Мужчина медленно брёл по коридору, стуча своими новенькими оксфордами. В храме науки царила тишина, но изредка доносились голоса отвечающих студентов или рассказывающих что-то преподавателей, когда он проходил мимо дверей бесчисленных аудиторий. В его привычки входило пить по утрам зелёный чай и опаздывать на семинары ровно на десять минут, чтобы дать студентам фору. Потому что в Сеульском Национальном университете каждая собака была осведомлена о том, насколько жёсткие семинары у Чон Чонгука, доцента и кандидата филологических наук. Чонгук остановился перед нужной дверью и тихонько отворил её.
— И только потом до меня дошло, почему у меня так задница зачесалась, когда я увидел его, — услышал он голос старосты группы, у которой должен был пройти семинар, — у меня теперь имя суженого-ряженого на пятой точке!
Чонгук хлопнул дверью, и несколько пар глаз тут же устремились на него, а тот самый староста, глава студенческого совета Ким Тэхён, тут же соскочил с парты, на которой сидел и округлил свои глаза до невозможных размеров.
— Добрый день, — начал Чонгук, положив свою сумку с ноутбуком и бесчисленной кучей бумаг на стол, махнул рукой, тем самым молча веля всем садиться на свои места.
Он взглядом прошёлся по аудитории, с наслаждением впитывая в себя трепет и страх студентов, взял в руки свой чёрный блокнот, который в народе называли «Молотом Ведьм», не просто так связывая его с небезызвестной книгой. В книге было предоставлено руководство по опознаванию и истреблению ведьм, в блокноте — отметки, помогающие распознать прогульщиков и лентяев.
— Ну что, сегодня у нас аллегория и английская литература, — начал преподаватель. — Поднимите руки те, кто читал «Повелителя мух».
Если к началу учебного года рук насчитывалось меньше пяти, то после зимней сессии, на которой этот злобный преподаватель истории литературы не хотел ставить зачёт, пока не перескажешь ему сюжет минимум шести книг (ещё одна причина сравнивать Чонгука с дьяволом), рук становилось всё больше и больше. И теперь, в мае, почти каждый студент тянул свою конечность вверх.
— Хорошо, — он довольно просканировал взглядом аудиторию и присел за стол, педантично раскладывая вокруг себя листки с вопросами. — На первый вопрос у нас сегодня будет отвечать Ким Тэхён. Тэхён-ши, вы ведь не только свою задницу разглядывали, но ещё и хорошо подготовились?
По аудитории покатились весёлые смешки, а сам староста зарделся и покраснел. Ещё одна причина, по которой господа-учащиеся проклинали Чонгука — он никогда не позволял отвечать по собственному желанию, крушил неизменное правило студентов наперёд делить между собой вопросы, чтобы не учить все. Он спрашивал по собственному желанию, но не был против, если другой студент хотел дополнить ответ своего товарища.
Тэхён неловко начал говорить, а Чонгук тут же удержал себя от желания закатить глаза. Больше всего он не любил слушать очередные басни, вычитанные из интернета. Нужно было чётко ответить на вопрос о течении, к которому причислял себя автор, а Тэхён молол какую-то ересь совершенно сложными словами, ещё и подглядывал в свои распечатки.
Чонгук совершенно на секунду отвлёкся, смотря в окно на покачивающиеся ветки огромной липы, нависшей над окнами восточной стены университета. На душе было гадко, а в голове тикали воображаемые часики. Недавно стукнуло тридцать, а метки как не было, так и нет. Даже у этого раздолбая Кима она была, а у Чонгука… Дома его ждал только кошак, питался он либо в кафешках, либо заказывал еду на дом, так как ничего, помимо рамена, делать не умел. Он надеялся на то, что ему очень повезёт с соулмейтом. Но метки всё не было.
Чон уже давно забил на клубы и всевозможные другие способы найти «своего» человека, только иногда тоскливо смотрел на целующиеся пары в парке и преимущественно садился на передние ряды в кино, чтобы не слушать глупые причмокивания парочек на последнем.
Чонгук перевёл взгляд на замолчавшего и усиленно пытающегося что-то вспомнить Тэхёна и тяжело вздохнул.
— Хорошо, Тэхён-ши, три с плюсом за то, что прочли книгу и не прогуляли пару.
— Но, — попытался возразить студент, но резко замолчал, натыкаясь на тёмный взгляд преподавателя.
— Что-то не так? Хотите рассказать ещё один вопрос, чтобы я смог оценить вас более объективно? — вопросительно поднял бровь Чонгук.
— Нет, — тут же сдулся паренёк, начав шумно перебирать свои бумажки.
— Вот и славно.
На самом деле Чонгук в далёком прошлом, будучи студентом, прогуливал больше, чем мог позволить себе отличник. Особенно в такую хорошую погоду. Потому, как только пара закончилась, он направился в парк через дорогу, жмурясь под ярким майским солнцем и расстёгивая на ходу классический пиджак. Он постукивал ботинками по мощёным дорожкам, улыбался, смотря на резвящуюся в фонтане молодёжь и купил себе в небольшом ларьке баночку прохладительного лимонада, тут же выискивая свободную лавочку.
Все в радиусе его зрения, как назло, были заняты и Чон подошёл к одной из них, оценивая сидящего в солнцезащитных очках парня.
— Простите, я вам не помешаю? — вежливо поинтересовался он.
Парень даже не взглянул на него, но прокашлялся и заверил, что нет, не помешает.
Ах, вот бы всю жизнь так сидеть — вразвалочку, забыв обо всём, и точно не думая о глупых студентах, для которых нужно на завтра подготовить лекцию. Чонгук попивал лимонад, когда у него резко зачесалась лодыжка. Он положил баночку на лавку, раздражённо закатил штанину и приспустил носок, так как зуд никак не проходил.
«
Пак Чимин» красовалось на слегка покрасневшей коже.
Чонгук резко подскочил и пригляделся к парню около себя, улавливая его движения. Он усердно чесал своё запястье, на котором было выведено аккуратным шрифтом имя самого Чонгука. Он внимательно осмотрел глядящего в даль брюнета и тяжело сглотнул вязкую слюну.
— Меня зовут Чон Чонгук, — как бы невзначай сказал, срываясь на истеричные нотки.
— Пак Чимин, — невозмутимо ответил парень.
— Мне тридцать лет, я преподаю в университете напротив, — выдавил из себя Чонгук, тыкая пальцем в сторону родного учебного заведения. — А тебе сколько лет? Выглядишь на семнадцать.
Взгляд задержался на маленьких пальчиках Чимина.
— Одиночество делает людей бестактными, но Ремарк и не подозревал о таком, — фыркнул парень, едва заметно улыбаясь.
Чонгук захотел влепить самому себе затрещину, но лишь мягко улыбнулся.
— Мне тоже нравится «Три товарища», — вместо этого выдавил он, — но цитата, которую ты использовал, не очень к месту.
— Надо же, какие познания в военной художественной литературе. Что ты преподаёшь?
— Историю литературы.
— У тебя чуйка на студентов своего факультета?
— Учишься там? — прикусил губу Чонгук. Ещё ему этого не хватало.
— Ушёл после первого курса.
— Выгнали?
— Ушёл, — с напором повторил Чимин и, достав из рюкзака небольшую складную пластиковую белую трость, одним махом растянул её во всю длину. — Ушёл.
Парень поднялся с лавочки, а Чонгук завис, не совсем улавливая происходящее.
— Пока, Чон Чонгук.
Он на пробу провёл тростью по земле, а у старшего сердце замерло, забывая о необходимости прогонять кровь. Слепой. Только так можно связать тёмные очки, взгляд в даль, игнорирование метки на запястье и белую трость.
«Он-то готовить наверняка не сможет», — грустно подумал Чонгук, глядя уходящему парню в спину.
На следующий день Чонгук впервые за несколько лет использовал свои записи, проводя лекцию. Обычно он лавировал по аудитории, сыпал остротами и неожиданными вопросами, терроризировал студентов в последних рядах, которые без зазрения совести списывали друг у друга домашние задания по другим предметам. В этот раз он думал о маленьких ручках своей родственной души, о его невысоком росте, красивом профиле с аккуратным носиком с небольшой горбинкой и пухлых губках, растягивающихся в улыбке. Лодыжку приятно жгло.
Чимин сидел на той же скамье, что и вчера. Чонгук прокашлялся, а потом задорно плюхнулся на неё, совершенно не зная, с чего начать разговор.
— Привет, Чимин, — проворковал он, глядя на перепуганную моську парня.
— Не подкрадывайся ко мне незаметно, — дрожащим голосом попросил Пак, заставляя Чонгука раздосадовано прикусить губу. Вот дебил! — Привет, — всё же смущённо мяукнул он, потирая руками свои коленки.
На Чонгука вдруг накатило сильное желание сжать этот маленький комочек в объятьях и извиниться, что заставил его сердечко трепетать от испуга. Вместо этого он ухватился за руку Чимина, проводя пальцем по собственному имени и пресекая любые попытки выдернуть конечность из цепкой хватки.
— Знаешь, что здесь? — ласково спросил он, смотря на быстро сменяющиеся эмоции на лице брюнета. От злости до раздражённости. Ничего светлого.
— Обычное раздражение. Папа сказал, что это аллергия, — сквозь зубы процедил он.
— Надо же, — выдохнул Чон. Слова парня стёрли улыбку с его губ. «Папа сказал». — А у меня сегодня была лекция о писателях «Утраченного поколения». И о Ремарке в частности. Но больше о Хемингуэе.
Чимин выдернул свою ручку из чужих клешней и показательно отвернулся, поправляя сползающие с переносицы очки.
— У меня, как и у него, была близорукость, — вдруг вздохнул Пак, сложив руки на коленях, словно чинный мальчик. Чонгук подался немного вперёд, пытаясь не упустить ни единого слова. — Я не всегда пользовался тростью.
Парень замолчал, а старший подавил желание подбадривающе сжать чужую руку.
— У меня на парах студенты и глухие, когда я прошу повторить последнее сказанное мною предложение, и слепые, когда я спрашиваю, почему они не переписали начерченную мной на доске таблицу или схему, — попытался разрядить обстановку Чонгук. Чимин нервно хихикнул и вцепился в подол своей жёлтенькой футболки. — Впрочем, если ты окончил лишь первый курс, откуда у тебя такие познания? Двадцатый век изучают только на третьем курсе, — Чонгуку было действительно интересно.
— Ещё несколько лет назад я чувствовал себя вполне полноценным, хотя слишком большой диоптрий немного затруднял мою жизнь. Я носил очки и не ценил то, что имел. Я убивал своё зрение чтением книг. Папа запрещал усердствовать, но в старшей школе я совсем было сошёл с ума: читал ночью под одеялом, освещая страницы фонариком на телефоне, читал на уроках в школе, читал в столовой и в общественном транспорте. Я готовился к поступлению на филологический, изучал курс литературы. Поступил. Было окончание летней сессии, — продолжил свой рассказ Чимин, — и я вовсю уже считал себя студентом, когда отец предложил сделать на накопленные им деньги лазерную коррекцию зрения.
— На каком отделении ты учился? — перебил его Чонгук, нервно постукивая пальцами по скамье. Ему было сложно видеть Чимина в таком состоянии, он чувствовал, как тот напряжён и расстроен.
Пак тихонечко всхлипнул и утёр дрожащими пальчиками свои глазки, на минуту снимая чёрные очки. Чонгук вдруг захотел, чтобы он не надевал их обратно.
— Английский язык и литература, — мгновение спустя ответил младший.
— Разве университет не предоставил тебе возможность продолжить обучение? — если честно, Чонгук ещё никогда не слышал о таких случаях, но было бы здорово, если бы такая возможность была.
— Пойми меня правильно, у меня была долгая депрессия. Я потерял зрение и хотел умереть, — тихо сказал Чимин, и Чонгук, не удержавшись, положил руку на его колено, нежно поглаживая. — Я был слишком подавлен, привыкал к новым ощущениям, к вечным цветным размытым кляксам и крикам отца, который всё время судился с клиникой. Прости, что вываливаю всё на тебя, — неловко улыбнулся он, — я уже достаточно давно не знакомился с новыми людьми. Немного подзабыл, как с ними взаимодействовать.
— Хён, — добавил Чон, — ты можешь звать меня хёном.
Чимин робко улыбнулся.
— У меня чёрные волосы и большой нос. Хочешь потрогать? — спустя несколько минут уютной тишины неуверенно спросил Чонгук. Сегодня в парке было меньше людей, чем вчера, поэтому он не стеснялся сторонних свидетелей. Просто хотел, чтобы Чимин хотя бы чуточку представлял, как Чонгук выглядит.
— Нос или волосы? — смеясь, спросил Пак.
— И то, и другое, — смутившись, ответил мужчина.
Чимин протянул свои аккуратные пальчики вверх, а Чонгук схватил его за руки и помог нащупать свои волосы. Он кончился. Совершенно кончился как человек, почувствовав нежные касания подушечек пальцев, аккуратные исследовательские движения. Чимин пододвинулся поближе, касаясь затылка Чона, проводя пальчиками вниз, к шее. Он очертил шею и коснулся фалангами подбородка, а следом — губ.
— Дыши, хён, — хихикнул Чимин, — твои волосы такие жёсткие, но кожа приятная.
Он коснулся носа Чонгука и едва ощутимо очертил щёки.
— И нос не такой уж и большой, — тихонечко заверил он.
Чон прикрыл глаза. Средь белого дня. В парке. Чонгук подавил накатывающие волны совершенно новых чувств, что омывали его сердце и раздосадовано выдохнул, когда Чимин убрал свои ручки.
— Я могу увидеть тебя здесь завтра?
— Каждый день, — хмыкнул Чимин.
Они встречались на одной и той самой лавочке, разговаривали о самых интересных темах и ели вкусняшки, которые иногда успевал захватить с собой Чонгук. Однажды он даже купил Чимину мороженое и измазал его маленький носик, а потом ещё долго смеялся над пыхтящим парнем.
Пак был слишком начитанным собеседником, мог поддержать любую тему и с ним было настолько интересно, что Чонгук не понимал, почему госпожа Судьба решила соединить линию его жизни с жизнью этого замечательного человека. Чимин был прекрасен. Не только внешне, особенно когда солнце освещало его прелестную улыбку, но и внутренне. Такой неиспорченный цветок, из-за которого Чонгук начал всё чаще заканчивать лекции на пятнадцать минут раньше и быть немного рассеянным на семинарах. Студенты перешёптывались, видя его глупую счастливую улыбку, а он смотрел в окно, на периферии улавливал ответ на заданный вопрос и отсчитывал минуты до встречи с Чимином. Всегда бежал, сломя голову, плюхался на лавочку и рассказывал о том, как прошёл его день.
Когда в один из пасмурных дней Чимина не оказалось на их скамейке, сердце Чонгука ухнуло в пятки. Он со злостью посмотрел на людей, которые расселись там, где обычно он проводил лучшие моменты своей жизни, но не спешил идти домой. Парк был большим, имел несколько фонтанов и скульптур из мрамора, две детские площадки и около полсотни лавочек. Чонгук бродил вокруг, взглядом искал знакомую макушку. Даже было увидел похожего парня, ухватился за его руку, но резко извинился, поняв, что обознался.
Чонгук тогда впервые в жизни почувствовал, что такое страх. Что если с его Чимином что-то случилось? Что если он по неосторожности упал где-то или наткнулся на преграду? Что если потерялся? Чонгуку хотелось выть, потому что у него не было даже номера телефона. Только имя. Он сжал пальцами виски и попробовал успокоиться.
Чтобы обойти всю территорию, ему понадобилось полчаса. Но с пустыми руками он вернулся на исходную позицию. Он обошёл все места с лавочками и просканировал каждого человека, прогуливающегося по парковому комплексу. И когда отчаяние уже почти вовсю затопило его разум, он увидел знакомую жёлтенькую футболку и её обладателя, который сидел на бортике фонтана, прямо напротив той лавочки, на которой они всегда сидели. Чонгук застыл, понимая, что не обратил на этот фонтан внимания, так как знал, что Чимин точно бы не поплёлся к воде и звонко ударил себя по лбу, привлекая внимание проходящей рядом бабушки.
Пак сидел на краю, касался своими пальчиками воды и улыбался как тогда, когда Чонгук откалывал смешные остроты и шутил о своих студентах.
Чонгук почувствовал, как это бремя свалилось с его плеч и тут же рванул к нему. Он резко дёрнул его за плечи вверх и, игнорируя испуганный писк Чимина, прижал его к себе, обнимая со всех сил. Пак замер, как только почувствовал знакомый запах, запустил пальцы в волосы Чонгука и прижал его к себе ещё ближе.
— Тебя не было так долго, — едва слышно прошептал он Чону в шею.
— Прости, были дела в университете, — соврал Чонгук. Ну, а что? Не рассказывать же ему, какой он дебил рассеянный.
— Я хотел пойти к фонтану, руки помочить, — тихонечко сказал Чимин.
Они стояли, обнимаясь несколько минут, которые показались Чону блаженной вечностью. Чимину было плевать на заинтересованные взгляды прохожих, потому что он их не видел, Чонгуку — потому что не замечал. Он только прижимал своего Чимини к себе и пытался среди шума уловить стук его сердца. Вдыхал запах сладкого шампуня, пахнущего терпким гранатом с непонятной сладостью, и боялся разжимать руки.
— У тебя есть телефон? — всё-таки отстранился он, полностью разрывая физический контакт.
— Да, — Чимин тут же достал с кармана шорт кнопочный маленький телефон и вручил его Чонгуку.
— Подпиши свой номер «Чони-хён», — хихикнул Пак, прикрывая рот ладошкой.
Чонгук ухмыльнулся, но просьбу исполнил.
***
— Знаешь, — заявил спустя неделю он, — давай сходим на кофе.
Они привычно сидели в парке, Чимин закинул на него босые ноги и увлечённо рассказывал о прослушанных аудио-лекциях по французскому модернизму первой половины двадцатого века. Чонгук всё это знал, но слушал, очаровываясь харизмой и голосом Пака, который восхвалял Аполлинера.
— Но я не пью кофе, — как-то резко возразил Чимин, поправляя вечно сползающие с переносицы очки. — Оно не очень полезно для зрения.
— Мы попросим сделать тебе вкусный латте с черничным сиропом. Он очень полезный, а плюс на минус даёт плюс, — мягко заверил парня Чон, поглаживая его коленку.
— Чон Чонгук, — прыснул со смеху Пак, — я согласен. Идём, только у меня нет с собой денег.
Чонгук закатил глаза и помог Чимину обуть кроссовки.
***
— Я хочу помочь тебе, но не знаю, как, — немного расстроенно пожаловался Чонгук, попивая свой кофе. Без сахара и молока. Он наблюдал за сидящем напротив Чимином, который за десять минут так и не притронулся к своему напитку. Только разок хлебнул и оставил. — Почему ты не пьёшь? Такой противный?
— Добавь пожалуйста три стика сахара в мой кофе, — немного смущённо попросил Чимин. — Мне мало сиропа, я люблю послаще, а сам боюсь рассыпать сахар и промахнуться мимо кружки, — скоропалительно проговорил он, опуская голову вниз.
Чонгук подавил желание потрепать зардевшегося мальчишку по щекам и, улыбаясь во все тридцать два, исполнил его просьбу.
— Размешать тебе или сам? — осторожно спросил он, понимая, как сильно для Чимина важна самостоятельность. За месяц их знакомства он уже понял некие грани характера Пака и кое-как ориентировался в его чувствах. Но всё ещё боялся обидеть его любой мелочью.
— Размешай, потому что если мы на свидании, то ты должен хорошенько ухаживать за мной, — совершенно невозмутимо ответил парень, заставляя Чонгука подавиться собственной слюной и закашляться. — Прости, — тут же спохватился Чимин, — я что-то неправильно понял? — смущённо прошептал он.
— Свидание, — попробовал Чонгук это слово на вкус. Определённо, сладкое и желаемое. — Да, мы на свидании.
Хорошо пялиться на человека, который не может поймать тебя за разглядыванием. А Чонгук ощущал себя самым счастливым человеком на земле.
Чонгук стал мягче. Не только студенты стали больше улыбаться ему и с удовольствием слушать интересные лекции, но и сам Ким Тэхён однажды выдал на паре, что «преподаватель Чон самый чёткий». Чонгук тогда просто пообещал им отпустить их с пары на двадцать минут раньше, потому что Чимин пообещал ему показать в тот день что-то особенное. Чонгук не поменял свои методы — он всё так же не позволял отвечать на желаемые семинарские вопросы, выбирал для ответа рандомных студентов и лепил двойки, гонял негодяев на последних рядах, но уже не язвил и не подкалывал студентов, не возмущался, что не понимает, какого чёрта они поступили именно на этот факультет, если совершенно не хотят учиться. Приближалась сессия, но Чонгуку было впервые плевать на сдачу текстов для дополнительных баллов, он почти не слушал, засчитывал всё и понимал, что понемногу скатывается вниз по шкале профессионализма.
И видя перед глазами «особенное», выведенное красными мигающими буквами, Чонгук бежал в парк, зная, что Чимин уже наверняка поджидает его на их скамье. В тот день Пак не остался сидеть, он загадочно улыбнулся и проворковал, что сегодня Чони-хён будет ведомым. Чимин постукивал своей тростью, уверенно направлялся вперёд, держа старшего за руку так крепко, будто бы боялся нечаянно потерять его по дороге.
Когда они остановились возле высокой многоэтажки, Чонгук сглотнул и до него начало доходить всё. Чимин вёл его домой. Но он не хотел смущать парня, поэтому промолчал и продолжил идти следом, то и дело заглядываясь на его обтянутую узкими джинсами округлую задницу.
Пак привычным движением открыл двери подъезда и проскользнул внутрь. Когда они поднялись на второй этаж, он постучал в дверь, та спустя несколько минут открылась, а на пороге показался высокий статный мужчина с поварёшкой в руках.
— Познакомься, пап, это Чон Чонгук, — сразу с порога объявил Чимин, впихивая ничего не понимающего Чона в прихожую.
Чонгук вежливо поклонился.
— Здравствуйте, — выдавил он из себя, оглядываясь вокруг. В квартире было уютно и чисто.
— Привет, наслышан о тебе, Чонгук. Прошу, разувайся, чувствуй себя как дома, — так же вежливо ответил отец Чимина, протягивая руку для рукопожатия, — меня зовут Пак Чагюн.
Он дал Чонгуку тапочки и проводил парней на кухню.
— Я как раз суп доварил, вы ведь проголодались? Мини точно ничего с утра не ел, — немного укоризненно добавил он, но по-доброму улыбнулся, увидев нахмуренное личико сына. — Солнышко, сними очки — дома они тебе не нужны.
Мужчина затянул шторы и принялся набирать в миски суп. Чонгук же завис, смотря на подрагивающие реснички Чимина и едва заметную белую поволоку на его зрачках.
— Мини нельзя находиться на улице без защиты, так как слишком яркий свет способствует раздражению роговицы, — пояснил господин Пак, положив на стол посуду, наполненную вкусно пахнущей едой. Чонгук уже не помнил, когда в последний раз кушал что-то настолько изумительно вкусное. Он уплетал всё с таким удовольствием, что Чагюн было даже несколько раз ласково улыбнулся, глядя на него.
Когда с обедом было покончено, Чон горячо поблагодарил хозяина дома и, повинуясь Чимину, последовал за ним в его комнату, предвкушая увидеть самое сокровенное. Ведь личная комната может многое рассказать о человеке. Кругом было чистенько, на постели лежал мягкий фиолетовый плед, что яркой кляксой выделялся на фоне пастельных оттенков стен.
— Красивый плед, — тут же подметил Чонгук, подходя ближе и проводя по нему рукой.
— Это друг подарил, — Чимин неловко переминался с ноги на ногу. — Бывший друг, — спустя минуту добавил.
— Почему бывший? — непонимающе спросил Чон, оглядывая рамку с фотографией Чимина с его отцом и незнакомой женщиной. Как же Чимин похож на мать.
— Я игнорировал его после неудачной операции, — тихо выдохнул Пак, а старший пожалел, что спросил. — Знаешь, я вижу тебя, как пятно. Ты всегда в чёрном, а сегодня синяя рубашка? — Пак удовлетворённо улыбнулся, когда Чонгук ответил на вопрос положительно.
— Так сколько тебе лет, Пак Чимин? Меня не посадят за растление несовершеннолетнего? Тебе можно пить алкогольные напитки? — хмыкнул Чон, наслаждаясь смущением на личике парня.
— Скажем так, сейчас я должен быть на третьем курсе, — кокетливо проворковал младший, то и дело пальцами зачёсывая свою чёлку назад. Чонгук заметил, что он часто делал так, когда был немного взволнован.
— Двадцать два? — прикинул Чон.
— Бинго!
Восемь лет разницы. Хорошо, что не двадцать.
С Чимином было легко. Весь день они разговаривали, а когда на Сеул опустились сумерки, Чонгук уже хотел откланяться, но его не пустили: проворные пальчики цепко вцепились в его руку, и он последовал за Чимином по подъездной лестнице вверх, открыл небольшим ключом вход на крышу и втянул ночной воздух в лёгкие. Высоко.
Чимин расстелил плед и жестом подозвал к себе Чона. Они вместе сели на пол, Чимин уселся между его ног, упираясь спиной о его грудь. Как же билось сердце Чонгука! Угрожало выпорхнуть из грудной клетки и оставить своего хозяина одного. Как же было приятно обнимать тёплого парня и гладить его плечи и руки, иногда касаясь шелковистых волос.
— Раньше я любил смотреть на звёзды, — поднял голову к небу Чимин. — Мой папа во мне души не чаял, а я всё равно был любителем найти себе приключений. Часто убегал по ночам сюда, считал звёзды и разговаривал с мамой.
— Ты очень похож на неё.
— Я знаю. Хён, они красивые? Посмотри сейчас на небо и скажи мне, красивые ли они? — взволнованно прошептал младший, — так ли они красивы, как раньше?
— Очень, но ни одна звезда не сравнится с тобой, Чимини. Ни одна, — тихонечко прошептал он на ушко Паку, опаляя нежную кожу своим дыханием.
Чонгук ещё раз вскинул голову на затянутое тучами ночное небо, на котором не было видно ни единой звезды и прикоснулся губами к загривку Чимина, тяжело дыша. С каждым днём ему было всё тяжелее контролировать себя и своё тело, которое желало прикоснуться к младшему, обнимать его сильно-сильно и целовать без остановок. Но Чонгука до сих пор мучило то, что Чимин не знает о том, что они связаны. Он несколько раз хотел спросить господина Пака, почему тот соврал сыну об аллергии, но не было возможности. И это терзало его душу, запрещая касаться желанного тела. Младший сам повернулся к нему лицом, садясь поудобней, ухватился ручками за его щёки и прикоснулся своими губами к его. Чонгук завороженно подался вперёд и услышал тихий всхлип. Он притянул своего котёнка ближе, углубил поцелуй, чувствуя чужие пальчики, шарящие по спине. Он целовал Чимина глубоко и влажно, рычал и прикусывал пухлые губы, отбросил всю целомудренность и исследовал его рот своим языком, прижимал его к себе, хватая за талию. Жался поближе сам, хмурился, целовал его рьяно так, будто бы в последний раз.
И впервые в жизни чувствовал себя так легко.
***
— Я не экстрасенс и не ворожка, мне нужно увидеть пациента прежде, чем что-либо говорить, — ответил доктор.
Чонгук сидел напротив своего школьного товарища, который стал самым востребованным глазным доктором в Сеуле. Ким Намджун всегда был умным парнем с высоким IQ, потому Чон совершенно не удивлялся высотам, которые достиг его друг. Он верил, что Намджун сможет помочь его мальчику.
Он боялся, что Чимин примет его предложение в штыки, но всё же озвучил его и, получив робкое «давай попробуем», на следующий же день потащил его за собой, пока тот не передумал.
Клиника была светлой, а Пак беспрерывно поправлял свои сползающие по переносице очки.
— Иди, никто не причинит тебе вреда, — мягко подтолкнул парня к совершенно белым дверям, чувствуя себя так, будто бы отправлял Чимина на пытки.
Чонгук оплатил все расходы, что знатно ударило по его сбережениям, но не жалел ни монеты, которую потратил на здоровье своего Чимини. Вот только когда Намджун вышел из комнаты, где проводил осмотр и делал анализы показателей зрения и состояния глазного яблока, на его лице не было улыбки. Он медленно покачал головой, а потом ещё полчаса объяснял Чонгуку в своём кабинете, почему хирургическое вмешательство не поможет. Чон не слушал — он думал о том, что дал ложную надежду своему светлому мальчику, заставил его поверить и сам вбил себе в голову идею возвращения утраченного зрения.
Когда он вышел из кабинета, младший покорно ждал его на кресле в приёмной и сжимал в руках плюшевую игрушку, коих на диване было несколько штук. Чонгук застыл, его сердце обливалось кровью, а в глазах стояли слёзы. Он так хотел помочь ему. Но не мог.
— Чимини, пойдём, я провожу тебя домой, — мягко позвал он, видя, как дёрнулся младший, сжимая игрушку сильнее.
— Хорошо.
Чонгук чувствовал нагнетённую атмосферу, что царила в воздухе. Он не знал, что Намджун сказал Чимину за закрытыми дверями, не знал, как тот отреагировал на очередное «тебе уже ничто не поможет». И ему стало страшно. Он сжал руку Пака сильнее, а когда такси довезло их до дома младшего, тот только быстро поцеловал Чона в щёку и забежал в подъезд, показывая, что сегодня провожать его не нужно.
***
Чонгук закурился. Впервые после окончания университета он держал в руках никотиновую палочку и выдыхал едкий дым в открытое окно, на подоконнике которого сидел. Целый день Чимин не поднимал трубку. Чонгук понимал, что он натворил, а потому со всех сил сдерживался, пытался не навредить их отношениям ещё больше. Он боялся, что сорвётся и помчится к нему домой, выбьет двери и обязательно получит по лицу от его отца. Он готов терпеть любые круги ада, лишь бы не слышать короткие гудки в трубке. Но взамен едва слышно всхлипывал, курил четвёртую подряд и корил себя за то, что дал ложную надежду, полвечера вчера уговаривал Чимина и так просчитался. Понадеялся на чудо. Которого в этом мире точно нет, да и Намджун на волшебника не похож.
В десять вечера чувства душили Чонгука, он разбил одну из ваз, которые ему подарили на юбилей коллеги, бросив её прямо в стену. Слёзы стекали по его лицу, а рыжий кот, который искренне не понимал такое поведение своего всегда уравновешенного хозяина, забился под диван, жалобно мяукая. Чонгуку было впервые в жизни так плохо. Он сорвался в четыре утра, накинул на себя кожанку и побежал ловить такси.
Когда он стоял перед дверями Чимина, то несколько раз разворачивался, чтобы уйти, но в конечном счёте обнаружил свой палец на звонке. Противная трель явно не разбудила хозяина, так как Пак Чагюн показался в дверном проёме спустя минуту, а спустя ещё секунду Чонгук отшатнулся от сильного удара прямиком в челюсть. Он отшатнулся к противоположной стене, но не защищался — позволил Чагюну врезать себе по рёбрам, а потом ухватился за его воротник, шипя прямо в лицо:
— Пустите меня к нему, иначе я сброшусь с этой же крыши.
Господин Пак смотрел на него пронзительно.
— Он думает, что ты хочешь изменить его, никогда не полюбишь его
таким. Думает, что ты пришёл, чтобы попрощаться с ним навсегда.
Когда Чонгук повернул дверную ручку в комнату Чимина, он уловил еле слышный всхлип и тут же подбежал к его источнику, падая на колени рядом с постелью. Его малыш содрогался в рыданиях, и он не мог поверить, что сам довёл его до такого. Ненависть к самому себе пронзила всё его естество. Он боялся касаться чужого лица, боялся реакции. Но всё же откинул одеяло, в котором спрятался плачущий комочек и тут же схватил его в охапку, хаотично целуя щёки, нос и сладкие губки, пытаясь донести, что никого на свете милее нет.
Чонгук долго шептал, что он дурак, что он совершенный придурок и недоносок, говорил, что Чимин — самый красивый и добрый, самый умный и нежный, самый хрупкий и солнечный.
— Хён, я никогда не смогу быть полноценным — ты будешь жалеть, — часто всхлипывал Пак, прижимаясь к старшему всем телом.
— Как я могу бросить того, с кем связан самой Судьбой, — осторожно ответил Чонгук. — Ты не выглядишь удивлённым.
— Я знал, — сквозь слёзы рассмеялся Чимин, он обнял Чона, который только что прилёг рядом, всеми конечностями и тихонько шептал ему на ушко, как сразу всё понял по зуду и клоунскому представлению Чонгука. Соврал об аллергии, чтобы смутить его. Ведь папа в первую же минуту всё понял и сыну рассказал, как только Чимин сел за стол и спросил, кто такой Чон Чонгук.
— Так ты всё это время притворялся, что не знал, но сам всё понял с первой минуты, — притворно обиженно возмутился старший.
— Ну Чони-хён, прости меня пожалуйста.
Чонгук позволил Чимину уткнуться себе в шею и мягко улыбнулся. Как Чимин мог подумать, что Чонгук мог бросить его из-за такой мелочи, как зрение? Старший понимал, что теперь придётся немного сложнее, чем обычно. Нужно будет убрать все острые углы в его собственной квартире, чтобы позвать Пака к себе и не бояться, что он может пораниться. Надо будет научиться готовить, потому что Чимин привык к вкусной еде. Но это мелочи. Всё это мелочи.
Значение имеет только тёплый, доверчиво жмущийся ближе, комочек счастья, ради которого Чонгук готов отказаться от всего прочего.
— Можно я буду заботиться о тебе всегда? Я хочу познакомить тебя со своим котом и родителями. Они живут в Пусане, и я уверен, что ты им понравишься, — неуверенно говорил старший, перебирая пряди мягких волос.
— Ты готов к этому? Готов быть терпеливым и не раздражаться, когда тебе придётся помогать мне со всем? Даже с принятием душа, ведь это так сложно, когда ты ничего не видишь. Готов капать мне капли для глаз и переживать каждый раз, когда я буду выходить на улицу? Готов испытать то, что каждый раз испытывает мой отец? — голос Чимина дрожал, но он говорил уверенно, точно зная, что хочет услышать в ответ.
— Я готов любить тебя вечность, потому что меня разрывает от этих чувств, — прошептал в ответ Чонгук, прижимаясь своими губами к чужим, целуя нежно и аккуратно.
— И я тебя люблю, Чони, — проворковал Чимин, оторвавшись от зацелованных губ старшего.
— Эй, а куда делось «хён»?
Порой бывает сложно принять другого человека таким, какой он есть, но если полюбить его всей душой, то даже самый огромный недостаток покажется маленьким изъяном.
