро газеты стали пестрить заголовками о том, что одна из самых известных влиятельных аристократок сломалась. Нарцисса тогда посмотрела на одну из статеек, что написала Скитер, а потом плюнула на всё и навестила могилу сына.
Андромеда была рядом, поддерживая её. Нарцисса не знала, что делала бы без неё и всё никак не решалась заговорить на тему давно ушедших лет, когда они все отвернулись от неё. Миссис Тонкс, казалось, забыла уже об этом и опекалась ею и внуком-младенцем с двойной силой. Нарцисса иногда думала о том, что ей повезло, что её сестра осталась жива, а вместе с ней — и её внук. Возможно, у неё осталась хоть какая-то видимость семьи и когда-нибудь она сможет почувствовать себя не так одиноко. Раньше она презирала предателей крови, следовала только указаниям семьи, а впоследствии мужа. В итоге, эти указания привели её к разбитому корыту, мужа — к заключению в Азкабане, а их сына — к смерти. Нарцисса готова была винить во всём одну себя, если бы не помнила, как рьяно Люциус толкал Малфоя-младшего на пост Пожирателя смерти, на женитьбу с Асторией, и тому подобные поступки. Часто в кошмарах она видела лицо сына, который говорил ей, что умер и никогда не был счастливым за всю свою недолгую жизнь. После таких «сновидений» Андромеде приходилось отпаивать её изрядной порцией успокоительных зелий. Постепенно ей становилось легче.
И вот, сегодня настал тот день, когда она приняла одно единственное и верное, на её взгляд, решение. Люциуса вот-вот собирались перевезти в камеру Азкабана, где его должны были содержать до первого слушания в суде, однако, благодаря связям Андромеды, оставшимся ещё от мужа-мракоборца, Нарцисса получила отсрочку этого момента на один день и возможность увидеться с мужем. Сейчас аристократка шагала за конвоиром, размышляя о том, что бы она хотела сказать Люциусу. После всего случившегося нужные слова подбирались с трудом. Она могла бы уехать по-английски, не прощаясь, однако всё же нет. И она была здесь, шла, практически содрогаясь телом и чувствуя, как учащалось сердцебиение. На лице маска холода давалась с трудом.
— Заключённый Малфой, к вам посетитель, — проговорил басом мужчина лет сорока, пропуская её внутрь, — У вас есть десять минут.
Нарцисса сделала шаг вперёд и оказалась в камере как раз в тот момент, когда Люциус обернулся.
— Нарцисса? — спросил мистер Малфой, казалось, не в силах поверить, что перед ним стоит именно его жена. Некогда идеальные белоснежные волосы были теперь грязными и свисали в полной неразберихе по плечам, требуя хорошего душа и встречи с расческой. После нескольких суток, проведённых в очень жёстких условиях, драки в камере с другими заключёнными и исправительных двадцати четырёх часов в карцере, мужчина чувствовал себя не просто уставшим, но и поистине больным. Пожалуй, он бы вовсе не удивился, если бы ему сообщили позже, что к нему никто не являлся.
— Да, это я, — ответила женщина. В камере был один стол и два стула. На один из них она и присела, воспользовавшись местным «гостеприимством». На мгновение аристократка замерла, а затем поинтересовалась: — Ты знаешь, что тебя ждёт суд?
Люциус отвёл от неё взгляд в пол. Он уже сидел на полу, опираясь о стену и развёрнуто в её сторону.
— Знаю.
— Что планируешь делать? — она сглотнула и не отвела от него взгляд, желая получить ответный. И он посмотрел на неё.
— Ничего.
Нарцисса оторопела. Это ли её муж? Да в любые другие времена вокруг Министерства уже кружили бы заявления с приказом отпустить его! Со связями-то Малфоев и умением их адвоката… Однако теперь ни связей, ни адвоката у них не было. И мистер Малфой не был настроен решительно вести борьбу. Впрочем, даже сама Нарцисса не желала его вытаскивать. Она пришла сюда совершенно с другими намерениями.
— Я, если честно, думал сначала, что у меня галлюцинации, когда ты вошла… Не думал, что этот разговор случиться у нас с тобой.
— Почему?
— Я думал, что тебе плевать на меня.
Его ответ был настолько простым и равнодушным… Нет, спокойным в плане голоса.
— Было не плевать, знаешь ли, — ответила Нарцисса. А увидев непонимающий взгляд Люциуса, добавила, — До тех пор, пока ты окончательно не разбил мою жизнь и жизнь нашего сына.
— Драко… Он…
— Он погиб, — проговорила Нарцисса, моргнув и чувствуя, как слезинка прокатилась по щеке. Кажется, впервые со дня его смерти она решилась не только произнести это вслух, но и смириться с этой потерей. Она чувствовала, что устала от этого всего. От этой боли, лживых надежд, и потерь.
— Мерлин, Нарцисса… Прости меня… — Люциус подполз к ней на коленях и, обхватив её ноги, положил на них голову и вновь прошептал, прикрыв глаза, — Прости меня, прошу…
— Моя вина тоже есть в этом, я не уберегла его от твоих идиотских решений…
— Нарцисса, я виноват, я… Прости, прости… — Люциус всё шептал, не отпуская её. Нарцисса вздохнула, заглушая всхлип и ответила:
— Я больше не могу так. Я приняла решение, Люциус, — он посмотрел ей в глаза, отстранившись. Сейчас Люциус Малфой выглядел не почётным дипломатом и бизнесменом, выходцем аристократического рода и просто влиятельным чиновником. Сейчас он выглядел жалким и разбитым мужчиной, которого собственные домыслы привели к настоящему краху, — Я подаю на развод.
Он оторопел.
— Ты можешь не волноваться, у меня нет желания делать из этого громкую огласку или как-то выставлять тебя в некачественном свете перед прессой… — снова вздох. На глаза наворачивались слёзы. Люциус всё так же сидел подле неё, не меняя позы. Его глаза тоже становились красными, однако слёз не было, — Я уверена, у них и без того найдётся много фактов против тебя. Я разведусь с тобой через маггловский мир, а после почтой вышлю тебе копию свидетельства. Если… — пауза, но всё же она не дала ей затянуться и продолжила, — Если когда-нибудь ты окажешься на свободе, оно пригодится тебе, как официальный документ.
— Нарцисса, подумай, что ты…
— Я всё хорошо обдумала! — она посмотрела ему в глаза и, сбросив его руки со своих ног, встала и обошла стул. Опираясь ладонями о спинку, — Ты даже не представляешь, насколько! Малфой-мэнор превратился для меня в сущий кошмар, Люциус. Я больше не могу жить там, и жить, зная, что замужем за тобой. Я не могу, Люциус!
Она отвернулась от него, не зная, что ещё следует сказать в этой ситуации. Мистер Малфой молчал, глядя на спину своей жены. Он отказывался понимать и принимать тот факт, что по истечению его отсидки в Азкабане его никто не будет ждать.
— Значит, это конец? — спросил аристократ.
Нарцисса прикрыла глаза, хоть он этого и не видел.
— Да, — пауза, — Не пытайся меня никогда искать.
Люциус протяжно втянул носом воздух. Женщина вздрогнула и, казалось, пришла в себя окончательно от этого действия. Обернувшись к Малфою, она проговорила:
— Прости меня, если сможешь, Люциус. Не смогла я стать тебе хорошей женой и никогда уже ею не стану, — Люциус сглотнул, — Прости и прощай, — она принялась стучать в двери, ожидая реакции конвоира.
— Ты тоже меня прости, — произнёс Люциус, заглушая стук с металлическим лязгом. Нарцисса обернулась к нему всего лишь на мгновение, чтобы в последний раз взглянуть в его глаза. В этот самый момент конвоир открыл двери.
— Прошу на выход, миссис Малфой, — произнёс он.
Так ничего и не сумев ответить, Нарцисса покинула камеру стремительным шагом и успела лишь услышать, как конвоир замыкал камеру. Спеша по коридору, она думала о том, что больше никогда не увидит Люциуса. Разве что на заголовках газет, когда дело передадут в суд для слушания. А в живую — нет. Уже никогда.
На мгновение остановившись, она вспомнила, что хотела сделать. Конвоир остановился, непонимающе на неё глядя.
— Я прошу прощения, — произнесла Нарцисса, выудив из кармана клочок пергамента, — Вы бы не могли передать это моему мужу? Я найду выход самостоятельно, просто забыла отдать ему. Это очень важно.
— Не положено, миссис Малфой, — ответил конвоир.
Нарцисса покачала головой и достала десять галлеонов.
— А так?
Конвоир огляделся по сторонам и, убедившись, что никого из начальства поблизости нет, принял записку и вознаграждение.
— Всего хорошего, миссис Малфой.
— И вам, — ответила Нарцисса, а затем, развернувшись, направилась к выходу из отделения.
***
— Заключённый Малфой, к вам посылка, — возвестил конвоир, зайдя в камеру Люциуса Малфоя, — Вот, вам просила передать жена, — бросив клочок пергамента на стол, конвоир тут же вышел из камеры и с металлическим лязгом закрыл двери. Спустя мгновение раздались только его шаги, а потом воцарилась тишина, которую нарушал лишь звук посвистывающего ветра через решётки в окне высоко-высоко, так, чтобы заключённые даже дотянуться до неё не могли.
Он бросился к этому клочку пергамента, в надежде, что там будет разъяснение, что это всё розыгрыш и ничего страшного не будет. Что она не подаст на развод. Люциус сейчас искренне поверил бы во что угодно, даже в то, что это — сон. Однако его тайные надежды разбились на бесчисленные осколки, когда он увидел перед собой всего лишь одну строчку, состоявшую из двух предложений.
Кладбище в Годриковой Впадине. Он похоронен там.
