Удивительная

      Ночь выдалась на удивление пасмурной, несмотря на то, что день был очень тёплым и даже слишком жарким для такого времени года, как осень. На Вишнёвой улице всюду было тихо и только в домике Бэнксов в гостиной горел свет. За читкой любимого романа на диване, незаметно для самой себя, прикорнула Леди, о которой ходили легенды, которой восхищались и которую любили всем сердцем. В часы, свободные от дела, девушка пела и много читала. Проснувшись и приподнявшись с мягких подушек в своей излюбленной блузке и синей юбке ниже колен, Мэри огляделась по сторонам, убеждаясь, что в комнате она одна. Завидев в окна дома, в давно поникшей от ветра и сырости палатке, горящий фонарик, Мэри поспешила выйти к крыльцу, зажмурившись от падающих с кончика крыши капель дождя. Девушку всерьёз побеспокоило состояние дяди Майкла и Джейн. Ведь он уже который день не выходил из своего уютного «гнёздышка», что случалось крайне редко. Возможно, всё это было из-за нахлынувшей на Лондон непогоды. «Один там, как бродяга. Так ведь и простыть можно», - думала она. — Мистер Эй, должно быть, Вы совсем промокли. И к тому же, наверняка, замёрзли. Почему бы Вам не пройти в дом? - няня сделала пару шагов назад, чтобы не намочить волосы. — Мэри Поппинс, - послышался радостный голос, - ночь на дворе, почему Вы не спите? - из жёлтой палатки показалась кудрявая голова Робертсона с детской, наивной улыбкой на лице. — Я зачиталась и уснула на диване. С кем не бывает, согласитесь? И всё же, - продолжила она, не дождавшись ответа, - зайдите, я угощу Вас чаем, согреетесь. — А знаете, я не откажусь. Да! - воскликнул брат Миссис Бэнкс и, схватив с собой гитару, дабы та не промокла и впоследствии не испортилась, направился за Мэри в дом. Запачканные в уличной грязи сапоги Эй оставил на пороге, потому что возиться потом с тряпкой и ведром ему не особо то и хотелось. — Усаживайтесь, где Вам будет угодно, - проговорила Мэри и поставила кипятиться чайник с водой на плиту. Робертсон неуклюже плюхнулся на место одного из детей Бэнкс и положил инструмент на стул рядом. Сложив руки на столе, он начал нервно стучать по деревяшке пальцами и перебирать в голове темы, на которые можно было бы поговорить с такой изящной девушкой, как Мэри. Его не покидала мысль о скором расставании с Леди Совершенство, да и дети часто делились своим недугом на этот счёт с родным дядей. Все трое были уверены, что эту девушку невозможно было нигде удержать. Следовательно, и у Бэнксов она не могла задержаться дольше, чем на пару недель. А когда дети вырастут, она и вовсе забудет сюда дорогу. И никто её больше никогда не увидит. Лишь тот портрет с «оревуаром», как называла его Джейн, будет греть в сердце самые тёплые воспоминания. — Вы снова покинете нас, да? - с некой грустью поинтересовался Робертсон, прекрасно зная ответ на заданный им вопрос. — Погода меняется каждый день, а с ней и ветер. Зачем же уходить так часто, не проще ли остаться насовсем? — Я не Ваша домашняя собачка, Мистер Эй, чтобы всюду бегать за Вами хвостиком, - в привычной вежливой и ироничной форме ответила она. — Верно, Вы не собачка. Но и не то, чтобы няня. Вы теперь нам, как семья. Взрослые Вас любят, а дети не представляют вечера без тёплого молока перед сном, которое Вы приносите им в кровать. — Мне, право, очень приятно это слышать. Но неужели моё молоко такое особенное? - нелепые реплика за репликой смешили Мэри. — Ох... особенное вовсе не молоко, а... - впервые не подумав о своих словах, ляпнул Робертсон, но не закончил, вовремя остановившись. — Скажите, Мэри, а где Ваша семья? — Я не привыкла говорить о таких вещах. Они слишком... слишком личные, - отрезала девушка, налив в чашку, стоявшую подле «гостя», только что вскипевший чёрный чай с малиной. — Ну, пожалуйста! Я прошу Вас, расскажите хоть самую малость о себе. Хотя бы мне. — Сначала Вам, а потом кому? — Я буду нем, как та рыба в парке. Даю слово. Даже в такой момент Мэри не растерялась. Боже мой, казалось для неё не существует неловких ситуаций. — Ну хорошо, будет по-Вашему. В первый и последний раз, - строго проговорила она, присаживаясь за стол. Робертсон с упованием ждал длительную сказку про волшебников, говорящий зонт, паромы в небесах, но Леди С. вовсе не собиралась рассказывать всё «от» и «до». Она решила ограничиться очень приземлёнными, но отнюдь не придуманными вещами. — Я родилась и выросла в Винсене, это во Франции. Оттого французский знаю безупречно, - слегка улыбнулась она, мешая ложкой сахар. — Училась в девичьем лицее, но недолго. В 13 лет, кажется, это была пятница, самостоятельно сбежала с уроков и больше никогда на них не появлялась. Знали бы Вы, Мистер Эй, как в той школе относились к детям. — Я тоже часто сбегал с учёбы. Ненавидел её. Скука да и только! - поддержал разговор Робертсон. — Был отчасти разгильдяем, любил, пожалуй, только литературу. — Оу, я обожала учёбу... до прихода новой директрисы. Она была невыносима! - вздохнув, добавила Мэри. — Все свои обиды из-за ссор с мужем вечно спускала на нас. Хотя квалифицированный работник должен прекрасно понимать, что дом и работа - это не одно и то же. Нужно уметь держать планку в кругу чужих лиц. — А магия? - все ожидания и представления о красивой истории растворились вместе с сахаром в чае. — Что магия? - повторила Мэри. — Ну всё то волшебство, что Вы делаете. Откуда оно? Где Вы ему научились? — Боюсь, этого Вы никогда не узнаете, - разочаровала своего собеседника няня, сделав глоток чая. — Так, на чём я...? Ах, да! Семь лет ходила в балетную школу, посещала уроки музыки и, представьте себе, даже играла на гитаре. — Правда? - Робертсон взглянул на свою струнную подружку, сидевшую слева от него. — Почему же Вы никогда не играли для нас на ней? — Потому что это Ваш инструмент, Мистер Эй. А предметы отлично чувствуют своих хозяев. В моих руках она бы могла расстроиться. — Бросьте! Она бы заиграла ещё лучше, - мужчина потянулся за печенюшкой в общем блюдце, размышляя над следующим вопросом. — А муж у Вас был, ну как у директрисы этой? — Как у директрисы, не был, - казалось, этот вопрос её слегка задел. — И потом, совершенные люди не позволяют себе чувствительности. Она мешает трезво мыслить. А замуж без любви – зачем оно? — То есть не было никого? Даже не верится, - будто бы извиняясь, выдал Мистер Эй. — Неужели Вы никогда не влюблялись? — Не влюблялась, но, как говорится, - ещё не вечер, - немного помолчав, ответила ему Мэри. — А вот мне всё кажется, что уже давно глубокая ночь. — Будет Вам... голову ещё этим забивать. Подумайте лучше о работе. В отличие от любви, это принесёт Вам куда больше пользы, уж поверьте. Сами знаете, как Ваша сестра сетует по поводу того, что Вы ничем дельным не занимаетесь. — Вы тоже считаете меня бесполезным? — Я очень уважаю Вас, Мистер Эй. Вы – человек слова, чести. Не терпите, когда Вам лгут. Обожаете живую музыку. Мы с Вами чем-то похожи. Мистер Эй поднялся со своего места вслед за Мэри, убирающей посуду со стола. Чего это он вдруг подпрыгнул со своей табуретки, парень и сам не понял. Но что-то ему подсказывало, что если не сейчас, то когда ещё? — Я тоже давно это заметил. Но Вы какая-то иная, Вы - удивительная, а я... — На свой счёт я и не спорю. А что Вы? Вы очень талантлив и вовсе не отрицаете это. Просто нарочно опускаете себя, напрашиваясь на комплимент. — И в мыслях не было, - соврал тот, которого раскрыли с полуслова. — Но до Вас по-настоящему талантливым меня считали только дети. — Ничего не изменилось. Вы, я, Майкл, Джейн - по-прежнему дети. Вот только мы с Вами дети, которым уже за... - и тут она резко сделала паузу. — Вы поняли, что я имею в виду, Мистер Эй. Такую тягу Мистер Робертсон испытывал последний раз разве что только к музыке. И он действительно думал, что на его улице уже никогда больше не зажгутся фонари, а ведь он ещё так молод. Эта девушка, Мэри, словно пушинка, спустилась откуда-то с облаков. Какая там Франция? Скорее далёкий космос. Эта её улыбка поднимала на ноги и больного, и лентяя. Ну нет на Земле других таких, которые бы могли сравниться с ней. Высокомерна и самолюбива, но так чиста душой и добра к людям. Контур глаз, губ, румянец на щёчках, который видел только он, Мистер Эй, кто же ещё. Она смущалась, беседуя с ним, пусть и тщательно скрывала это за проникновенным взглядом. И каждый раз, когда ветер вновь менял своё направление, и она улетала, лишь сказав пару слов на прощание, сердце его, будучи наполненное любовью и нежностью, вновь остывало. А гитара после долгое время не могла сыграть даже самую простую мелодию. — И всё же, я бы хотел поговорить с Вами о другом. — Я жду, не томите, - подхватила Мэри. — Только имейте в виду, до утра мы здесь засиживаться не будем. — Конечно, - согласился юноша. — Так вот, неужели Вам никогда не признавались в любви? Не делали предложений? Ничего не дарили на память? - он готов уже был вылететь обратно на улицу после перечня таких резких вопросов. — Нет, - но Мисс Поппинс отреагировала крайне спокойно. — Они не считали нужным делать это, потому что думали, что я и сама обо всём прекрасно догадываюсь. Но ведь я волшебница, а не телепат, и мысли читать не умею. Смешные они были люди! — Раз так, то я тоже смешон, - раскалываться так резко было нельзя, поэтому он постарался аккуратно сменить направление мысли. — Все эти плакаты, протесты, походы. — Возможно, но в Вашем случае это не недостаток, а достоинство. — Думаете? - мужчина тихонько подошёл к ней сбоку, закрыл кран и протянул Мэри полотенце. — Вашу чашку, я так понимаю, Вы будете мыть сами? - непонимающе оглядела его Мэри, вытирая мокрые руки. — Пусть и так, плевал я на эту посуду! - произнёс он со скромной улыбкой. — Честно сказать, я действительно думал, что Вы догадываетесь, но оказалось, что это не так. Не знаю, чем я отличаюсь от тех же балбесов из других семей, которые спят и видят Вас в самом прекрасном сне. Но, возможно, мои слова о том, что я бесконечно влюблён в Вас, всё же проведут грань между нами. Ему не верилось, что он наконец сделал это. Роберт стоял и чувствовал в себе то робость, то стыд, то счастье. Но чем дольше она молчала, тем больше его одолевали именно чувства неловкости и стыда. Он боялся, что обидел её чем-то, задел. Но было бы это так, в ту же секунду он схватил бы от неё ответную колкость. Но она не торопилась ему мстить, скорее даже не собиралась. «Чёрт побери, Мэри, хотя бы кивни», - молил Робертсон, всё больше страшась этого затянувшегося молчания. — Все музыканты такие романтики? - тихонько начала она, дотрагиваясь до дрожащей руки юноши. — Вы всё-таки замёрзли, простыли, я так и знала! — Нет, нет, нет... - мельтешил парень. — Я чувствую себя замечательно, - уже спокойнее произнёс он, проникшись ароматом её духов. — Но Вы ведь тоже музыкант, значит такой же романтик. — О нет, я - Совершенство, это совсем другое. — Я и не спорю, - Эй чуть приподнял голову, поймав ласковый взгляд Мэри. — Вы так проникновенно смотрите. — Не теряйтесь, держите себя в руках, Мистер Эй. Прошу Вас! — Боюсь, я не могу ничего с собой поделать. И Вы должны будете простить меня за это, - и, не дав Мэри даже обдумать свои слова, он трепетно коснулся её тёплых, алых губ. У них был привкус сладкого чая и имбирного печенья с глазурью, которое он так охотно всегда таскал со стола. Девушка приподнялась на носочки и еле ощутимо погладила музыканта по щеке своей хрупкой, но уверенной рукой. Он прижал её за талию чуть ближе к себе и почувствовал, будто держит в руках настоящее сокровище. Но не тяжёлое, как медные монеты, а лёгкое, как фарфоровая кукла и мягкое, как снег зимой. Если бы не он, она бы уже давно вспорхнула. Но Робертсон не хотел отпускать её. Не сейчас, не потом. Сегодня та самая Рождественская ночь, когда Санта наконец исполнил его желание. Парня всё удивляло, почему он до сих пор не был вышвырнут за дверь, почему она поддавалась этому нахлынувшему чувству, почему не сопротивлялась и даже не пыталась ускользнуть или тюкнуть его по голове половником. К чему всё это, если она запрещает себе привязываться к людям? Ведь мысль о потере близкого человека, что уж говорить о самом расставании, задевает самые тонкие струны души, отчего внутри будто что-то пережимается и всё начинает дико болеть. И ты не можешь ни есть, ни спать, ни даже соображать. Так неужели она привязалась? Вот так вот, не сказав. А впрочем, «действовать» - Мэри сама не раз учила, что нужно действовать. Слова - это такой пустяк. И, кажется, они оба это понимали лучше прежнего. — Как думаете, - прервавшись, начал Мистер Эй, - Ваш зонтик выдержит двоих? - он готов был сорваться с ней в Нижнее Какаду, на Северный Полюс, куда угодно. — Давайте как-нибудь в другой раз это проверим, хорошо? - тут же переключилась она. — А пока... ложитесь на диване у себя, а я пойду в комнату детей. Было приятно с Вами побеседовать. - произнесла девушка, забирая с журнального столика свою шляпку. — Сладких Вам снов, Мистер Эй. И... чашку за собой помойте! — Как скажете! Доброй ночи, Мэри! Он был доволен. Доволен, как кот. И думал, что, может быть, теперь она передумает и всё же останется с ними.