Недостоин

Вы ког­да-ни­будь пы­тались до­тянуть­ся до звез­ды? До сол­нца, свет ко­торо­го ты ви­дишь, теп­ло ко­торо­го ты ощу­ща­ешь, но ко­торое на­ходит­ся так да­леко. Умом по­нима­ешь, что это не­воз­можно, а ду­ша всё ещё ле­ле­ет приз­рачную на­деж­ду. Так бы­ло и у не­го. Драко был скром­ным, скрыт­ным, зак­ры­тым, но не­веро­ят­но чут­ким. Тот, кто уже в та­ком ран­нем воз­расте ощу­тил на се­бе, как боль­но лю­бить то­го, кто не лю­бит те­бя в от­вет. Он за­дыхал­ся в сво­их чувс­твах, ко­торые не мог раз­де­лить с кем-то. Не­кому бы­ло вы­тянуть Драко из мо­ря, сос­то­яще­го не из во­ды, а из его чувств. Он смот­рел на неё и, лю­бу­ясь, за­бывал, как ды­шать. Он смот­рел на неё, чувс­твуя и лю­бовь, и боль од­новре­мен­но. В тай­ном лю­бова­нии ею бы­ло ка­кое-то вол­шебс­тво, ведь так на Гермиону смот­рел толь­ко Драко. Ка­залось, её очер­та­ния ру­ка вы­води­ла са­ма, слов­но это был реф­лекс, зна­комый его те­лу с детс­тва. Драко хо­тел изоб­ра­зить её со всех воз­можных ра­кур­сов, на лю­бом фо­не, по­казать всю гам­му её ис­крен­них эмо­ций, ко­торые она да­рила это­му ми­ру. И в то же вре­мя не хо­тел да­же пред­став­лять, что его прек­расная му­за зап­ла­чет, что её ли­цо ис­ка­зит­ся в гри­масе от­ча­яния или бо­ли. Он же­лал Гермионе лишь счастья. Он за­мирал, ви­дя её пре­лес­тную улыб­ку, её чувс­твен­ный взгляд. А ес­ли де­вуш­ка смот­ре­ла на не­го, Драко бук­валь­но ощу­щал, как его сер­дце ос­та­нав­ли­ва­ет­ся, и вся кровь мгно­вен­но при­лива­ет к ли­цу, воз­дух ис­че­за­ет из лёг­ких, а взгляд на­чина­ет бе­зум­но ме­тать­ся, же­лая скрыть­ся от Гермионы и в то же вре­мя пос­мотреть в от­вет. Это бы­ла слад­кая боль, ми­лая пыт­ка, не­выно­симая лю­бовь. За­дыха­ясь от неж­ности и от­ча­яния, Драко улы­бал­ся, вы­давая сво­ей улыб­кой оди­ночес­тво. Ник­то не мог по­мочь ему в этом, и он ни­ког­да бы не поп­ро­сил о по­мощи. Драко, пе­реме­ща­ясь в мир собс­твен­ных фан­та­зий, не мог не пред­став­лять се­бя ря­дом с Гермионой. Од­на­ко это бы­ло срод­ни на­ходя­щим­ся вмес­те Сол­нцу и кам­ню с пыль­ной обо­чины. Да, имен­но так. Он не­дос­то­ин её. Не­дос­то­ин её люб­ви, её улы­бок, её взгля­дов. Драко не ча­ял ду­ши в сво­ей му­зе. Он лю­бил той са­мой неж­ной и тре­пет­ной лю­бовью, ко­торая вы­ража­лась в тон­ких и ак­ку­рат­ных штри­хах, ког­да он ри­совал пор­тре­ты Гермионы. В том, как ос­то­рож­но и тер­пе­ливо он вы­водил каж­дую её чёр­точку, с каж­дым ра­зом вновь и вновь влюб­ля­ясь. И с воз­растом это не про­ходи­ло. Драко ни­чего не мог с со­бою по­делать и, приз­нать­ся чес­тно, со­вер­шенно не хо­тел что-то ис­прав­лять. Ему нра­вилось ук­радкой смот­реть на Гермиону, лю­бовать­ся бли­ком сол­нца в её не­веро­ят­ных гла­зах и ри­совать, ри­совать, ри­совать… Как мож­но бы­ло не ви­деть её изя­щес­тва? Как мож­но бы­ло не за­мечать ру­мян­ца на ещё прек­расных ску­лах? Как мож­но бы­ло не за­дыхать­ся, гля­дя в её гла­за? Как мож­но бы­ло не вос­хи­щать­ся ею? Как мож­но бы­ло её не лю­бить? Драко ви­дел её чувс­тва. Он ви­дел, что она, так же, как он сам, бе­зум­но влюб­ле­на. Он за­мечал её тай­ные, слов­но слу­чай­ные, взгля­ды, сле­дил за её роб­ки­ми ка­сани­ями ру­кой, слы­шал, как она за­ика­ет­ся от пе­ре­из­бытка чувств, не в си­лах вы­мол­вить и сло­ва. Он прек­расно ви­дел, как она лю­бит Рона. И это ру­шило его воз­душные зам­ки. Мед­ленно, не­веро­ят­но мед­ленно, вы­думан­ный им са­мим мир, в ко­тором был лишь он и Гермиона, рвал­ся. На клоч­ки, на ма­лень­кие ку­соч­ки, дос­тавляя та­кую не­выра­зимую боль, что Драко хо­тел ску­лить, лё­жа на сво­ей кро­вати, гля­дя на бес­числен­ные пор­тре­ты сво­ей му­зы. Она по­кида­ла его. Драко ли­шал­ся сво­его Сол­нца. Он ли­шал­ся звез­ды, сог­ре­ва­ющей его, да­рящей эту ще­мящую неж­ность и лю­бовь, дос­тавля­ющей ему поч­ти фи­зичес­кую боль. Он ли­шал­ся смыс­ла жиз­ни. Он пос­те­пен­но по­гибал. По­тому что на её лю­бовь от­ве­тили вза­им­ностью. Она боль­ше не ро­бела, не за­ика­лась, пы­та­ясь за­гово­рить с Роном, не пе­режи­вала из-за то­го, что он её не за­мечал. По­тому что он за­метил. Он. От­ве­тил. Ей. Вза­им­ностью. И те­перь у них бы­ла од­на лю­бовь на дво­их. И Драко, всё ещё ри­суя Гермиону, не мог не изоб­ра­жать её ис­кря­щий­ся неж­ностью взгляд, ког­да она смот­ре­ла на Рона. — Не­дос­то­ин, — пов­то­рял он по но­чам, си­дя у се­бя в ком­на­те, за­кан­чи­вая оче­ред­ные пор­тре­ты сво­ей му­зы. — Не­дос­то­ин, — го­ворил он, вы­водя эту фра­зу как при­пис­ку под изоб­ра­жени­ем Гермионы. — Не­дос­то­ин, — шеп­тал он, пы­та­ясь убе­дить уже са­мого се­бя. А по­том, по­весив но­вую ра­боту на сте­ну, к сот­ням, а мо­жет, и ты­сячам, та­ких же пор­тре­тов, Драко са­дил­ся на пол и смот­рел на од­но ог­ромное по­лот­но, сос­то­ящее из его ра­бот. И все они бы­ли пос­вя­щены Гермионе. Бо­же, как он её лю­бил! И как же боль­но ему бы­ло, ког­да пос­ледняя кру­пица на­деж­ды на сов­мес­тное бу­дущее ис­чезла. Драко был ху­дож­ни­ком. Он был очень эмо­ци­ональ­ным, ис­крен­ним и ра­нимым. Он был влюб­лённым маль­чи­ком, по­теряв­шим на­деж­ду. Он по­терял свой ма­як и окон­ча­тель­но зах­лебнул­ся в том са­мом мо­ре, сос­то­ящем из его чувств. А ког­да друзья приш­ли пос­мотреть на его ком­на­ту по прось­бе ро­дите­лей пос­ле по­хорон, они уви­дели сте­ну, уве­шан­ную пор­тре­тами Гермионы. И, как са­мый нас­то­ящий ху­дож­ник, он су­мел на­рисо­вать кар­ти­ну кар­ти­нами. Все его ра­боты бы­ли на­писа­ны для то­го, что­бы соз­дать са­мое важ­ное в жиз­ни по­лот­но. Из всех пор­тре­тов, де­лая од­ни из них тем­нее, дру­гие — свет­лее, Драко вы­вел над­пись «Не­дос­то­ин».