Opened door

Если вдруг что пойдёт не так, часы всегда у тебя под рукой. Притворяясь, что смотришь на приборную панель, следя за тем, чтобы всё продвигалось как следует, ты украдкой косишь на них. Ненадёжный прибор – удивительно ненадёжный, ведь ничто не может поколебать их точности относительно установленного времени, но в каждом новом месте они оказываются на удивление бесполезными. Закаты сменяют восходы, и часы всегда хоть на одну минуту, но неточны. Либо спешат, либо опаздывают, а может, одновременно. Прямо как ты, да? Йен и Барбара отдыхают в одной из гостиных. Ты уговорил – убедил – заставил их не беспокоиться. Двери в ТАРДИС сделаны на совесть, но и они, впрочем, не заглушают взволнованных голосов. Или тебе это только мерещится, потому что ты предельно уверен в том, чего должен ожидать? Голова так кружится… Это твоё первое тело, и потому оно постарело вместе с тобой. Говорят, потом многие по этому скучают, но ты слишком молод, слишком неопытен и поэтому чувствуешь лишь раздражение. Ставишь локти на приборную панель. Прячешь голову, почти что под крыло. Мигающие всеми цветами кнопки… их почти новогоднее отражение в прочерченном уже несколькими царапинами стекле. Десять минут отделяют тебя от оставленной внучки. Десять минут постепенно вырастают в часы и дни. Она тоже вырастет так, но увидишь ли ты? Найдёт ли она тебя когда-нибудь, дождётся ли на одной из многочисленных, но коротких остановок твоего бесконечного пути, для людей почти бессмертная, но без средств к перемещению, трате тянущегося так мучительно долго времени, заключённая в кокон скуки? Ведь ты обещал ей вернуться, но, что там, она и сама знает, как ужасно ты (пока) умеешь управлять ТАРДИС. Это одна из традиций Повелителей Времени, так издавна повелось – бросать своих детей и внуков на произвол судьбы. Жестоко? Но это показывает им, какие в них сокрыты силы, какая смелость, о которой до момента, когда приходится самостоятельно встретить первые трудности, юные таймлорды могут и не подозревать. Регенераций много. Даже если нестись вперёд, сломя голову, должно хватить на тысячи лет. Тебе. У неё времени даже больше. Стало быть, будет день и будет встреча. Так ты себя утешаешь. Так ты пытаешься понять, был ли прав, оставляя ребячливую, непоседливую, незрелую Сьюзан с юношей, которого она едва ли знает и которого тем меньше знаешь ты. Ах, детские привязанности так непостоянны… Как знать, не станет ли парнишка завтра ей противен? А если так, что она будет делать одна на развалинах малознакомого мира? Станут ли они ей в итоге тем домом, о котором она так страстно мечтала? Ты закрываешь глаза. Ты шагаешь сквозь века, сквозь кольца деревьев, по стрелкам часов. Другая девочка в другом времени удивительно доверчива – тебе одному она улыбается, и от этого из робкой тени превращается вдруг в настоящий призрак Сьюзи. Другое имя – ах, велика ли разница? И что это вас на нежности потянуло, мистер? Разве ты не думал, как бы избавиться от двух земных спутников, так зачем тебе ещё одна обуза? Ладно, будет. К Йену и Барбаре ты уже почти привык. Впрочем, они и сейчас до некоторой времени тебя смущают – в основном, своей заботой и извечным людским неравнодушием. Ты не уверен, стоит ли поддаваться сантиментам, если вы заранее условились расстаться в подходящий момент. Но как избежать привязанностей, уступчивости в мелочах, истинного волнения, тревожащего попусту твоё и без того слабое сердце? Тебе нужно препятствие. Повод ехидничать. Человек, который не будет столь решителен в попытках к бегству, который потерян, оторван от всего мира и отчаянно нуждается в твоей любви и заботе. Человек, которого не обманет даже твоё ворчание. Маленькая девочка – каменная стена. Та, о ком ты сможешь беспокоиться, не чувствуя при этом неловкости и страха. Ты подбираешь её без колебаний. Будто бы сажаешь в карман. С ней наедине ты улыбаешься как раньше, и двери все в твоё сердце открыты для неё – для таких вот беспомощных, растерянных человечков на обочинах мироздания. Таким ты кажешься практически богоподобным, можешь мне поверить. Но приглашая её, ты не представляешь, что делаешь и как потом никогда уже не сможешь замкнуть эту открытую в самое сердце дверь, устрично схлопнуться, возможно, отсекая чью-то руку по локоть. Впуская в ТАРДИС незнакомку и чужестранку по своей воле, ты невольно и неосознанно даёшь начало приюту для ненужных, уставших и больных людей, в котором каждому найдётся место. И через тысячи тысячелетий… Если, конечно, получится столько прожить. Впрочем, пока ты хотя бы стараешься проявлять осторожность, хотя уже знаешь в толк в истинных забавах и заигрывании со временем. События вокруг не трогают тебя так, как могли бы, ты не уверен в своих силах, ты слишком стар, ты слишком молод и ты не готов сражаться за то, во что веришь. Ты просто хочешь идти дальше, увидеть ещё больше чудес, и потому устремляешься отовсюду, где оказываешься, почти в тот же миг, как ТАРДИС материализуется. Но дверь уже открыта, Доктор. Тут ничего не поделать. Может, твои часы и галлифрейские, но время на них выставлено земное, лондонское. Вряд ли это теперь когда-нибудь изменится. Особенно раз уж именно на этой маленькой, глупой планете ты безрассудно оставил своё самое дорогое.