True love

На самом деле, Аид очень даже любил свою жену. Тому было немало причин: начать с того, что Персефона была симпатичной, скажем даже честно — красивой. Она была умной и, по сравнению со своими олимпийскими родственницами, обладала приятным характером, что само по себе значило очень много. Она — единственная, кто спокойно относилась к его чувству юмора (преимущественно, черному и узкоспециализированному), а гиперопека Деметры позволила прелестной его жене спокойно относиться и к его неприязни к олимпийцам (и даже, отчасти, разделять её). Да, Аид очень любил свою королеву. — …Зелёная?! — Поправлять разгневанную богиню повелитель подземного мира не стал, учитывая то, что, технически, она не ошиблась — у Зелены действительно была специфическая зелёная кожа. Размышлять сейчас стоило о другом: он сам где-то ошибся или это — такая очаровательная — чисто женская — месть? Если бы Дикэ и Тюхэ объединились, они бы вполне могли устроить весь этот кавардак. Оставалось только вспомнить, в какой момент он — Аид — умудрился наступить на больные места сразу двум прелестным дочерям Зевса. Или самому державному брату? — …Говорила мне мама! — Аид невпопад усмехнулся, потому что, совершенно игнорируя монолог взбешенной богини, он думал о том, что зависть — вполне человеческое чувство — свойственна не только смертным. Не мог, очевидно, сиятельный громовержец смириться с тем, что, пока его круглосуточно опекает Гера, старший брат более полугода предоставлен сам себе и, если есть желание и умение, может приводить к себе кого и когда захочет. — Твоя мать человечину ела. Я бы поостерегся её советов. — Парировал он, даже не глядя на жену: все женщины в гневе чем-то похожи на медузу Горгону. Стоит ли экспериментировать и смотреть в глаза? К тому же, Аид совершенно точно знал, как закончится эта семейная сцена. Так же, как она закончилась с нимфой Минтой или нереидой Левкой.* Садик Персефоны был просто-таки очаровательным. Как и его жена. Да, повелитель мертвых никогда бы и ни на кого не променял свою супругу. — Не смей ничего говорить про мою маму! Она — единственная, кто меня любит! — чисто по-женски взвилась богиня. Аид фыркнул — он совершенно не был уверен, что дражайшая сестра и теща привязывала к себе единственную дочь из любви. Из эгоизма скорее и вернее. — А как же Адонис? Или Дионис? — Персефона возмущенно задохнулась, глядя на мужа круглыми глазами. Аид пожал плечами. Это было честно, по крайней мере: Кронид ничего не сделал с любовниками жены; не превратил в растения или животных, не убил и не придумал чего похуже (Гефест вон публично унижал, пока не надоело). Имел он право хотя бы устно выразить свое недовольство? — Мы говорим о тебе! Она — ведьма, Аид. Смертная. И с ребенком! Последний факт, видимо, вновь завел сбитую с толку и слегка потерявшую запал Персефону. Аид вздохнул. И стоило ему вообще заводить эту интрижку? Расплачивался он за нее вдвое. — Скажи мне, что это — не твой ребенок, Аидоней. — Требовательный тон жены дополнялся подозрительным взглядом, которым она сверлила его, скрестив руки на груди. Ах, какая же была у Персефоны грудь! У Аида даже была отговорка для тех случаев, когда он внезапно оказывался среди своих вечно нетрезвых (с тех пор, как на Олимпе завелся Дионис) братьев и сестер, и его начинали (в который раз) расспрашивать о том, с чего бы вдруг Персефона. Почему именно дочь Деметры. Очевидно, светлоликим богам веками не надоедало смаковать подробности их скандального брака. Причем, озвученные Аидом и дополненные неравнодушными в лице Зевса, Деметры и нимф-подружек (по необходимости и присутствию). Да уж, бюсту жены следовало бы посвятить оду. «Как вариант, — подумал Аид, — был тут недавно один аэд…» Тактичное покашливание, дополненное сердитым прищуром, заставило Аида покачать головой. — Прости, дорогая Кора, но я же всего лишь брат Зевса. Не сам Зевс. — Что ж, лёд тронулся: Персефона безуспешно попыталась скрыть дрогнувшие уголки губ за раздраженным фырканьем. — Крониды! — Аид тактично промолчал, что и в его жене текла кровь Крона, спасибо родителям. Но, кажется, тот факт, что ребенок Зелены не имеет никакого отношения к ее мужу, богиню успокоил. — Но ты клялся ей в любви! И спасибо, что не на водах Стикса, судя по тем взглядам, которыми ты ее пожирал! Иногда его жена все же была крайне наивна. «А как ещё смотрят на любовниц?» — И что за вид такой: престарелого ловеласа? Бледно-рыжие кудряшки, морщины по всему лицу. Еще немного — и с Грайями мог бы посоперничать! И как только повелась? Видимо, совсем отчаялась. А тут уже в словах жены было слышно мрачное удовлетворение. Но вот с определением к своему внешнему виду Аид бы поспорил. И вовсе не так уж много было этих морщин. И вообще, явиться к смертной в своем божественном обличье? О, на такую глупость был способен только младшенький. — Зато мой истинный облик только для тебя, о королева. Немного лести никогда не мешало, учитывая все их непростые отношения. Персефона смотрела на него со смесью удивления и досады. «Да, для меня, — легко читалось в её взгляде, — а ещё раньше для Минты, для Левки. А о скольких я еще не знаю, Аидоней?» — Ты водил её сюда! В наш дом, Аид. Ты говорил ей, что сделаешь для нее все! Аид покачал головой. Следовало как-то свернуть трагедию (желательно — на высокой, пронзительной ноте) до того, как она превратится в фарс. — Не тоже ли самое говорил тебе юнец Адонис? Персефона капризничала. Понятно, что предъявить мужу ей было нечего. За исключением супружеской неверности, которой поголовно страдали все дети Крона, за исключением неженатых (да и у тех проблем на личном фронте было более, чем достаточно). — Не переводи разговор на меня! Я отослала мальчишку, как только ты, мой царь, возмутился. А эта ведьма? Ты теперь так и будешь к ней таскаться! Сюда ее таскать! Аиду снова захотелось напомнить жене, что речь идёт о потомках прекрасной Геи, Кроноса-время. Верность — ни женам, ни любовницам — не была их сильной стороной. Вряд ли бы её это успокоило. — Ну хорошо, хорошо, Лептинида. Клянусь, больше ты о ней не услышишь. Кора, его воинственная богиня, вздохнула. Взгляд её был тяжёл и полон недоверия. Ожидаемо и понятно, впрочем. И почему бы Ате не помочь сейчас? Так, немного. Ясно, что после того, как Зелена пронзила его «олимпийским кристаллом» — слегка измененной молнией брата-громовержца — и увидела как повелитель смерти осыпался пеплом, Аид и не думал явиться к ней снова. Разве что в качестве особой привилегии в самом-самом конце лично встретить у дворца. И сейчас Ата могла бы помочь успокоить подозрения жены. Немного хотя бы. В конце концов, Аид ведь очень любил свою королеву. Да и стоило бы столько времени охотиться за кем-то, кого не любишь? Организовывать столь помпезное похищение? А потом справляться с внезапно свалившейся — отдельные благодарности сестрице Деметре — сверхурочной работой… — Учти, муж мой, если только эта смертная появится рядом с тобой ещё хотя бы раз… — в глазах Персефоны — невысказанная угроза. Аид никогда не рисковал по мелочам и это — точно был не тот случай когда стоило начинать. — Обещаю тебе, она не появится. По крайней мере, до конца своего срока. — Пообещать просто так было неправильно: всё-таки Кора в гневе — зрелище редкое, но притягательное. Слова дались Аиду с лёгкостью. Каждый из них знал, что владыке подземного мира меньше всего нужна ведьма, отчаянно мечтающая слепить из него что-то вроде… Даже подобрать определение сложно. — У неё нет и половины твоего шарма, моя дорогая. Улыбка Персефоны — холодная, как воды Ахеронта, но столь разительно отличающаяся — честностью — от улыбок богинь Олимпа, возникла словно из ниоткуда. — Что ж… Мне кажется, из неё выйдет прекрасный плющ. Если вдруг. И всё-таки владыка Аид очень любил свою жену.