***
10 мая 2015 год, 19:15. Белый свет заполняет всю просторную залу с большим круглым (на самом деле овальным) столом посередине, за которым разместились весьма необычные люди с разноцветными головами. Это были почитаемые персоны с высоким статусом — страны. Сегодня, как, впрочем, и обычно, их было не особо много: только великие державы и пара мелких стран, приглашённых для каких-либо своих дипломатических переговоров. Но сейчас все внимание было сконцентрировано на двух персонах, устроивших очередные разборки, ставшие для них привычными. Девушка с сине-жёлтым лицом в кофточке песочного цвета и чёрных штанах стояла, оперевшись руками о стол и подавшись корпусом вперёд. Она что-то гневно высказывала своему противнику — парню с лицом цвета триколора, в шапке ушанке, серой кофте и брюках. Он сидел с серьёзным видом, откинувшись на спинку стула, и время от времени наигранно-спокойно отвечал бесновавшейся девушке. По его тону было понятно, что он ещё не совсем отрезвел от недавней пьянки, но в целом он держался неплохо, говорил связно, хоть и было видно, что это давалось ему с трудом. Некоторые страны разделились на два лагеря: те, кто за девушку, и те, кто за парня. Они тоже иногда вставляли реплики в защиту своей или в оскорбление другой стороны. Остальные просто наблюдали за разворачивающимся действием. Великобритания сидел с "фейспалмом" буквально с самого начала ссоры, хотя также временами встревал в спор. Франция нет-нет да и краснел от нескончаемого потока хохлятской брани. Чехия и Словакия поддерживали свою бунтующую подругу, постоянно поддакивая и огрызаясь на тех, кто пытался утихомирить их. Китай стояла позади России, Япония — рядом с Украиной, которую часто ловила за руки, когда хохлушка пыталась накинуться на своего противника. Девушки нервно переглядывались друг с другом, готовые в любой момент разнять драку. Беларусь, сидящая рядом со своим братом, яростно защищала его, самостоятельно отвечая на все колкости сестрицы. Америка, как обычно, залипал в своём телефоне, закинув ноги на стол. Изредка он отрывался от гаджета, чтобы ехидно усмехнуться или от души поржать над всем происходящим, за что получал смачную оплеуху от соседа — Канады. Германия хоть и сидел со стороны Украины, но на этот раз поддерживал Россию. Он внимательно слушал все доводы украинки и аргументы Беларуси и что-то усердно записывал в свой блокнот, который постоянно таскал с собой в кармане идеально выглаженных брюк. Он был der Tüfteler (педант) в плане одежды, манеры поведения и речи. Всегда сдержанный и рассудительный, он готов в любой ситуации выступить в роли честного судьи. Германия — востребованный гость на каждом собрании стран. У него был хороший вкус: он сторонник строгого и официального стиля одежды, поэтому парень зачастую появлялся в чистой рубашке с аккуратно завязанным галстуком, тёмных брюках и чёрных лакированных туфлях, всегда идеально начищенных. Многие считали, что даже свои очки он носил чисто для имиджа, а не из-за проблем со зрением (хотя это не имело подтверждений). И сейчас он был крайне недоволен поведением хохлушки, за что временами отчитывал её. Но на взбудораженную украинку это никак не действовало. Обстановка накалялась. Верещавшую девушку становилось все труднее и труднее***
1939 год. 1 сентября. Ровно 75 лет назад Третий Рейх напал на неё и оккупировал, сделав своей рабыней. Следующие шесть лет стали для неё сущим адом: на её землях расположились фашистские концлагеря, рядом с одним из них, близ Освенцима, поселили её. В этом лагере она и работала. Душераздирающие крики ни в чем не повинных людей, оказавшихся презираемой фашистом национальности, горы изуродованных пытками и голодом трупов, которые каждый день приходилось бедной девушке собственноручно сжигать. В один ужасный день, измученную пленом и нескончаемой кошмарной работой, Польшу в лагере Треблинка-2 заставили самостоятельно запереть в газовой камере кучку бездомных детей и их воспитателя, который мог быть освобождён от ужасной казни, но предпочёл остаться до конца со своими юными воспитанниками. Она помнила их блестящие от слез глаза. Они были детьми, но взгляд... О их ужасный взгляд... Сколько боли, скорби, ненависти и смирения в нем было. Но они были детьми! И они остались ими до самой смерти. Их воспитатель во время всего ужасающего процесса не переставал им что-то рассказывать, читать какую-то сказку. Он отвлекал их от тяжких, пугающих мыслей все то время, пока оставался кислород в камере, в его груди. Затем он смог лишь собрать всех в кучку и прижать к себе, тихо, плавно покачиваясь, как бы убаюкивая их. Дети кашляли, из их глаз текли слезы, они задыхались... Один за другим покидали они этот чудовищный мир. Последним сомкнул глаза воспитатель... Эта картина окончательно сломала что-то внутри хрупкой Польши. Из резвой дружелюбной девчушки она превратилась в отстраненную нервную особу с суицидальными наклонностями. Невыносимо мучительные шесть лет оставили не только физические, но и моральные глубокие раны. Как бы то ни было странно, но затянуться им помог сын её кошмарного тирана — Германская Демократическая Республика (ГДР, ныне просто Германия). Поначалу она боялась его, сторонилась, избегала встреч. Очередная трудность в виде Холодной войны сплотила их: Германия помогал Польше чем мог. Он возрождал её из пепла, залечивал раны, восстанавливал умерший духовный мир. Польша вернулась к прежней спокойной жизни под попечительством Германии. Ему удалось отвлечь её от прошлого и заставить жить настоящим. Но глубокие раны не излечиваются полностью - остаются безобразные шрамы, напоминающие о событиях минувших дней. И вот не так давно, осенью исполнилось 75 лет с момента захвата Польши. Естественно, первое сентября не прошло в простой тихой скорби - везде, по всем каналам, во всех кинотеатрах транслировали документальные фильмы о концлагерях, хроники военных действий. Сама Польша невольно стала зрителем некоторых картин. Она снова вспомнила те кошмарные дни. Крики из киноленты раздавались в её голове с утроенной силой. Слёзы не наворачивались на глаза — их просто не было, душа замерла в ужасе, шрамы прорвались и дали кровоточину, причиняя ещё большую боль, чем ранее. После фильмов она посмотрела на Германию, но не видела в нем того, кто подарил ей силы жить. В его чертах, походке, акценте она видела лишь ненавистного тирана, изгубившего её жизнь. А когда парень взял за руку вскочившую с места с чудовищным ужасом в глазах девушку, та завизжала и ударила его по лицу, а затем убежала в неизвестном направлении. Её нашли спустя неделю - она остановилась в гостинице недалеко от Беловежской пущи. Видимо, атмосфера спокойствия и умиротворения напомнили ей, что всё в прошлом. Польша извинилась перед Германией и вернулась вместе с ним. Но с того дня она сильно изменилась — стала такой же, как после войны: у неё могли начаться истерически припадки (которые та пыталась подавлять), время от времени вместо Германии она видела Третий Рейх, по ночам она просыпалась с тяжёлой отдышкой, жалуясь на кошмары, в которых ей приходилось подчиняться дьявольской воле безумного отродья. Со временем приступы стали проходить, и теперь, спустя полгода, ей стало намного лучше. По крайней мере так думали остальные страны. Польша просто научилась притворяться, скрывать под маской апатии и безразличия свою душераздирающую боль. Она притворялась довольно умело, но Германия понимал, что его liebes Polen (дорогая Польша) ещё не до конца пришла в себя. Говорить с ней об этом он пока не хотел — Польша не подавала повода для разговора, да и к тому же он боялся задеть тонкие струны души его lieber Freund (милого друга). Вот и сейчас она сидела, как на иголках: её бросало то в жар, то в холод. Ей даже показалось, что на лбу выступил пот. Это кольцо... С кем она обвенчана, кто стал её благоверным супругом? Мысли путались, она лишь помнила, что её муж сидит рядом с ней. Она повернулась к нему. Глаза расширились от изумления. — O Boże! Czy to możliwe? (Боже! Возможно ли это?) — пронеслось в её голове. Того ли она увидела, кого ожидала? Третий Рейх! Его дьявольская ухмылка, его голос. Он повернулся к ней лицом. Ужас! Лицо! Его лицо! Его правильные, красивые черты. Эти черты она ненавидела больше всего в своей жизни, эти глаза (бездушные, пустые) пугали её до дрожи в коленях. Но всё же что-то было в нем не так. Пары секунд зрительного контакта хватило, чтобы усомниться в точности видимого. Взгляд... Не такой... Взгляд соседа не прожигал душу, как делал это взор Рейха. Глаза страны, сидящей напротив, смотрели вопросительно и напугано. Польша отвернулась и потёрла переносицу. Неужели она действительно замужем за Рейхом? Почему он тогда смотрит на неё по-другому, не с прежним огнём осознания доминирующей позиции, а с нежностью, заботой и трепетом? Прикосновение ладони, лёгшей на её плечо, прервало поток сумбурных мыслей. Польша вновь повернулась к своему соседу. — Nie, to nie on (Нет, это не он), — с облегчением выдохнула она. Рядом с ней действительно сидел немец, но лицо его было не красным с чёрной свастикой в белом круге по середине, а черно-красно-жёлтым. Глаза не были пустыми, бездушными. В них светилась тревога. — Bist du in ordnung, mein Schatz? (Вы в порядке, моя дорогая?), — заботливо поинтересовался парень. Только сейчас девушка услышала, какой гомон стоял в комнате. Этот шум... Её будто ударили по голове чем-то тяжёлым. Щёки запылали яркой краской. К горлу подступил ком, по телу прошла дрожь. — Czuję się źle. Pójdę (Мне нехорошо. Я пойду), — еле выдавила из себя Польша. Она вскочила со стула и хотела уже удалиться из комнаты, как вдруг яркий свет ослепил её. Глаза закрыла белая пелена, в ушах поднялся звон. Она почувствовала удар от падения, пелена стала темнеть и превратилась в черную. Последнее, что ей удалось услышать, были знакомый голос с немецким акцентом, вскрикнувший "Mein Gott!", топот подбегающих к ней стран и чешское "Sestra, co je s tebou?" (Сестра, что с тобой?). Она почувствовала, как кто-то поднял её голову. Затем она погрузилась в беспамятство. Германия приподнял Польшу. Она была очень горячая.***
Собрание окончилось. Ничего важного на нём так и не удалось обсудить, ведь ссора Украины и России закончилась только тогда, когда Польша упала в обморок. Германия тут же повёз свою braut (невесту) домой, в резиденцию недалеко от Рейхстага, где они жили после подписания брачного договора. Машину вела Япония, хорошо разбиравшаяся в медицине и согласившаяся помочь немцу. Всю дорогу парень не отпускал руку дорогой ему страны, гладил горящее лицо, тихо приговаривая: — Alles wird gut, Schatz. Du bleibst wichtig (Все будет хорошо, милая. Ты главное держись). Япония видела через зеркало заднего вида, как Германия время от времени снимал очки, чтобы протереть мокрые от слёз глаза.***
Давящую тишину в небольшом немецком коттедже перерывал лишь мерный стук часов. Германия не находил себе места: он 13 раз прошёлся по залу туда и обратно, минут 5 молча наблюдал за движением часовых стрелок, хотел выпить успокоительный чай, но рука дёрнулась, и кипяток, обжёгший кисть, вместе с осколками чашки оказался на полу. Острая боль привела парня в себя. Он машинально убрал фарфоровые черепки и вытер горячую лужицу. Нет, он не мог больше сидеть и ждать, пока Япония осмотрит потерявшую сознание девушку. Германия и сам отлично разбирался в медицине, но в таком шокированном состоянии он вряд ли смог бы провести осмотр должным образом. Сейчас он жалел о том, что попросил анимешницу помочь, ведь это томительное ожидание сводило его с ума. Минуты превратились в часы. Парень принялся разбирать вещи со стола и с пола, оказавшиеся не на своих местах в процессе поиска аптечки. Даже уборка не отвлекала от мыслей о Польше. Когда всё было разобрано, Германия плюхнулся на диван с тяжёлым вздохом. Тик-так, тик-так... Он взглянул на часы: секундная стрелка неумолимо бежала по кругу, то замедляясь, то ускоряясь. Парень протёр глаза — теперь она идёт равномерно. Прошло уже около получаса... Чего Япония медлит? Всё, он больше не может сидеть сложа руки. Парень вскочил с дивана и пошёл, нет, побежал вверх по лестнице на второй этаж, где располагались спальни. В одной из них сейчас и лежала девушка без сознания. Оставалась пара метров до заветной двери. Но в это время она распахнулась, и перед немцем оказалась невысокая белолицая девушка, внешне больше напоминающая ребёнка. —Endlich! (Наконец-то) Ну, как она? Что с ней? —Спокойнее, Германия-Сан. Польша просто переутомилась. Это все из-за нервов. Но будь уверен: пара дней постельного режима, горячий ромашковый чай с настойкой пустырника или валерьянкой — и ваша frau придёт в себя. А пока я поставила ей капельницу с успокоительным. От ехидного frau Германия поёжился. Он никогда не называл Польшу женой. — Когда она проснётся, накормите её — лекарства не должны действовать натощак. Это пока всё, чем я могу помочь — закончила девушка. Парень задумчиво уставился в пол. Неужели она слегла из-за нервного срыва? Да, именно так и было. Он вспомнил её напуганный взгляд на собрании. У Польши вновь были галлюцинации, поэтому она приняла Германию за Рейха. И ведь он знал о её состоянии. Знал ещё со времён Холодной войны, но надеялся, что всё само пройдёт. Видимо, не прошло. И теперь ей стало намного хуже, чем под конец Второй Мировой, а самое главное — виноват в этом он сам. Виноват даже больше, чем его отец Рейх, ведь он знал, но ничего не делал и просто положился на время, хотя мог всё предотвратить. И теперь это время издевалось над ним, посмеиваясь мерным тиканьем часов. — Германия-Сан? Ты в порядке? —Да, спасибо большое, Япония. Даже не знаю, как тебя отблагодарить... —Ничего не нужно, правда. Это мой долг как друга — помогать. Девушка мило улыбнулась. Германия не мог не улыбнуться ей в ответ. —Что ж, я пойду, но обещаю заглянуть попозже. Сайонара! —Auf Wiedersehen, Япония. И ещё раз — спасибо. Девушка ушла. Теперь Германия остался наедине с Польшей. Некоторое время он стоял в нерешительности перед дверью, отделявшей больную от него. Наконец, он зашёл в комнату.***
Девушка лежала на кровати под одеялом. На её голове покоилась мокрая тряпка. От руки, не накрытой одеялом, тянулась трубочка к стоящей рядом капельнице. На тумбочке при кровати был хаос: разворошённая Японией аптечка перемешалась с ранее лежавшими здесь предметами. На стуле у стены была аккуратно сложена одежда девушки — Япония не поленилась переодеть Польшу в сорочку. Видимо, поэтому процесс осмотра так затянулся. Но это всё не интересовало парня. Вид девушки вогнал его в депрессию. Германия был выдающимся врачом. Сколько жизней он спас, сколько пациентов вернул с того света. Он сталкивался с ситуациями и похуже, чем сейчас. Как бы ни прискорбно было сознавать — и на его руках умирали люди. Но смерть не вызывала у него шок. Стойкость и хладнокровие были у него от отца. Так почему же от вида этого бледного, измученного лица ему хочется***
Ночь прошла незаметно. И вот уже на улице вовсю светило солнце, но его свету трудно было пробиться сквозь плотные шторы занавешенных окон. Польша медленно открыла глаза. Какое-то время она ничего не чувствовала. Из-за головокружения она плохо соображала, что произошло и где она. Но понемногу зрение начало восстанавливаться, голова перестала гудеть, и теперь она отчетливо чувствовала боль в спине. Также она почувствовала, что кто-то держит её за руку, когда она попыталась поднять её, чтобы протереть глаза. Она посмотрела вбок: капельница, стул. На нём сидит Германия, и это именно он держит её за руку. Другая его рука покоилась на тумбочке и играла роль подушки, на которой он и заснул. Девушка плохо помнила, что произошло, но эта трогательная картина заставила её расплыться в умилительной улыбке. —Jak słodko. Zastanawiam się, jak długo tu siedzi?(Как это мило. Интересно, как давно он тут сидит? ), — думала она, свободной рукой поглаживая спящего парня по голове. Прикосновения разбудили его. Сонно вздохнув, он поднял голову и посмотрел на улыбающуюся Польшу. —Dzień dobry —Guten Morgen. Как ты себя чувствуешь? Девушка ничего не сказала и только отвела взгляд. —Посиди немного, а я схожу разогрею завтрак и заварю тебе чай. Парень прильнул губами ко лбу Польши. Девушка явно не ожидала таких нежностей от вечно сдержанного супруга, поэтому слегка покрылась румянцем. После пары секунд Германия отстранился. — Температура, вроде, спала. Это хорошо. "А, это он температуру проверял..." — поняла уже успевшая смутиться Польша. Он заметил её слегка разочарованный взгляд, ухмыльнулся, и снова прижался ко лбу больной. На этот раз чтобы просто поцеловать. Девушка замерла от неожиданной нежности. Германия улыбнулся и вышел из комнаты со словами: —Я скоро вернусь. Почему он так странно себя ведёт? Куда делся этот флегматичный бесстрастный парень, за которого она вышла замуж, чтобы просто не остаться одной? Она не понимала, что происходит, но эти изменения ей пришлись по душе. Минут через десять Германия вернулся с подносом в руках. На нём стояла тарелка с куриным бульоном (который парень приготовил перед тем, как лечь спать), аккуратно нарезанные ломтики ржаного хлеба и чашка с ароматным чаем, от которого тянулась струйка пара. Польша не была голодна. Ком всё ещё стоял где-то глубоко в горле. Но никто, даже больной, не способен устоять перед стряпнёй Германии. Поэтому тарелка и чашка были опустошены за считанные минуты. Но девушка никак не могла ожидать того, что произошло после трапезы. Всё то время, пока она ела, парень внимательно смотрел на неё. Когда с завтраком было покончено, он неожиданно выдал спокойным тоном: —Расстегни сорочку. Девушка в недоумении уставилась на него, но строгий и спокойный взгляд Германии заставил её выполнить просьбу. Пока она возилась с пуговицами на спине, парень наклонился к тумбочке и начал что-то искать в ней. Затем, когда пуговицы были расстегнуты, он сказал: — Отвернись. Польша медленно повернулась на кровати. Она не знала, чего от него ещё можно ожидать. Парень спустил с плеч рукава сорочки, оголяя спину, а вместе с ней и окровавленные бинты. —Знаешь, когда они у тебя болят, ты сидишь неестественно прямо, будто столб проглотила,— говорил он, аккуратно снимая повязки. Последний оборот, и взору открылась спина с двумя кровоточащими обрубками. Когда-то у Польши были белоснежные крылья. Но Рейх во время Второй Мировой приказал отрубить их, чтобы пленница не сбежала. Иногда от сильного стресса они начинали болеть и даже кровоточить, как и сейчас. Германия намазал обрубки специальной мазью и стал растирать её по всей спине, чтобы уменьшить спазм и напряжение. После массажа и перевязки, надевая обратно сорочку и помогая застегнуть пуговицы, он сказал: —Sehen? (Видишь?) Ты можешь доверять мне. Я никогда не обижу тебя и ни за что больше не дам в обиду. Польша повернулась и внимательно посмотрела ему в глаза. Они светились заботой, нежностью и чем-то ещё непривычно тёплым... Любовью. Германия внезапно прижал её к себе. Девушка тоже заключила его в объятия. Тепло прошлось по её телу, унимая слабую дрожь. Она почувствовала, как что-то внутри неё начало оживать, расцветать. Тепло их объятий подействовало лучше заживляющих мазей, ведь оно начало затягивать душевные раны. Спокойствие и блаженство наполнили Польшу. Парень немного отстранился и приблизился к её лицу. Поцелуй... Второй поцелуй за всю их совместную жизнь. Такой нежный и сладкий. Девушка еле сдерживала слёзы. И как она могла путать этого прекрасного парня, поднявшего её с колен и сейчас так ласково целующего, с тем, кто "сломал" её. Да, это был его сын. Да, внешне они сильно похожи. Но на внешности и немецком акценте и заканчивается их сходство. Почему он вдруг стал таким сентиментальным? Она не хотела об этом думать, по крайней мере сейчас. Девушка наслаждалась моментом проявления нежных чувств, которых ей так не хватало, но она боялась сама проявлять инициативу, не зная, как отреагирует этот вечно сдержанный и строгий парень. Германия наконец разорвал долгий поцелуй, вновь обвивая торс Польши для объятий. — Ich liebe dich, meine süße Frau.(Я люблю тебя, моя милая жена) Извини, что был скуп на эмоции. Извини, что не поддержал тебя в нужный момент. Я был ужасным мужем. Отныне я буду делать всё, чтобы ты была счастлива. Девушка почувствовала, как на её плечи упала пара капель. Она крепче прижала его к себе и, поглаживая по спине, ответила: —Тише, тише. Давай оставим всё в прошлом и начнём жить заново, пока не поздно. Германия кивнул. "Не волнуйся, Польша, я сдержу своё обещание"— подумал он, — "Besser spät als nie (лучше поздно, чем никогда) ".