в клятвах дьяволу

Страх окутывает ее серым, бледным, лишенным благородства и теплоты, девочка, имени и сущности своей не знающая, обиды прячет на терпимую и в то же время ненавистную Коко, находящую раз за разом новые грани чужого раздражения, подпитывающаяся ее разочарованием, солоновато-горьким на вкус. Ярость ее кровавая, горькая и гнилая, несовершенная еще, но находящаяся в крайней степени, вырваться наружу готовая, до крайности доведенная, источника гниения уничтожить желающая, яркая, терпкая, желанная, но из последних сил сдерживаемая, глубоко внутри спрятанная, отчаянная, усталая, на грани метающаяся, сорваться и удержаться желающая. Гнев безымянной девочки безжалостный, он бездушный и безнравственный, в процессе разложения застрявший, ужасающий, темный и пугающий. Майкл тьму видит, он чувствует ей подобное, но в масштабы глобальные разросшееся, мир готовое поглотить и надежды все уничтожить, Майкл тьму знает, растет с ней — темнота его душа наследственная, снова и снова предрекаемая, в культ обращенная, предназначение его определяющая; Майкл — хаос в первозданном его виде, хаос, вырывающийся из разрушенных сожженных границ, хаос, избежать которого невозможно, прощения молить у него бесполезно, бежать некуда; погибшая земля расцветает отцовскими замыслом, предписанным веками назад, великим и окончательным. Сущность ведьминская истинное зло к себе привлекает, за ангельской внешностью дьявол кроется, которого Мэллори чувствует, Майкл к ней руки простирает в желании увидеть подгнивающую душу человеческую, жалкую, к смерти готовую, обреченную на нее столетиями назад, но сталкивается он с иным, с ему противопоставленным, давным-давно умершим, но чудом выжившим, вопреки всем стараниям. Мэллори — сила света, против него выступающая, его смерти желающая, она погибель его и враг, в ней ярость и злость гореть должны, желание мир спасти плечи к земле тянуло бы неподъемной тяжестью — ноша Атласа давно пытается с плеч держателя своего упасть и разбиться. Страх в зрачках ее разгорается, он ее заполняет, и Майкл наблюдает, проявляя редкую для него терпеливость — враг его слаб, безымянен и бесцелен, враг его — потерянное существо, по грани ходящее, в пропасть не упасть пытающееся, наклоняющегося вниз опасно, но выдерживающее. Майкл завороженно смотрит — никакая магия не привлекает истинного дьявола, как привлекает его грех, совершенный невинной душой. *** Неизвестность настигает ее в скрытом здании, пробраться в которое — невозможная задача, она ладонями пытается разогреть заледеневшие плечи, холод не пугает ее, больший страх в ней вызывают темные стены, покрытые изображениями апокалипсиса, и вестник его, разглядывающий ее, намерения свои скрывающий, правду ей увидеть не позволяющий, магии ее лазейку не дающий. — Зачем уничтожать мир? Чему он помеха? — голос ее от стен эхом, Мэллори впервые говорит за две недели, в течение которых Лэнгдон остается терпеливым, не испытывает ее, не пытает, только руки и ноги ей освободить не позволяет; в нем мало гнилого вблизи, за ангельской внешностью разлагающуюся душу не рассмотреть, — все об этом говорят, но не объясняют. — Зачем его создавать? Зачем населять людьми, существами, способными только к разрушению всего, что их окружает, и себя? — взгляд его поистине дьявольский, только ведьмы от природы не пугливы, ведьмы сильные и стойкие, слабости не показывающие. — Ты — человек, — усмешка не выходит, Мэллори забывает, она на него, спокойного, величественного смотрит и не понимает, как целью всего его существования может быть уничтожение, как убийство, омывание рук в крови чужой его не пугает, как оно приносит ему иллюзию счастья. — И я уничтожу мир и всех, кто его населяет, — она дергается, когда рука его дотрагивается до иссохших прядей волос; Майкл вблизи истинный дьявол — привлекает и ужасает, противоречия вызывает. *** Бессмысленность бегства она понимает практически сразу, здание, в котором ее держат пленницей — лабиринт, а за его пределами мертвые земли, отравленные, бесполезные, пораженные оружием, направленным существом, жизнь истребляющим. — Убийство, которое ты мечтала совершить, пока находилась под заклинанием, скрывшим твою сущность, не так ужасно, как ты представляешь, — она привыкает, к его голосу и радикальным идеям, к любви к уничтожению и презрению к ведьмам, она свыкается, начинает слушать его безумные речи, с удивлением и испугом находит в них смысл, который неизменно отрицает. — Констанс, женщина, воспитавшая меня, убила себя. Она боялась меня, моих способностей, она сбежала, спаслась и обрекла себя на вечные страдания в проклятом доме, — сменяющиеся интонации его голоса привлекают ее внимание, она замечает: он никогда не говорил так. Он, проповедник всемирного уничтожения, никогда не звучало так, словно когда-то у него существовали чувства, словно обида была близким для него понятием, — убийство Коко спасло тебя бы от необходимости выполнять ее повеления. Мэллори знает, что такое безумие и как оно начинается — с сожаления к (не)человеку, уничтожившего все живое на земле. *** Кровавые царапины руки ее покрывают, коду разрывают, ирисы на ней расцветают синяками фиолетового и синевого; вера в Майкла приходит только с болью и ненавистью, с отвращением к себе и окружающим, с желанием сдохнуть, упасть замертво. Мэллори, пленница, чьи руки давно уже не связаны, она свет во тьме погрязший окончательно, в обманчиво-невинном взгляде Лэнгдона, чистом, нетронутом злостью и яростью, лживом. — Я в тебя верю, — Майкл руками обнимает ее кровью залитыми, губами лба касается в парадоксальной ласке и заботе, он нож ей в руки дает — Коко, в которой спрятана чужая светлая душа, кричит громко, смерть от руки подруги-ведьмы страшна и ужасна; Мэллори знает, в чем заключается безумие — в клятвах дьяволу и объятьях его привычных и кровавых.