Солнцепоклонник

      «Кто. Посмел?!» — Солнцеликий владыка Эдена не выкрикнул это вслух только потому, что даже невысказанные слова жгли горло давно забытым ощущением беспомощности.       Определенно, день не задался еще с вечера: словно бы предчувствуя приближение неприятностей, Солюс выпроводил из спальни очередную живую грелку — а вместо восьми часов отдыха проворочался полночи на слишком широкой кровати. Утром потянуться к бокалу помешал не столько список дел в ежедневнике, сколько язвительное «слабо́?» внутреннего голоса…       И вот, стоило банально подойти к окну кабинета, как оказалось, что даже его не самому бедному воображению такое точно было «слабо́» предугадать.       «Солнышко, я люблю тебя!» — так жизнерадостно, что почти злорадно, сверкала свежей желтой краской надпись на асфальте, которую наверняка уже заметил всяк входящий в главный офис «Эден-Корп». И вроде бы в сумме — ничего оскорбительного. В конце концов, любить своего лидера — скорее обязанность, чем право любого горожанина… да и демонстрировать доброжелательность к дневному светилу законом не запрещено, уж оно-то навряд ли возражало против подобной фамильярности.       Но закон законом, а по факту ни одному здравомыслящему горожанину не пришло бы в голову пачкать асфальт какими бы то ни было признаниями; а проберись в сердце города повстанцы, хулиганской романтикой они навряд ли ограничились бы. И эта внезапность, непредсказуемость происходящего беспокоили Солюса больше всего.       «Проверить камеры. Замазать безобразие… Нет. Игнорировать. Домыслы — это всего лишь домыслы, а в случае чего — выдадим этот цирк за рекламу, скажем, новой программы прогноза погоды. Кто не любит дождик, кто не любит тучки…» — нервно рассмеявшись собственной идее, Солнцеликий затребовал записи с камер и крепкий кофе с лимоном. «Не слабо́, понял?!»       Ночной романтик пожелал, как и ожидалось, остаться инкогнито. До того, как объективу камеры досталась щедрая порция желтой краски, на записи остался лишь силуэт, кажется, подростка — весьма нахально выбравшего для «тайной» вылазки белый костюм и явно карнавальную маску с перьями. Единственной зацепкой была черная звезда на куртке «солнцепоклонника»…       И вот тут объект поклонения понял, что где-то он что-то подобное уже слышал.       «Черные Звезды». Бич Монополиса. На гастролях в Эдене?..       — Кто не любит звездочки… — мрачно-бодрым дикторским тоном процедил Солюс, рассеянно вылавливая из кофе кружок лимона и забывая поморщиться от кислого вкуса.

***

      Лагерь повстанцев был охвачен пожаром небывалого для столь ранней поры оживления. Отчаянно храброго пришельца обнимали и поздравляли как родного, а тот, хоть и блаженствовал в центре внимания, все же слегка смущался оттого, за какую заслугу его чествовали.       — Ну же, Вольфганг, не засыпай! Расскажи, как тебе понравился этот рай на земле, а? — нетерпеливо тормошила брата Наннерль Моцарт, не спавшая, как и он, всю ночь от волнения, но полная энергии и любопытства.       — Про этот «рай» за сейфовыми дверями тебе еще и расскажут, и, быть может, покажут, детка! Лучше расскажите, откуда вы взялись, блистательные безумцы, неужто мертвая земля Запада еще родит такие цветы? — на другом плече Моцарта повис вездесущий Снейк, между делом с любопытством ощупывая не то ткань бело-звездного костюма, не то вздрагивающую от возбужденного дыхания грудь.       — Сестренка, ты им что, ни словечка не сказала? — Наннерль с лисьей улыбкой помотала головой. — Разве вы не слыхали о Черных Звездах подземелий Монополиса, раскачивающих каменные небеса и наводящих страх на «приличную» публику? Просто, понимаете… надоело нам с сестренкой наводить страх.       — И утирать слезки подкаблучнику Джонни! — хихикнула мадмуазель Моцарт, тут же чуть хмурясь. В конце концов, ушли они не из-за того, что носовые платки кончились… хуже было то, что у грустящего Рокфора началось обострение подрывного героизма.       — Вы… и здесь?! — у Снейка на мгновение пропал дар речи. О да, он «слыхал» об этих безумцах… и чаще о терактах, чем о мирных протестах или хоть каких-то идейных победах. Не то чтобы их разрушения вообще объяснялись высказанными вслух идеями.       С другой стороны, Моцарты, по видимости, разделяли больше эстетические предпочтения, нежели агрессивную политику «Звезд» — и кроме того, для повстанцев не была лишней никакая поддержка. На Другой стороне находилось место для всех, в отличие от тесных стен Эдена.       — Кажется, это была не лучшая рекомендация… — улыбка Вольфганга погасла, и уже он крепче обнял сестру, прижимая к себе.       — Да брось. Вы не похожи на тех, кто наводит страх… Хотя то, что ты учудил — это действительно бомба! — рассмеялся Снейк, немного приходя в себя и дружеским жестом ероша волосы мальчишки, на что Моцарт лишь сверкнул глазами — зато Наннерль, подкравшись со спины, в ответ дернула Змея за косичку. Тот притворно зашипел, но политический конфликт был мгновенно исчерпан.       Вскоре шумиха улеглась, и новички, смеясь и жестикулируя кружками с горячим чаем, по третьему кругу пересказывали собравшимся вокруг повстанцам истории о «подземельях Монополиса». Минт уже задумчиво перебирал струны гитары, сочиняя очередную главу песенной летописи Другой стороны.