Особо опасен

- Не спать, салаги! Работать! Никогда ему не стать Монсерратом Кабалье. Слишком уж голосина прокуренный, больше похоже на простуженное карканье, хоть и крайне эмоциональное. Что? Монсеррат Кабалье – это разве женщина? Что ж. Хиджиката-сан и женщиной был бы неважной. Ну, это чисто его субъективное мнение. Сого казалось, что его щека намертво приклеилась к прохладной поверхности стола. Даже губы невольно сложились в трубочку. Мир казался поплывшей цветной кляксой, благодаря застилающим глаза слезам. От каждого зевка трещали челюсти, а от соленых дорожек чесался нос. А еще он чесался от въедливого шлейфа табака, что оставлял за собой замком каждый раз, когда проходил мимо. Сого едва сморщился и, прилагая неимоверные усилия, оторвал тяжелую голову от стола. До того тяжелую и такую пустую одновременно. Странно. Если слишком много думать, вот как Хиджиката-сан, например, голова будет ныть беспощадно. Внимательный Сого частенько замечал, как старший по званию сжимает указательными пальцами виски, прикрывая глаза. И Окита каждый раз надеялся, что вот-вот майо-маньяка свалит кровоизлияние… После тяжелой работы, когда мыслительный процесс уже даже не на нуле, а перевалил за минуса, голова гудит, словно в черепной коробке развернулась черная дыра. Она крутится и крутится, задевая рваными краями стенки черепа. Сого плотно закрыл глаза. Ему нельзя работать умственно так много. Начинает думать о дурацких вещах, а свои же собственные суждения загоняют в целый лабиринт Минотавра. Белые ровные прямоугольники отчетов возвышались стопками перед его глазами. Эту всю бесполезно-макулатурную деятельность еще нужно успеть сдать в архив до шести часов. Стрелки на циферблате только подтягиваются к троечке. Может еще вздремнуть? Или нет. Сложно уснуть, когда за тобой ведется беспрестанный контроль пары покрасневших от недосыпа глаз. Окита демонстративно медленно потянулся, совершив контрольный зевок. От души хрустнул суставами пальцев. С наслаждением размял плечи и почесал затылок. Один вид бумажных небоскребов, что высились на его столе, совсем не побуждал к активной деятельности. Капитан первого отряда, придав лицу выражение крайней деловитости и сосредоточенности, обнял пальцами первое попавшееся личное дело. Ощущения навязчивой слежки тут же исчезли. Сого, медленно распутав завязочки на худой папке, открыл её. На фотографии лицо. Унылое оно какое-то. Совсем незапоминающееся. Морда рядового и туповатого зека. Его поймали на прошлой неделе, раскрыв базу его подельников. Скучные торговцы наркотиками и прочей нелегальной ерундой. Да и подох этот чувак быстро – Сого тогда даже напрягаться не пришлось. Хотя типчик был очень словоохотливым. Шибко много языком молотил, да все впустую. Папка перекочевала в стопку «раскрытые дела» и была благополучно забыта. Полицейский даже над рапортом особо не маялся, черканув пару общих, фактически «ни о чем» абзацев. Для протокола сойдет. А большего эти шавки не достойны. Следующее дело о несанкционированной организации, что доставляли контрабанду с какой-то звездной системы с трудновыговариваемым названием. Кажется, поставка ядохимикатов, какая-то очередная лабуда с генной мутацией населения. Это дело оказалось на порядок веселее предыдущих, хотя бы от того, что Хиджиката Тоширо нервничал гораздо больше, чем обычно, напоминая кудахчущую квочку. От чего выглядел забавней. Очередное дело отправилось к своим собратьям с ярлыком «раскрытые». Пальцы скользили по корешкам документации, выхватывая отчеты из общей массы без какой-либо системы. Секундная стрелка раздражающе тикает, а минутная со скоростью пьяной каракатицы только подползает к пяти минутам четвертого. Может сгонять до автоматов и налить себе чашечку кофе? Указательным пальцем он подцепил папочку с красной меткой на корешке. Ммм, особо опасен. Фотография, прикрепленная скрепкой к титульному листу, была размытой. Словно преступника фотографировали на бегу. Длинные волосы, захваченные в плен небрежной косой. Челка дыбом, словно о расческе обладатель колоритной шевелюры никогда и не слышал. Глаза большие, как тарелки из-под пиццы – на пол лица. А улыбка? Широкая довольная, слегка перекошенная. Ладони, кажется, немного вспотели. Под диафрагмой ежом свернулось волнение. Вспоминалось заданием урывками. Отдельные моменты вспыхивали в голове, словно новенькие кварцевые лампы в морге, другие тонули в мутном вареве памяти. Он плохо помнил место, хотя где-то, на тонких листах, оно, конечно же, отмечено, но он хорошо помнил острую боль в грудине, и частые-частые удары сердца в ушах, напоминающие звуки большого тайко. Он не мог сказать с уверенностью, какое было время суток, но четко видел красное, изуродованное странной гримасой отчаянья лицо Хиджикаты. Сого не помнил точное число погибших товарищей, но он отчетливо видел, как они умирали. Бесконечно долго, мучительно, под внимательным взглядом синего безумия, под белыми руками с гротескными, красными кляксами по плечи. Этот псих словно танцевал. Были отчетливо слышны тошнотворные, чавкающие звуки его шагов время-от времени. Очередной «партнер» в такой родной черной форме держался не долго – минуты четыре. Хиджиката, видимо, чисто из-за врожденной вредности продержался дольше, наверняка. Он не умер, свезло в отличие от многих. Конечности собственного тела, против обыкновения, плохо слушались. Даже самому себе нападения, контратаки, отступления и обманные обходы виделись слишком медленными, нелепыми…бесполезными. Это как мухи дрыгают мохнатыми лапками, намертво увязнув в клейкой ленте. Окита, кажется, еще никогда не чувствовал себя таким никчемным. Бесполезным, просто недопустимо слабым! Именно сейчас пресловутое выражение «смерть дышит в затылок» не казалось глупым. Он слышал дыхание – хриплое, тяжелое, кашляющее, как у туберкулёзника. От этого психопата воняло кровью – густо, насыщенно, как от убойщика скота. Хотя сравнение Шинсенгуми с бесполезными, глупыми овцами, Сого было крайне не по душе. Верная во все времена катана, словно была чужая к ладони. Сого четко видел, как через оптический прицел, синие-синие глаза. Близко. До ужаса. - Самурай-са-ан? Не разочаровывай меня – рано дохнуть! – какой у него певучий голос. Приятный. Окровавленной физиономии совсем не идущий. Сого хорошо помнит белые пальцы в алый узор, что вцепились в форму, словно подвесные крючья в куски мяса. - Не дождешься, - силы остались только на свистящий шепот. Страх отступил. Резко. Было не страшно висеть в его руках, едва касаясь мыском ботинок земли, не страшно чувствовать нарастающий холод в пальцах рук и ног. Страшно было другое – сдохнуть без возможности утащить этого красавчика к парадному входу в Ад. Точнехонько за собой. Через силу, следуя беспрекословному желанию мозга, правая рука все четче ощущала рельефную рукоять. Горло драл такой ни к месту кашель. От него в висках бьет набатом. Сого даже не сразу расслышал мелодичный смех, пусть он и раздавался в крайне нежелательной близости от уха. - Самураи – такие живучие, ну, в сравнении с остальными моими противниками, - этого дурканутового неожиданно потянуло на светскую беседу, чему первый капитан нарадоваться не мог. - Напиши… напиши про это монографию, - через силу посоветовал Окита, пытаясь ухватить по больше горького воздуха. Длинокосый ублюдок же прикрыл глаза, даря настолько широкую, насколько беззаботную улыбку. - Аре? Считаешь? – видимо, ему разговор был в забаву. Сого бы тоже на его месте посмеялся, да от души. Но, увы, Окита был на своем месте. В таком подвешенном, плачевном и абсолютно неприятном месте. - Конечно, - сухая кожа неприятно стянулась на губах от фальшивой ухмылки, - Будет очень поучительно для подрастающего поколения первоклассных убийц. - Хмм, - безумец, перехватив пока еще безвольного капитана одной рукой, задумчиво почесал подбородок, еще больше размазывая кровь. После он с таким смаком слизывал её с губ и пальцев, что Сого почувствовал новый приступ тошноты. Ему было плохо от одного только присутствия этого дебила, что уж говорить про общее физическое состояние, как непосредственный итог этой «близости». - Не люблю конкурентов, – счастливо продолжил маньяк, лениво встряхнув офицера, - Хотя без них будет скучно! Окита пытался не думать о том, какой бредовый-то разговор вяжется с его врагом. Но все свои силы он бросил на чувствительность правой руки, выводить кружева более конструктивной беседы физически не хватало ни сил, ни воображения. Ранее изящный шарфик, теперь играл очень злую шутку, неблагосклонно сдавив горло. - П-понимаю! Рывок. Лезвие по касательной прошивает бедро. Ладонь щедро заливает тепленькая, липкая кровушка. Во рту стало кисло, как в момент жуткого похмелья. - Самураи такие странные, - голос Камуи, так, вроде бы, его звали, стал до дрожи спокойным, когда он смотрел на свою цветущую рану. Меч необычайно звонко стукнулся оземь. Ощущение невесомости было до безобразия коротким. Потом Сого показалось, что спиной он врезался в локомотив. Он даже мог поклясться, что слышал глухой хруст своих же ребер. Мир провалился в красное марево. Тело отказало сразу везде, осталась только во всех отношениях неправильная легкость. А еще ощущение скрученного в тугой узел желудка и противный спазм глотки от рвоты. Тряхнуло славно, как прохладительный коктейль в шейкере. Нестройный ряд гаражей и складов дружно завалились набок. Камуи шел мучительно медленно, в шутливом полупоклоне. Он так внимательно смотрел, а глаза – цветные стекляшки битых бутылей. Нога, в таких раздражающих китайских тапочках, название которых Сого упорно не мог вспомнить, вдавила голову в жесткий грунт, с явным намереньем раздавить в кашу многострадальную черепную коробку. Сознание стремительно гасло, как свеча, накрытая сверху банкой. Это был один из тех редких случаев, когда Сого Окита отчаянно молился Богу… *** Первое что увидел юноша, когда очнулся – солнечная, рыжая маковка. Маленькие ручки, давящие на ноги. Девчачье личико с глупым спящим выражением. А еще широко раскрытый рот, кажется пускающий слюни. Сого даже не пытался пошевелиться, словно зачарованный, смотря на нагло дрыхнувшую незаконную эмигрантку Йородзуи. - Эй, - низкий хрип царапал горло, словно противная кошка обивку дивана, - Э-эй, пора, китаечка, проснись, открой сомкнутый храпом взоры… - на этом воображение дало сбой, убивая ритм повествования. Кагура открыла одно око, мрачно чавкая, потом второе, протяжно шмыгнув носом. Сого заметил красные белки глаз посетительницы, явно от конкретного такого недосыпа. - А, все-таки очнулся, - её подбородок уперся в бедро, вызывая неприятное ощущение. - Все-таки очнулся, - слабым эхом отозвался Сого, прикрывая тяжелые веки, словно Вий, - Тебе не в радость… - Явно! – согласно зевнула маленькая Ято. Ногам стало в миг легче и гораздо холодней. - Стоит ли мне спрашивать, что ты тут забыла, обжорка? - Эй! Потрудись говорить повежливей со своей спасительницей, смерд! – Кагура важно задрала курносый носик и если бы не слабость, Сого обязательно бы его дернул, - Йородзуя – всегда прибудет вовремя и спасет из любой передряги! Окита уже примерно прикидывал, в какую круглую копеечку вылетит это спасение для Шинсенгуми. То-то замком обрадуется! Только через две недели Сого смог самостоятельно сесть, а еще через семь дней – встать. Ходить без помощи костыля он будет многим позже. Подробности дела выяснились сразу же, когда офицер переступил порог родного штаба. Пострадавших было множество – едва ли не треть личного состава Шинсенгуми, в число которых входит около полусотни убитых. Как туда ввязалась Йородзуя, оставалась тайной, покрытой мраком, впрочем, как это часто и случается. Хотя, чего греха таить, внезапное появление этой шайки-лейки весьма помогло – по крайней мере, Кондо-сан и Хиджиката-сан щеголяли вполне товарным видом на своих двоих. Оплата услуг Йородзуе по спасению и активному оказанию помощи с гражданской позиции, действительно составила весьма округленную сумму. Но даже Хиджиката-сан приветствовал это дело, проникшись благодарностью. Бывший капитан седьмого отряда Харусаме, а в данный момент, по некоторым верным источником, один из сообщников Такасуги Шинске скрылся с места происшествия. В данный момент ведется активный поиск подозреваемых и виновников. - Вряд ли, его найдут, - обозначил тогда очевидное данна, лениво буравя мизинцем правую ноздрю. И китайка сидела рядом с очкариком такая тихая-тихая, только во взгляде иногда проступала явная досада и гнев. *** Капитан первого отряда Шинсенгуми лениво водил ручкой по листку. Стрелки уныло повисли к половине шестого, что слегка взбодрило офицера полиции. Окита медленно поднялся, разминая затекшие ноги. Пухлая папка с красной меткой на корешке отправилась в стопку «на дальнейшее рассмотрение». Но когда-нибудь дело об особо опасном преступнике обязательно окажется в «раскрытых». Уж он-то лично об этом побеспокоится…