***
Александр следовал прямо за мной. По тому же маршруту, что и я. Я уже было подумал, что миновать серьезного «разговора» один на один мне так и не удалось. И это было бы логичным, пожалуй. Он ответственный отец, раз не устроил разборки прямо при детях. Однако, сколько бы я не оборачивался, взгляд Шурика ни разу не был сфокусирован на мне. И он не был зол, а все так же приветлив и улыбчив, даже здоровался с некоторыми прохожими. В конечном итоге, я пришел к выводу, что нам просто по пути. Во всех ли смыслах? Возможно, но лично я шел купить выпивку, чтобы хорошенько залить ею одиночество в этот вечер. Через пару минут я заметил, что мы сравнялись в ходьбе и шли параллельно друг напротив друга. Вдруг он перевел свой взгляд на меня, обратив внимание, и я немного напрягся. — А, это ты, аскет поневоле. — обратился он ко мне, улыбаясь. Мне же это обращение показалось каким-то знакомым. Словно я его уже где-то слышал, с той же интонацией. Впрочем, возможно, это просто нелепое дежавю. — Прости, если я обломал тебе какие-то планы с нашей общей знакомой. Да, в постели она хороша, но в жизни такая стерва, ты бы её и полгода не выдержал. Я ещё легко отделался. Александр говорил задорно и расслабленно. Видать, он и впрямь был разведен. — Да нет, это вы извините, Александр. По правде сказать, это была максимально неловкая ситуация и мне стало очень неудобно перед вами. Я немного сдавленно зажёвывал буквы, так как нервничал, хотя сейчас, вроде, не о чём было беспокоиться. — Расслабься, Лев Михалыч. Всё нормально. Шурик похлопал меня по плечу, приобняв, я же снова вернулся в состояние некоего ступора. — О-откуда вы знаете, как меня зовут? Я же не представился вам. — удивлённо спросил я. Александр же умолк и по его глазам было видно, что он будто бы взболтнул чего-то лишнего. Словно выдал себя в чём-то, но я пока не понимал, в чём. — Наверное, от Надьки услышал, вот и запомнил. И да, напомню — я Шура, и можно на ты. Если моя компания тебе приятна, разумеется. Шурик смотрел на меня как-то улыбчиво и, я бы даже сказал, немного хитро. Словно он знает про меня то, чего не знаю даже я сам. — Да, хорошо. Мне вполне приятно находиться в вашем, в смысле в твоём, обществе. Я уже более расслабленно выдохнул и улыбнулся. Мы вновь пожали друг другу руки, находясь теперь в ненапряжённой обстановке. — Полагаю, нам с тобой по пути. Ты идешь за выпивкой, как и я, верно? — Да. Чёрт меня подери, он читает мысли, или что? Так, спокойно, Лёва. Видимо, человек просто очень проницательного характера. — Не возражаешь, если я составлю тебе компанию? А то пить в одиночку — это признак алкоголизма, знаешь ли. И снова знакомая мне фраза. Всё это странно. — Нет, я не возражаю, но… Разве тебя не ждут там, дома — удивлённо поинтересовался я. — Меня? Ой, нееет, меня там никто не ждёт, а теперь — так и подавно. Шурик расхохотался. — Я «жил» у Надьки со вчерашнего вечера. Просто ей несколько неудобно отказывать своему «начальнику» в какой-либо просьбе, типа пустить к себе домой и напоить чаем. Вообще, отношения на работе зачастую плохо заканчиваются. Причём любые. Даже фиктивные. — Постой, ты её начальник? Этот факт, почему-то, удивил меня — Ну, формально. Вообще, я продюсер. И одним из проектов, что находятся под моим попечительством, является программа, которую Надя ведёт по ТВ. — Неплохо. А много ещё проектов ты продюсируешь? — Ну, не мало. Они небольшие и музыкальные. Проще говоря, продвигаю юных артистов. — Имеешь отношение к музыке? А сам как, играешь где-нибудь? Музыка была моей излюбленной темой, и когда о ней зашла речь, я невольно начал засыпать Шуру вопросами. Вроде бы, он и не был против. — Нет, я только инвестор. Остальное забросил лет десять назад. Шурик почесал затылок, глядя на меня, и по его глазам я понял, что причиной этого лучше не интересоваться. — Я тоже музыкой занимался. И тоже бросил. Правда плохо помню, когда и почему… Вскоре мы вместе дошли до универмага. Я очень долго искал один напиток на магазинных полках среди различного алкоголя, но никак не мог его найти. — Лёвчик, ты часом не это ищешь? Шура подошёл ко мне сзади, держа в руках тот самый виски, который я так упорно и доселе тщетно пытался отыскать. Его я пью либо когда мне слишком хорошо, либо когда, откровенно говоря, хуёво. И, честно говоря, я ещё не определился, по какому поводу собрался пить сегодня. — Да. Как раз таки его я и искал. — я удивлённо приподнял бровь, глянув на Шурика. — Чему ты так удивлен? Просто это единственный приличный виски в этом магазине. И он был совершенно в другом отделе. Старший безучастно пожал плечами, словно для него угадывать чужие предпочтения и вкусы было так же просто и обыденно, как пять копеек в базарный день. А на счёт приличия напитка, я мог бы сказать следующее. Тут были и другие представители односолодовых и двухсолодовых, что стоили гораздо дороже из-за импорта и были намного элитнее. Поведение Шуры всё больше и больше наталкивало меня на подозрения. — Ты как, давно в Москву переехал? — спросил он меня вдруг. И с чего он взял, что я вообще приезжий? Но хотя да, это была правда. — Месяца два назад. А с чего ты взял, что я не местный? — Ну знаешь, по тебе видно. Ты плохо ориентируешься в городе, и даже в московских магазинах тебя легко сбить с панталыку. Старший мягко рассмеялся. — Из Израиля в Россию перебрался? Да черт тебя подери! Кто ты? Откуда ты всё это знаешь? Даже Наде я столько информации про себя не говорил! — Н-ну да… А что, я так сильно на заядлого еврея смахиваю? — усмехнулся я. — Нет, больше всё же на белоруса. Я, кстати, тоже белорусских корней. В Бобруйске родился. — Надо же. Бобруйск и мой родной город тоже. Правда, я там недолго жил, родители в Минск перебрались после моего рождения. — Хм, мои тоже. Но когда мне было лет 15 уже. Они меня еще в театралку отправили тогда. Шура улыбался, вспоминая, но явно чего-то мне недоговаривая. — В минском театральном учился? Забавное совпадение. Я ведь тоже. Но, наверное, мы были на разных направлениях. Раз уж мы там не пересеклись. Да и ты года на два меня старше. Так что логично. Он и дальше рассказывал мне о жизни в целом, вовлекая нашу беседу в самые разные темы, попутно что-то спрашивая у меня, и как бы уже заведомо зная, что я ему отвечу. Но и во мне таилось некое чувство, что всё им рассказанное о его жизни я уже когда-то слышал. Только какими-то обрывками и недосказанностями слова всплывали в моих мыслях. Я же, вроде, никогда ранее его не встречал. Или встречал, всё же?.. Я уже ни в чём не был уверен. Тем временем Шурик отвлекал меня разговором, и я не заметил, как корзина заполнилась закуской, хотя изначально я планировал напиться сегодня до беспамятства. А Шура этому плавно, но довольно-таки активно противостоял, словно зная, что я — непьющий. И резко, сильно напиться будет значить для меня чуть ли не летальный исход. С моим-то ещё непредсказуемым здоровьем. — Ты не волнуйся. Затраты разделим поровну. Вместе же пить собрались.- улыбаясь, говорил Шура, выкладывая продукты на товарную ленту кассы. В конечном итоге за всё расплатился он сам, так как мы «случайно» пришли на кассу, где неналичный расчет, а у меня с собой не было кредитной карты. Мне стало максимально неловко и неудобно за себя, хотя Шурик пытался утешить меня стандартным текстом типа: «Отдашь потом как-нибудь, хотя это совсем не обязательно, я вовсе не потратился.», «Ну что ты в самом деле? С тебя место, с меня хавка.» и «Я сам напросился к тебе сегодня, не с пустыми же руками идти!» Блять, да мы знакомы всего пару часов! Что это всё, черт возьми, значит? Но, по правде говоря, у нас действительно много общего. Слишком много, и находясь в компании Шуры я ощущал не присущее для себя спокойствие и комфорт в общении. Это приятно, когда тебя понимают с полуслова. Хотя я до сих пор не допёр, почему именно он? — Я не слишком навязчив? -спросил меня Шурик, выходя из магазина и неся в руках пакет. — Ты человек робкий и культурный, я понимаю. В открытую послать меня нахуй ты не сможешь, вот потому я и спрашиваю. Отвечай смело, я не обижусь. Если что, просто уйду и всё. Даже эти слова Шура произнес с мягкой и доброй улыбкой на лице. Такие люди, как он, вообще существуют? Однако меня кольнула его последняя реплика. Правда я до сих пор не понял, в какое именно место. — Нет, ты не навязчив и вовсе не надоедаешь мне. Напротив, мне очень приятно общаться с тобой и до безумия просто, что странно. Я интроверт и, как ты сказал, человек робкий, по сему мне действительно сложно вести диалог с чужими людьми. Но сегодня я был слишком многословен даже для себя самого. Поэтому я тоже должен спросить тебя, не навязываюсь ли я? — Боже, нет конечно! Ты хороший и приятный собеседник. Я давно не общался с таким хорошим человеком как ты. Очень давно… Последние слова, Шура произнес на каком-то печальном выдохе, но я не стал спрашивать, почему он вдруг так поник, хотя и очень хотел. Однако он вновь глянул на меня и снова его лицо озарила улыбка. Как странно. Неужели это я вызываю у него такие хорошие эмоции? Самое интересное, что со мной происходило всё то же самое. Но почему?.. — Ты, кстати, далеко живёшь? Может, есть смысл поехать на транспорте? — Ну, вообще-то есть, только вот на каком? — Ну не на общественном точно! У меня машина тут недалеко на парковке стоит. Сейчас мы быстро приедем. Пару минут ходьбы, и вот я уже сижу в машине на пассажирском сидении спереди, отогревая руки у печки. Глянув на Шуру, я тотчас понял, что он был чем-то недоволен. Его глаза были устремлены прямо на мои замёрзшие и дрожащие ладони. — В бардачке лежат перчатки. Надень. — Шурик, да не стоит--- — Стоит. Ты хотел вернуть мне долг за продукты? Надень перчатки и считай, что мы в расчете. Шурик кивнул мне, улыбаясь и я, как заговоренный, достал и надел перчатки. Что творилось в голове у этого человека, я не имел и малейшего представления. Но мне до безумия хотелось все это прояснить. Машина тронулась с места и мы поехали по указанному мной адресу.***
И все-таки, кто же это? Может, маньяк или мошенник? Да, мне в голову начали лезть все более и более неприятные мысли насчёт моего нового знакомого. Но для афериста он слишком возится со мной. Один жест с перчатками чего только стоит. Я находился в неком смятении. Логично было бы решить, что это мошенник и просто дать деру от него, но было в Шурике что-то такое, что не пускало меня. Чувство доверия, взявшееся из пустоты. Шура же словно услышал мои мысли, в который блять раз, и несколько поник. Секундой позже он потянулся к магнитофону в машине и включил музыку. Черт бы меня побрал, это же моя любимая группа! Любимая песня! Да, мы много говорили сегодня о музыке, но про свой самый любимый коллектив я не успел упомянуть, а про излюбленную песню так и подавно! Черт… Кто же он такой?.. — Если тебя напрягает, я могу выключить. — сказал Шура не отрываясь от дороги. — Нет-нет, мне наоборот нравится такой мотив.- как-бы незаинтересованно ответил я. Но на самом же деле внутри я уже разрывался от желания начать громко подпевать. И тут запел сам Шурик, как-будто давая мне знать, чтоб я не стеснялся и тоже пел, но я воздержался. Старший вскоре тоже умолк. — Извини, просто не удержался. Я, наверное, всё прослушивание тебе испортил своим неумелым пением.- вздохнул он, глянув на меня. Напрасно он так. У него красивый баритон и мягкий тембр. В этот раз я, пожалуй, слушал больше его голос, чем саму песню. Потому-то, наверное, и не стал подпевать. — Ты как, отогрел руки?.. — Да, конечно. Я уже собрался стянуть с себя перчатки, как вдруг Шура меня остановил. — Снимешь их уже дома. А то опять замёрзнешь. Я хотел что-то возразить в ответ, но не стал. Мне было интересно что будет дальше, по сему я сделал все как он сказал. Шурик вновь отвлек меня интересным разговором и вот мы уже подъехали к моему дому. — Я, кажется, знаю почему ты иногда напрашиваешься к Надежде в гости. Немного несмело завязал новый разговор я, пока Шура накрывал на стол. — Да? И почему же? — улыбаясь спросил он. — Ты, таким образом, выбиваешь себе возможность увидеться с детьми? Всё же это звучало больше как вопрос, нежели утверждение. Шура же разразился хохотом. — Ну-ну… Ну ты даёшь… Это не мои дети, Лёвчик. Я, слава Богу, не успел завести с Надькой какие-либо, отягощающие развод, обстоятельства. — смеясь, ответил он. Кстати, за всё то время, что мы с ним общаемся, я успел заметить, что на его руке нет обручального кольца. Так же, как и на моей. — У меня вообще нет детей, Лёвчик. И жены, соответственно, тоже. А к Наде я иногда хожу просто от нехуй делать. Справедливости ради, она хорошо умеет пить. В браке она, конечно, страшна. Но вот просто в разговоре по душам, да под хороший коньяк, а если под водку… Ты, кстати, тоже, как я погляжу, не спешишь со всем этим, я имею в виду с семьей, хотя вон уже скоро полтинник на носу. Да, он прав. А куда мне спешить? Мой поезд ушел, и я, как воистину безответственный пассажир, забыл даже тот момент, когда именно опоздал на свой рейс. Но на трезвую голову я не желал говорить об этом. Слишком уж больная тема. — Прости. Я, видимо, задел тебя своими словами. Если ты хочешь, я всё же уйду. Я сам только что понял, какую чушь сморозил. Шурик заметил мою грусть и тоже поник. Почему его эмоциональное состояние так зависимо от моего? — Нет-нет. Ты все верно сказал. Да и подавляющий интерьер моей квартиры вполне справедливо может натолкнуть на подобного рода мысли. Так что я не обиделся. И действительно. Интерьер моего дома был скучным, прямым, блеклым, слишком правильным и безэмоциональным. В затемненном углу комнаты таилась небольшая ёлочка, скудно наряженная и мерцающая чуть было не сгоревшей гирляндой. Я мог бы вообще не ставить ёлку в этом году. Для кого? Лично мне не для кого. А для самого себя мне хватит только лишь вот этого хлипкого несчастного деревца. Так, чисто символически. Я сам загнал себя в эти рамки, и было бы глупо обвинять кого-то в этом. — Не уходи, пожалуйста. Скажу честно. Я не стану вызывать полицию, если проснусь на следующее утро с похмелья и в обобранной квартире. Так как, даже если ты мошенник и аферист, в любом случае ты — единственный человек, кто уделил мне так много внимания. Останься и просто поговори со мной ещё. — вдруг с откровенничал я. Мне всегда были свойственны эти блядские душевные порывы, из-за которых я частенько встревал в передряги. И я уже начинал опасаться очередного инцидента сейчас. Я поднял на Шурика взгляд и просто замер, затаив дыхание. По телу пробежались мурашки. У меня создалось впечатление, словно я только что вонзил Шурику нож в самое сердце, прошив им его насквозь. Так, что лезвие торчало из его спины. В его глазах блеснула и тотчас потухла искра необъяснимой для меня боли. Не думал я, что настолько задел его чувство порядочности, назвав его мошенником. Хотя да. Это обидно и даже неблагодарно как-то с моей стороны. Молодец, Бортник. Но было ли именно в этом сейчас дело? — Извини. Я не хотел задеть тебя, Шур. Вот уже и я херню сморозил. — неловкое и робкое оправдание, вот и все на что я способен в данный момент. — Да ты не обидел меня нисколько. Напротив. Ты доверился мне, сказав правду, о том что ты думаешь. Это очень лестно для меня. Если взглянуть на ситуацию с твоей позиции, то да. Я действительно навлекаю на себя много вопросов и подозрений. Но поверь, я это все не из плохих, а только из лучших побуждений. Обещаю, что ты не проснешься в обворованной квартире, да и спаивать тебя я не собираюсь.- он слабо улыбнулся, посмотрев на меня. Я украдкой глянул на его руки. Пальцы Шуры немного подрагивали. Всё же я задел его, и очень сильно. Почему он терпит это? Почему? Я уже хотел было озвучить свой вопрос, но запнулся. Мне действительно нужно выпить, чтоб расслабиться и спросить его обо всём. — Ой, Лёвчик, я понимаю что буду сейчас не особо уместен, но я тут анекдот один вспомнил. Ехал как-то автобус по улице Лондона… И вот завязка новой, ненапряженной беседы. За ней я и не заметил, как мы сели за стол и уже выпили по полстакана виски. Затем ещё по полстакана. Удивительно, но в присутствии Шуры меня стало покидать то гнетущее чувство, что тяготило мою бренную душу уже довольно длительный срок. Чувство постоянного и безуспешного поиска иголки в стогу сена. Этой иголкой был какой-то человек, которого я искал, кажись, ещё со времён окончания службы в армии. Кстати, насчёт армии. Мы много говорили с Шуриком на эту тему. Пусть сам он и не служил, но очень многое знал о службе, что было странно. — Я бы тоже хотел рассказать тебе парочку своих армейских историй, но я практически ничерта не помню с тех времён. Да и то, что было до армии, тоже помню несвязными фрагментами. Шура глянул на меня в немом вопросе, удивлённо и взволнованно. — А почему? Что-то случилось, что ты потерял память? Я слегка поник, так как эта тема для меня была не самой приятной в обсуждении. Но мне, почему-то, очень хотелось поделиться ею именно с Шуриком. — Мне рассказывали, что сослуживцы в роте меня сбросили откуда-то за что-то. То ли в шутку, то ли ещё как-то. Ну не помню, блять, как это произошло.- я напрягся, стараясь вспомнить хоть что-нибудь. — Ну, в общем, сбросили они меня, и я сильно ударился головой. Отсюда провалы в памяти, периодические боли в голове и потери сознания временами происходят. Особенно если переусердствовать с попытками что-либо вспомнить. Шура грустно смотрел на меня, с каким-то пониманием и беспокойством, словно я ему не случайный прохожий-собутыльник, а давний друг, с которым он минимум лет десять общается. Алкоголь начал творить со мной очень странные дела. Вдруг лицо Шурика стало казаться мне каким-то до боли знакомым. А точнее сказать родным. В сердце проклюнулось что-то давно забытое и замёрзшее под слоем многолетней пыли. — Шурик, я хотел спросить… Тебя… Только я собрался озвучить свой вопрос, как вдруг у меня закружилась голова. Я зажмурился и схватился за волосы от пронизывающей мигрени. В мыслях стали обрывками всплывать фразы и фрагменты воспоминаний. Кадры мелькали блекло, но я мог их разобрать. »…- Привет, я Егор, но все зовут меня Лёвой… Слушай, ты тут самый начитанный вроде, мог бы послушать стихи? Мой сосед написал и попросил прочесть кому-то умному, так как сам стесняется, послушаешь?..» — Да, конечно. Меня, кстати, Шура зовут. Рад знакомству, Лёвчик! Давай, читай свои стихи…» «…- Я всегда мечтал создать свою музыкальную группу и быть в ней вокалистом, а о чем мечтаешь ты, Уман? — Да ты знаешь… О том же, что и ты. Только гитаристом стать хочу. Гитару люблю очень. Да и вообще на инструментах играю неплохо… — Ну так, может, не спроста жизнь свела нас обоих, а?..» «…- Я люблю тебя, Лёвчик. Ты ведь не убежишь от меня после этих слов? Уже лучше въеби мне от всей души, только не уходи…» «…- Дурак ты все-таки, Шурка… Может, поэтому я так сильно тебя и люблю… " «…Ну почему? Лёва, ну почему же ты должен уезжать?.. Ну неужели ты не можешь сказать своим родителям, что хочешь остаться и имеешь на это полное право?..» «… Я вернусь, Шурочка, обещаю… Я вернусь и мы станем одной из самых легендарных рок-групп на свете… Ты только дождись меня, и я обязательно вернусь к тебе…» Меня охватил полумрак, и сквозь тяжёлый и тёмный омут мыслей я слышал только приглушённый голос Шурика, что неустанно звал меня. Похоже, я все-таки потерял сознание в очередной раз.***
Первой мыслью, которую мозг мне подкинул сразу после прихода в себя, было, конечно же, то, что меня все-таки отравили и ограбили. А воспоминания — это просто глюки, возникшие под воздействием отравы и алкоголя. Не знаю, логичными ли были мои домыслы в данной ситуации или нет, однако вся аккуратно выстроенная моим разумом теория об ограблении с треском провалилась, раскрошившись в пыль и прах. И я был несказанно счастлив этому. Сквозь дрёму я почувствовал, как кто-то поглаживает меня по руке, совсем ласково и трепетно. Сильные, немного шершавые, но в тоже время мягкие пальцы, на подушечках которых были маленькие, старые и огрубевшие мозоли. Пальцы бывалого гитариста, который очень давно не брал свой излюбленный инструмент в руки. От этих прикосновений замирало сердце и лепетала душа, так и норовя вырваться из груди. Я вновь ощутил что-то старое, знакомое и давно забытое. Эти же руки, только чуть помоложе, гладят меня. Оглаживают мое тело, мои щеки, шею, плечи, грудь, бедра… Ласковые ладони трудно было бы не узнать. Блять, неужели всё то, что я только что вспомнил, было на самом деле?! Я бы очень возмутился сейчас… Не будь мне это по нраву. Нда, Лев Михалыч… Ты, наверное, совсем уже спятил. Под наплывом мыслей я все же приоткрыл глаза и понял, что лежу в своей кровати. Шура сидел рядом на стуле, держа и поглаживая мою ладонь, опустив голову вниз. Из-за длинных волос, что сейчас были ему как некой ширмой, Уман не заметил того, что я пришел в себя. По всей видимости, он вызывал врача, ведь рядом на тумбе стояла аптечка, а под ней — листок бумаги, похожий на больничный рецепт. Я уже вздохнул, чтобы спросить у него что-то. Однако не знал, как начать разговор и что, в принципе, спрашивать. Вообще, мысли совершенно не желали собираться в связные предложения, а в башке творилась лютая каша, однако из нее я, всё же, смог выудить один вопрос, который хотел задать Шурику. — Почему ты забросил гитару? Мой голос внезапно нарушил блаженную тишину и Шура резко вздернул на меня взгляд, даже немного испугавшись. А испугался он, скорее всего, того, что я застал его за поглаживанием своей руки. — Ч-что?.. Немного дрогнувший голос и до безумия печальный взгляд. Внутри что-то защемило, но я все ещё не был уверен. — Твои руки. На кончиках пальцев огрубевшие мозоли от струн. Ты был профессиональным гитаристом, почему бросил играть?.. Шурик потупил взгляд в пол, все ещё держа мою руку в своей, ожидая что я уберу её первым. Но не собирался этого делать. — Я доверился и открыл тебе свою тайну, о потере памяти. Теперь будь добр, откройся и ты мне. Потому как ты, кажется, знаешь про меня всё, а я про тебя — практически ничего… Шурик вздохнул, вновь грустно глянув на меня, словно задавая немой вопрос: » — Ты уверен что хочешь все это знать?..» В ответ я лишь кивнул, улыбнувшись уголком губ и сделав неосторожный, но очень значимый сейчас жест. Я накрыл ладонь старшего своей второй рукой, давая ему знак, чтоб он расслабился. Шура несколько удивлённо глянул на меня и на наши руки. И всё же, выдохнув, начал рассказ: — Был у меня когда-то друг… Начало уже зацепило меня, но я не подавал виду, что имею к этому какое-либо отношение. Пока что. — Мы познакомились в театральной студии, в Минске. Мне тогда было 15 лет, а ему 13. Этот отчаянный парень подошёл ко мне первым и хотел познакомиться, но я как-то даже не обратил внимания на него. Он спросил у меня, какие книги надо начать читать, чтобы стать таким же умным, как я. Мне, конечно, было лестно услышать такой вопрос, но я хотел, чтоб он побыстрее отвязался от меня, хотя и был страшно не прав. Тогда я вручил ему список книг по психологии и философии, которые далеко не везде можно было найти. Но изо дня в день я видел у него в руках ту или иную книгу из своего списка. А одним прекрасным утром он подошёл ко мне с просьбой послушать стихи, якобы его соседа. Я, конечно же, сразу раскусил, что кое-кто здесь немного привирает, но, всё-таки, согласился послушать произведение. И, как позже выяснилось, не напрасно я всучил ему список книг по философии. Я не совсем помню о чем был тот стих, но точно помню, что он потряс меня до глубины души и произвел впечатление. В тот день я понял, что нашел человека, с которым хотел бы дружить и общаться. Так все и завязалось… Да, черт побери! Я вспомнил этот список! Стёр себе все пятки, пока бегал в поисках тех треклятых книг. Но, справедливости ради, они действительно помогли мне в написании стихов и не только. А что я еще писал помимо стихов? — За пять лет дружбы мы многое узнали друг о друге. Мы оба были страшно влюблены в музыку. Он в пение, а я в игру на гитаре. И решили мы вместе создать группу, нашли ещё пару единомышленников, ну и завертелось… Вдруг Шурик замялся, и я уже сам догадался, что мы дошли до самой болезненной для него части рассказа. — Рассказывай дальше, не волнуйся. Я такой же человек, как и ты. И я всё пойму. Я погладил его руку, таким образом успокаивая. Шура вздохнул и продолжил: — Ну, а помимо группы у нас двоих завертелись ещё и… Он нервно сглотнул. — Отношения… Это не было что-то из разряда интриги или романа. Скорее юношеское любопытство, «а что будет если?»… Вот мы и узнали, что будет ЕСЛИ. И дальше от этого самого ЕСЛИ уже не получилось избавиться. Да мы и не хотели. Нам нравились наши чувства друг к другу, наша любовь, хоть она была и неправильной. Если бы тогда хоть кто-то узнал о нас, нам обоим был бы такой пиздец. Но, благо, никто не знал. Также наши чувства служили довольно-таки устойчивой почвой для совместной творческой работы. Вот на таком плаву и продержалась наша группа несколько лет. Мы даже успели выпустить пару альбомов, а потом… Потом моему другу пришлось уехать, так как его родители иммигрировали в Израиль, а там его уже забрали в армию. На этой фразе внутри Шурика как будто что-то оборвалось, и я чётко почувствовал это. Словно дальше лучше не рассказывать, ведь всё хорошее из его истории уже подошло к концу и больше нет смысла ее слушать. Но смысл есть во всем, особенно сейчас. — Мы, конечно, старались поддерживать связь на расстоянии. Писали друг другу письма, присылали кассеты с записями своих голосов. Он рассказывал мне свои армейские истории, я же ему присылал наброски песен нашего коллектива и инструментал к ним. Нам даже удалось созвониться пару раз. Я занимался делами группы, пока он служил и вдруг… — Шурик сделал длинную паузу, напрягшись и закрыв лицо руками. — Всё закончилось. Я перестал получать от него письма, мне перестали на них отвечать, а позвонить уже не было возможности. Я страшно за него испугался тогда. Подумал, что его уже отправили на линию огня, на войну и, поднакопив денег, я сам приехал в Израиль, искать его. Но безуспешно. На тот момент он был уже в другой стране. В Австралии. Его опять увезла родня. От них же, кстати, я позже и узнал, что мой друг больше не хочет общаться со мной, мол я его предал, выгнал из группы и так далее… Я, конечно, не поверил во всю эту чушь, но потом пришлось смириться с потерей. Ведь больше он на связь со мной так и не выходил, хоть и обещал, что обязательно вернётся… Шура снова опустил голову, сжавшись, словно стараясь подавить волну нахлынувших чувств. Я же стал кое-что вспоминать, и, благо, вспомнить было не сложно. Ведь эти эпизоды были ближайшими к моменту потери памяти. »…- Ты думаешь, что после всего случившегося мы с отцом позволим тебе и дальше общаться с ним?..» «…- Да ты только посмотри, в кого превратил тебя этот Шурик!..» «… Егор, тебе вот уже третий десяток пошел. 22 года, а ты ни разу в дом девушку не привел! И все из-за этого… Шуры!..» Ну, я думаю дальше можно не объяснять, что к чему. И без того всё понятно. Похоже родители всегда были против моего общения с Шурой. А когда я потерял память, для них это стало отличной возможностью окончательно оборвать все наши контакты и быстренько женить меня. Благо, продлился весь этот позор не долго. Я довольно быстро нашел работу в Австралии, съехал от родителей, предотвратил нежелательную свадьбу и так и стал жить один, перебравшись потом обратно в Израиль. Я хотел завести семью и найти пару, но глубоко внутри знал, что уже очень сильно люблю кого-то, и предать эти чувства не получалось ни в какую. Даже с течением времени, как видите. Эта странная, неясная и неразборчивая, тонкая, как нить, любовь словно вереницей привела меня к истокам, обратно. Сначала в Беларусь, а позже, как я и говорил ранее — «пару месяцев назад», уже сюда, в Россию. — Ну, а после пропажи моего друга, все было как по нотам. Как по фальшивым. Группа без вокалиста распалась, много участников ушло, да и без него мне всё это стало не нужно. Совершенно не нужно. Я не представлял свою карьеру музыканта без лучшего и любимого друга, на пару с которым собирался её построить. Вот так я и забросил музыку, став искать другой род деятельности. Отсюда я, соответственно, бросил и гитару. Я, конечно, пытался найти девушку, завести с ней семью и детей, но всё тщетно. Я не смог. Просто не смог предать эту жгучую и безнадежную любовь. Она даже сейчас, до сих пор, живёт и тлеет во мне надеждой на то, что мой друг вернётся… Обязательно вернётся ко мне… Я слышал как голос Шуры срывался и подрагивал. Он едва ли держался, чтобы не зарыдать. Аналогичные чувства были сейчас и у меня. На глазах невольно проступили слёзы, но я всё ещё не был уверен на все сто процентов, а потому спросил: — А как звали твоего друга?.. Мой голос тоже уже сбивался. Шурик поднял на меня слезящиеся глаза и, тяжело вздохнув, произнес: — Лев Михайлович Бортник… Теперь из его глаз уже градом покатились соленые и тяжелые капли. Моё сердце замерло, сжавшись. — Лёвчик, ну неужели ты меня совсем не помнишь?.. — тихо прошептал Шура, опустив голову в безнадежности и сжав мою ладонь в своей. Поверить не могу. Он искал меня в нескольких странах, неустанно волновался, беспокоился и ждал. Ждал, что я вернусь к нему. Вот он, человек, которого я забыл и так усердно пытался вспомнить и отыскать. Вот он, этот человек, сидит сейчас прямо передо мной, крепко держа меня за руку. Шурик. Александр Николаевич Уман. Не в силах больше тянуть резину, я накинулся на Шуру, крепко обняв его и прижав к себе. — Так вот, кого я все это время пытался вспомнить и найти…- усмехнулся я, вытерев свободной рукой выступившие слезы. Как только мы обнялись, в моей голове возникло всё. Все те теплые и добрые моменты, что мы пережили вместе. Весь тот ужас и кошмар, через который мы прошли рука об руку. Все ночные, дневные, утренние и вечерние страсти, от которых кожа на наших телах чуть ли не трескалась по швам. Я вспомнил всё. Стоило нам двоим лишь только коснуться друг друга, и я как заново родился. Я вновь почувствовал это родное тепло и заботу, вновь услышал стук его сердца. Стук сердца моего Шурика. — Шурочка…- немного дрожа шептал я, обнимая своего рыдающего друга. — Ну все мой хороший, я здесь. Я здесь и больше никогда и никуда не пропаду. Старший тоже дрожал, прижимаясь ко мне и всхлипывая, уткнувшись в моё плечо. Он гладил меня по спине и плечам, тяжело и часто вздыхая. Я в ответ гладил его длинные волосы, стараясь успокоить. — Н-не надо… Не обещай мне ничего больше… С-слышишь?.. Н-не надо… Второй такой твоей проп-пажи я просто не п-переживу… Охуеть, все то время спокойного общения со мной Шура держал эти душераздирающие эмоции в себе. Не зря он, всё же, в театралку ходил. Я слушал его горькие всхлипы и сам заражался их тяжёлой печалью. — Ну, всё… Перестань так горько плакать, я прошу тебя… Ты вернул меня. Вот он я, рядом с тобой. Сижу, обнимаю тебя и успокаиваю… — Я так скучал по тебе… Страшно… Каждый божий день я просыпался с мыслью о том, что больше никогда тебя не увижу. И от неё сразу хотелось уснуть обратно. Навсегда… — Ну прекрати… Не говори таких слов, умоляю… Я не удержался и, подняв лицо Шуры на себя, мягко и невесомо поцеловал его, пока ещё опасаясь углублять поцелуй. Уман же ответил на него так же трепетно и ласково, просто наслаждаясь чувством долгожданной встречи после столь долгой и невыносимой разлуки. Шурик целовал меня так робко и со страхом, словно боясь, что я просто плод его воображения, и вот-вот растворюсь в воздухе, исчезнув прямо из его рук. Не знаю, как долго мы целовались, однако наши лобзания стали значительно глубже, и вскоре поцелуй пришлось разорвать из-за критической нехватки воздуха. — Поверить не могу… Ты всё-таки дождался меня… — пряно улыбаясь сказал я, не желая размыкать такие тёплые объятия. — Ох, и не я один… — сказал Шура, вытерев слёзы. Ему стало значительно лучше. — Перчатки твои тоже дождались тебя… Это ведь их я сказал тебе достать из бардачка в машине. И твои кассеты с музыкой у меня остались… Гитара твоя, первая, стоит у меня дома, в углу. Пылью там покрывается, тоже ждёт тебя. — Ты все это сохранил? Охуеть не встать… — Да, там не только это… У меня в квартире много хлама, связанного с тобой, Лёвчик. Но самый главный хлам хранится вот здесь. Шурик повертел пальцем у своего виска и мы оба расхохотались. — И ещё здесь… Я ткнул пальцем в грудь Шуры и он тут же сменился в настроении. В глазах вновь появилась мягкая и нежная печаль, а на его лице отразилась такая же грустная и неловкая улыбка. — Тут не хлам… Тут любовь… Возможно, единственное, что мне по-настоящему нужно… Он вновь взял меня за руку и, невесомо поцеловав тыльную сторону ладони, приложил ее к своей груди. Стало так тепло и легко на душе. Я, наверное, уже и забыл, что значит ощущать счастье и лёгкость. Благо, у меня теперь есть человек, который в любой момент сможет мне напомнить, о том, как это. Точнее, он был всегда, даже когда я о нем совершенно забыл.