Желание

      Лес холоден и снежен. Гудит ветер в елях. Пороша заметает лыжные борозды. — И где их носит, черт побери?! — Лановой упёрся мощными кистями в оконный проём. «Дожили, сниматься под праздники!» — Ну пурга, ну чего ты разнылся? — Олег сидел подле печки и настраивал гитару. Лицо его было сосредоточено. «И чего в тебе столько темперамента, ты же не в роли». — А, может, ему удобнее так… Может, он хочет стать Максимовым, думать как Максимов — Ливанов отвлекся от рисунков. В последнее время он видел в Васе нечто необыкновенное. Воплощение физической природной силы, которая раскрылась именно сейчас, на площадке. Он ощущал себя с ним особенно слабым, но не видел в том ничего ужасного — будто находился в музее и разглядывал греческого бога из мрамора. — Я лично не хочу ничего думать. Я хочу домой и съесть что-нибудь жирное и горячее. Кажется, в этой халупе только муляжные яблоки. —…Не только! — воодушевленный Анофриев достал из-под стула стеклянную бутылку. «Давайте на троих!» — Положи реквизит на место! — Ливанов резко встал. — Ооо, кто нам трезвость преподавать будет! — Лановой отвернулся от окна. «Алкоголь оказывает губительное влияние на организм, да?» — Я... В завязке я! Хватит скалиться, Вась — лицо Ливанова скривилось «Ты не знаешь, ты и не хочешь знать, каково это!»       С первого курса Щуки тёзка посеял в душе Ливанова непосильную зависть и непосильное желание быть рядом. С самого детства маленький девочкоподобный ребенок хотел быть сильным мужчиной с бронзовой кожей и широкой улыбкой. С самого детства он осознавал, что это невозможно. Поэтому ничего не оставалось, кроме немого восхищения и тайной мечты минутного обладания. А когда твой кумир идёт наперекор твоим принципам, чувствуешь себя не в своей тарелке. — Да брось ты, тёзка. Вот ты 364 дня пил? — Пил. — Так что тебе сделается с одного несчастного дня? — Лановой склонил голову набок. — И то правда. Наливай, Олежа. — А рюмки-то привезли? — Анофриев окончательно забросил мытарство с гитарой. — Рюмки… Ублюдочные декораторы! Вот сейчас стоят где-нибудь в сугробе и пьют без нас! — вскипел Лановой — А пить-то им нечего. Спиртное-то нам успели доставить — заметил Олег.       Компания дружно рассмеялась. Они подняли на стол ящик прозрачных пузырей и открыли первый. Бутылка шла по кругу из одних губ в другие. Малоинтересные тосты быстро кончились. Приятели пили от безделья. Быстро кончился и первый пузырь. Чуть медленнее ушел второй, и уже стал подходить к концу пятый.       Олега понесло раньше всех: смешно икнув, он уткнулся в рукав свитера и засопел. Лановой медленно поднес стеклянное горлышко к узким губам, по его сильной шее пробежал вниз круглый ком, скрывшись в широких ключицах. Василий оторвал бутылку от губ и тяжело вздохнул: «Ну что, великомученик, посмотрим, кто кого?» «Посмотрим» — Ливанов закусил губу. Из компании он остался наиболее трезвым и больше других отдавал себе отчёт. Отчёт того, что раскрасневшийся от промилей друг, кажется, думает над чем-то ужасным. Он уже не был Лановым, он полностью растворился в Максимове. Осторожно, держа бутылку чуть ли не в кончиках тонких пальцев, Ливанов приложил губы к стеклу. Он закинул голову и допил остаток залпом. «Отчего бы мне не доиграть этот спектакль до конца? Отчего бы мне не стать для него Зелениным?..» — размышлял Вася. С глотками таяли сомнения и нарастало предчувствие. «Куда ты все в себя вливаешь, ик-интеллигенция? Дай сюда!» — но было поздно. В бутылке стало суше, чем в Сахаре. — Это моя порция была — набычился Максимов. — Здесь ещё есть. Хоть упейся! — возразил Зеленин. — А я хочу допить ЭТУ! Я все равно её достану! — Попробуй, придурок. — Ах ты… — Максимов схватил Сашу за ворот. «Уж я то знаю!..»       Внезапно Алексей прижал свободную руку к затылку Саши и привлек его с себе. Грубо прижавшись к губам друга, Максимов стал шариться языком по дёснам Зеленина. Тот разомкнул челюсти и позволил Леше полностью овладеть своим маленьким ртом. Макс был необычайно силён, казалось, ещё немного, и он достанет Сашино горло. Неожиданно Максимов порывисто отдернул лицо и вытер со рта тонкую прозрачную нить. — Мало, а оставил. — Для тебя — не жалко — Зеленин поперхнулся и поправил очки. — А как у тебя с закуской? — Чего? — опешил Александр. — Не томи, я две полных бутылки в себя влил — право имею.       Алексей сжал шею друга и утонул носом в его темных мягких локонах. Они пахли терпким одеколоном и мускусом. Саша запрокинул голову — дышать ему становилось все тяжелее. Зато Максимов усиленно втягивал воздух узкими ноздрями. Он опустился чуть ниже, нежно схватил зубами мочку уха Зеленина и стал ее то оттягивать, то отпускать. Позже Александр почувствовал в ухе что-то важное и горячее. Оно провело по внешнему ободку, перешло на внутренний, опускаясь все глубже. Напоследок, Максимов дунул в ухо Зеленина и выпустил его со словами: «Дыши. Придурок». Александр попятился и, споткнувшись, сел на пружинную койку. Ему было больно, к тому же, Зеленин осознавал, что синяки просто так с шеи не деть. — Зачем ты так со мной? — Саша поднял коровьи глаза на приятеля и тут же опустил. Это было не то, чего он ожидал. Он искал понимания и взаимности, а Лановой лишь потешался. — Ты чего? Чего ты? — опешил Макс. — Да ладно тебе. Мало ли что случается. Было и нет — Василий подпёр лоб ладонью. Теперь он думал лишь о том, как украдёт у Шацкой пудру и будет скрывать то, чего, по сути, и не случилось. «Хотел лишь подыграть, а он…”- мысли актера путались. Ему не нравился этот пьяный Максимов, Василий уже жалел о содеянном. Лановой тихо подошёл к койке и сел рядом. Ливанов даже не поднял головы. Он мог бы встать и так сильно ударить коллегу в щщи, что тот бы отправился в пьяный нокдаун. Он мог бы поднять такой шум, что весь посёлок бы проснулся, но отчего-то ничего не делал. Что-то мешало ему бить это лицо, унижать эту личность. Какое-то гнетущее тупое чувство овладело им.       За окном гудел ветер. Трещали дрова в печи. Тикали часы — близился вечер. — К черту эту люстру — Лановой прошёлся до противоположного конца комнаты и нажал на выключатель. Красные пятна огня заиграли на угловатом лице актёра. Он сел на пол рядом с печью и стал смотреть на пламя. Оно колыхалось горячим занавесом, пожирая поленья одно за другим. Великая сила таилась в этом огне. «Кажется, в аду горит точно такое же пламя» — думал Лановой — «Оно сжигает и нисколько не дарит счастья тому, кто в нём». Он почувствовал запах табака и обернулся. На койке лежал другой Василий, поджав под себя тонкие ноги в ботинках. В его правой руке тлела сигарета. Он смотрел на тонкую струйку дыма безразличным взглядом. — Скоро Новый год, чего бы ты хотел? — спросил Лановой. — Желания не говорят вслух. Они от этого не сбываются — Ливанов снял очки и отвернулся к стене. — А если я угадаю? — Если угадаешь… Ты угадай сначала! — огрызнулся Вася.       Лановой окинул взглядом узкую тощую спину коллеги в пиджаке. Казалось, даже собственная спина не может его защитить.       Аккуратно поднявшись, Лановой приблизился к койке. Ливанов тихо спал. Силач аккуратно достал бычок из тонких пальцев друга и, немного отойдя, метко бросил окурок в огонь. «Чем черт не шутит, отчего бы и не попробовать с ним» — рассуждал Василий.       Он нагнулся над другом и стал осторожно тереться губами о нежную кожу на щеке Ливанова. Лановой завороженно очерчивал его правильные черты своим ртом: высокий лоб, глубоко посаженные глаза, тонкий прямой нос. Наконец, он добрался до губ и остановился. Сейчас Василий не мог налюбоваться на их правильную форму, спелый цвет и детскую припухлость. Лановой, зажмурившись, стал медленно приближаться к этим губам. Тут он почувствовал, что они сами припали к нему, а холодные дрожащие ладони коснулись теплых щек. Это был совершенно другой поцелуй: влажный и горячий, будто тягучий какао с плиты. — Да ты совсем озяб! — удивился Лановой. «Отчего ты не укрылся?» — Я не знаю. Не хотелось — Ливанов свёл брови над переносицей в смущении. Он говорил очень тихо, будто сам с собой. — Суй мне руки под пиджак. Давай, быстрее, а то ещё околеешь — Лановой забрался на койку и перекинул ногу через тёзку.       Когда дело было сделано и руки Василия оказались в тепле, силач лег прямо на друга. — Уйди, ты раздавишь меня! — забарахтался Ливанов. — И тебе это понравится. — Лановой засмеялся и провел кончиком носа от начала острого подбородка до ключичной ямки. «Знаешь, что надо делать, если ты замёрз и хочешь отогреться?» — Н-нет… — Надо снять ту одежду, в которой ты был на холоде, и обеспечить постоянную подачу тепла. — Да, да, конечно. — Ливанов стал торопливо стягивать галстук и рубашку. — Слишком много энергии ты уже потратил на самообогрев. Дай мне помочь тебе — Лановой снова встал на четвереньки и стал усердно расстёгивать пуговицы на рубашке друга. После этого силач развязал его галстук, и отбросил всё вместе с пиджаком на пол. Ливанов остался в майке, через которую была видна его двигающуюся вверх-вниз грудь. Лановой запустил руки под эту майку и провел ими по выдающимся рёбрам. Он почувствовал под одной из ладоней сильное биение сердца: тудух-тудух, будто в такой маленькой груди нашлось место для целого локомотива. И тут Лановой понял, что и его сердце работает в такт и в ритм чужого. Василия захлестнула сильная эмоция. Он молниеносно стянул с друга штаны, исподнее и обувь. Затем он поднялся на колени и бросил взгляд на открывшееся зрелище: кожа белее лилии, тонкая, с бледно-голубыми венами на узких бёдрах, жилистые плечи и такая же жилистая грудная клетка, сбалансированные руки и, самое главное, изящные ноги с округлыми икрами и крепкими ляжками. Он был так ажурен, что походил скорее на бесценную фарфоровую куклу, чем на человека. Ливанов бросил на друга грустный взгляд. «Просто дай мне обмануться. Я не в праве ещё на чем-то настаивать». — Обмануться… — задумчиво произнес Лановой, проводя пальцами по своему ремню. В мыслях его вертелось: «Вот так просто, будто с какой-то шлюхой. Без явок, без паролей, без какой-либо надежды… Охх, чёрт! Что же это делается? Это ведь я даю ему шанс, а не он мне!» — Подумай хорошо, Вась. Дороги назад у тебя не будет — Ливанов повернулся на бок и скрестил руки на груди — он действительно замерзал. Возле стен в этом доме было сыро.       Ливанов близоруко уставился на огонь в печи. В глазах актера бегали две живые искры, и было непонятно: то ли он впал в румянец, то ли это пламя слабым светом играет на узком лице. — А я не хочу сейчас думать. Ни о Максимове, ни о реквизиторах, вообще ни о чём! — чуть ли не закричал Лановой. «От чего у тебя все так сложно?! То хочешь, то не хочешь!» — Я. Не знаю. Я не могу подвергать кого-то риску просто так. — К черту риски! Мы одни! Одни в этом доме на отшибе галактики. В пурге. Кто нам помешает? — А он? — Ливанов сделал жест в сторону Анофриева. Тот громко сопел, подложив руки под голову. — Ему и без нас отлично. Спит и видит цветные сны — Лановой стал снимать ремень. «И куда делась вся твоя спесь, весь твой оптимизм? Ты будто сам не свой, Вася» — Я устал быть бунтарём, для всех и всегда. — Охх, слишком много неясной для меня пурги ты несёшь. Слишком много — Лановой впился в губы, которые слишком сильно его манили. Он избавился от своего пиджака, рубашки и майки, обнажив рельефный пресс. — Нравится? — спросил он, хитро отведя глаза. — Очень — прошептал Ливанов. Он осторожно прикоснулся к животу друга, чтобы убедиться в реальности происходящего. Он помнил это тело ещё со съёмок на пляже: загорелое, несокрушимое, изящное. И сейчас оно было всего в нескольких сантиметрах от лица интеллигента. Не теряя возможности, Ливанов сел, заставив скрипнуть койку, и стал осыпать точечными поцелуями наиболее выступающие части. От страха и удовольствия Лановой тихо усмехнулся. — У тебя был достаточный опыт, верно? — Девушки любят, — скромно ответил Ливанов. «Знаешь, что они ещё любят?» — Ну-ка…       Ливанов обвил руки вокруг бёдер товарища, стал стягивать его черные узкие брюки вместе с бельем. Василий положил ладони на накачанные ягодицы, приподнял их, отпустил и легко заскользил руками вверх по спине. Параллельно с этим, Васенька стал опускать лицо ниже по животу, щекоча Ланового своим дыханием. Наконец, достиг наиболее выпуклой упругой части и широко разомкнул губы, чтобы снова сомкнуть, причмокивая и двигая взад-вперед. — Это…чёёёёрт.Это и любят твои девушки? Впрочем, не отвечай… — Лановой обхватил широкими ладонями затылок Ливанова, резко привлёк его к себе. Тот глухо промычал и сильнее сжал пальцы на спине друга. Василий согнулся над интеллигентом, двигая напряжёнными бёдрами все сильнее и чаще, пока не замер на несколько секунд, дрожа всем телом. Затем Лановой засунул большой палец за щеку любовника и плавно потянул его лицо к своему: — Это ещё не всё, солнышко. Он снова целовал Ливанова, покусывая его губы и причмокивая излишком слюны. — Ты такой тихий. Почему? — Лановой опустил руки на худые бледные плечи друга. «Почему ты не говоришь, что до сих пор не согрелся?!» — Я не хотел расстраивать тебя. — Да что за ерунду ты все время несёшь. Будто наперекор мне — Василий поднялся с койки, вытянул из-под друга ватное одеяло, лёг и укрыл обоих с головой.       Они лежали, плотно прилегая, как две фабричные ложки в абсолютном мраке ватной утробы. Не то чтобы звук вьюги, треск огня не проникал сюда. — Всё дрожишь? Неужели, я не могу согреть тебя? — Лановой уткнулся носом в плечо друга. — Ты.Такой необыкновенный — Ливанов взял двумя руками грубую руку Ланового и приложил к своей белой груди. «Четыре года подряд я видел тебя каждый день, занимался с тобой на потоках, а ты так ничего и не понял. Это и было моей целью, пока я не прояснил, насколько неполноценен человек в одиночку, особенно, такой как я. Посмотри на себя: я уверен, нет в мире даже подобных тебе» — Нет загорелых крепких парней с хорошими зубами? Ну, не преувеличивай — улыбнулся Лановой. «Ты лучше скажи мне, много ли таких как ты? С таким же голосом и фактурой? Даже если бы я решил обойти весь свет от Южного до Северного полюса, я не встретил бы никого похожего. Я ни на йоту в этом не сомневаюсь» — Кажется, мне уже совсем не холодно — Васенька повернул голову к Василию. — Вот и славно — Лановой освободил руку и плавно опустил ее между ног бывшего сокурсника. — Погоди, ты слышишь? — произнес Ливанов испуганно. Раздались шаги по паркету. — Проснулся таки — прошипел Лановой. — Куда ты дел мои трусы? — Туда куда же и свои — понятия не имею! — Может, он поколобродит и снова уснет? Раздались гитарные аккорды. — Нет, не уйдёт… — Посадят нас с тобой, Вася, в психушку за такое… — Ничего, зато перестанешь втайне на оба пола передёргивать! — Господи, лишь бы отец не прознал. Ну и балда же ты, Вася. И отпусти уже руку! — Есть у меня одна идея. Кто-то должен остаться под одеялом, а кто-то выйти. Когда Олег из комнаты уйдёт, второй тоже выйдет. — Гениально. Иди ты первым, тебя больше видно — прошептал Ливанов.       Лановой повернулся на другой бок и неспеша поднял одеяло. Гитарная мелодия сфальшивила и оборвалась. Ливанов аккуратно проделал смотровое отверстие и начал наблюдать. — Здрасьте… И давно мы так спим? — лицо Анофриева приняло удивлённо-саркастическое выражение. — Да вот...Ты уж извини, думал, не проснешься. — Спать. В Новый год. Однако… — А что же ещё в этой халупе делать? — Василий аккуратно загнал вещи Ливанова под кровать, а сам подобрал свое бельё. — А где ещё один Вася? — В поселок пошёл, сказал, знакомая у него там. — Ну да, это ж Васька! — присвистнул Олег. «У него везде такие «знакомые»… Наконец-то мы одни». — Не сейчас, Олежа. Я не в духе. — Что-то случилось? Расскажи другу — легче станет — Анофриев опустился на кровать рядом с Василием. «Нет, ну кто тебя такого вылепил!» — он растормошил челку Васи, схватил того за уши и горячо поцеловал. Затем повис у друга на шее и повалил на подушку с хохотом. «Ну что может быть лучше курантов, салюта и тебя сегодня?» — Только я с тобой! — Лановой снял с Олега свитер в красно-серую шашечку и принялся целовать приятеля в шею. Анофриев звонко смеялся и крутил головой во все стороны. Внезапно его лицо стало серьёзным: он заметил сбоку от себя пару больших возмущенных карих глаз. — Привет… — неопределенно произнес Олег. — Привет, коллега. — А чего ты тут делаешь? — Соль пришел просить. — И дали тебе? — Дали, но не соль… — Так, иди-ка ты отсюда! У тебя, кажется, дела были! — раскраснелся Олег. — Да понимаешь, в чем проблема… — Ливанов откинул одеяло -…Мне бы зад чем-нибудь прикрыть.

***

      Они сидели втроём за столом и молчали. Одежда снова была на своих владельцах. Злосчастный ящик теперь пылился под кроватью. Ливанов злостно косился на Анофриева и потирал кулаки. Анофриев зыркал, то на Ливанова, то на Ланового. Лановой сидел, подперев лоб рукой. — А реквизиторы все не едут и не едут… — нарушил тишину Олег. — У нас дверь по пояс занесло. Приехали бы они ещё — буркнул Ливанов. «Сам бы отсюда сбежал, если бы не эти сугробы!» — Беги, не увязнешь…в Москву…к папаше — оскалился Анофриев. — ОТЦА НЕ ТРОЖЬ! — резко встал Ливанов. — Давай, бей!!! Сопляк малолетний! — вскочил со стула Олег.       Оба они стали ходить вокруг круглого стола, выдерживая дистанцию и не сводя друг с друга глаз. Внезапно Ливанов ускорился в противоположном направлении и полетел прямо на Анофриева. — СТОЯТЬ!!! — Лановой схватил Василия за плечи и прижался к его губам. — Ты чего?! — вытаращил глаза Олег. Тогда Лановой подошёл к Анофриеву и поцеловал его точно так же. Ливанов на это никак не отреагировал. — Идите оба спать. Завтра приедут киношники, продолжим в обычном темпе — Лановой взял сигареты и направился на чердак.       В темной комнате лежали двое. Окно противно сифонило, в него летел снег. Спать в таком холоде в одном бельё было невозможно, поэтому коллеги лежали одетыми. Пахло плесенью и старым тряпьём. Одна из раскладушек скрипнула, раздался знакомый голос: — И давно ты с Васей, Вася? — Иногда кажется, что мы и не расставались. Знаю его с института. — Он мне даже ничего не сказал. Просто…всё случилось слишком быстро.       Стекло часто задрожало от ветра. — Эта его улыбка… От чего-то я узнал в нем себя. Мне показалось, что он — такой же простой парень, как и я — продолжил Олег. — Он прекрасный актёр. Только и всего. Обвел нас, дураков, вокруг пальца и не моргнул. — Странное дело. Вроде, и в душу мне харкнул, а, вроде, и не зол я на него — Анофриев уставился в потрескавшийся потолок. «Когда он был со мной, я никогда не чувствовал себя несчастным или напряжённым». — Повезло тебе — Ливанов развернулся на раскладушке. — А теперь, будто, и поговорить не с кем… Ты уж извини за отца. Он вообще не причем был. — Извинения приняты… Можешь говорить со мной, если не боишься. Знаешь, у меня не так много знакомых как ты. Актёрская среда, знаешь, пропитана снобством, а ты, будто, другой. Ты живее большей их части… Да, и никто ещё не посылал меня по батюшке — рассмеялся Ливанов.       Анофриев встал с раскладушки и прошёлся к окну: — А ты меня не обманешь? — Обману. И не раз. Тебе ведь прекрасно известно, кто я. — Это лучше, чем врать о том, чего никогда не будет. — Иногда нам всем нужно обманываться, нужно во что-то верить. Такова человеческая природа. — Чтобы потом больно падать? — Чтобы перед тем как упасть, ощутить головокружительный полёт. Все рано или поздно падают, другое дело, что у некоторых есть воспоминания. — Которые мучают всю жизнь? — не смолкал Олег. — Повторение в памяти которых может дать понять, что худшее уже позади или подарить новые крылья. Вот и вся полемика — Ливанов подошёл к окну и стал разглядывать узоры на стекле. «Который час?» Олег зажёг спичку и поднес ее к наручным часам интеллигента. — Ровно полчаса до Нового года. — Пошли наверх. Как-то мне неловко его не поздравить. — И мне.       Коллеги многозначительно переглянулись.       Они следовали друг за другом, освещая дорогу керосиновой лампой. Наконец, показалась лестница без перил. — Я дам знак, когда тебе надо будет идти — длинные ноги Ливанова замелькали на ступеньках.       Он попал в совершенно пустое и холодное место. Стропила были покрыты заиндевевшей паутиной. Пыль на полу перемешалась со снежинками. Василий огляделся и увидел в углу маленький огонек сигареты. — Чего не спишь? — окликнул Лановой — Знаешь, сегодня ведь Новый год. Вот уже через полчаса. — Ну и пусть. Весь этот год завершится для меня одним днём — и слава мировому устройству. — Ты ведь не хотел, чтобы так получилось. Я знаю. — Вали отсюда! Совсем у тебя кукуха слетела! Неужели просто нельзя сказать, что я мудак?! Неужели просто нельзя отпихнуть меня, когда я тебя домогаюсь?! Во что ты каждый раз играешь со мной?! — огонек замелькал в воздухе. «Вот сейчас я ударю тебя, и что ты мне сделаешь? Да ничего, ведь так?» — Ты не любишь меня, да? — Ливанов опустил глаза. — Я не могу любить того, кто ничего не берет взамен. Это подрывает мои принципы. — А ЕГО ты любишь? — Ещё не понял. — А хотел бы понять? — Очень, да вот как… — Иди за мной — Ливанов скрылся где-то внизу.       Когда Лановой спустился, свет лампы был уже в другом конце коридора. Они шли в ту же комнату, где все началось. Туда, где плясали красные пятна на мебели и окнах. — Никто не выпьет для храбрости? — Анофриев достал очередную бутылку.       Ответа не последовало, и Олег молча поставил бутыль обратно. Лановой разделся, подошёл к нему и одарил длинным поцелуем. То же самое проделал и Ливанов. После этого Лановой и Ливанов вместе сняли с Анофриева свитер с брюками и стали с двух сторон касаться губами спины и груди Олега. И если для одного это была почти обычная прелюдия, то второй «целовал сквозь стену». Втроём они уселись на койку. Ливанов стал гладить пухлыми губами и пальцами верхнюю правую половину туловища Анофриева, в то время как Лановой принялся за левую нижнюю. Внезапно их руки пересеклись чуть ниже выступающей грудины Олега, но, похоже, силачу было совершенно наплевать. Он попросил всех подняться, отодвинул койку от стены и повалил на нее Олежу. — Господи!.. — от стыда Анофриев закрыл глаза.       Он услышал неспешные шаги тяжёлых стоп вокруг кровати. Две крепкие ладони хлопнули Олега по груди, некоторое время потрогали ее и поползли вверх, к шее. — Не бойся, я помогу…- Лановой приподнял голову друга и разомкнул его рот. В это же время Ливанов согнулся над Олежей с другой стороны, подняв его худые ноги на свои плечи. — Никто не узнает — прошептал интеллигент, поглаживая руки гитариста.       Ливанов невзначай перевел взгляд на Василия и закусил губу. Тот резко мотнул головой вбок, оскалив зубы, и так сильно двинул бёдрами, что зажмуренные веки Анофриева задрожали. Лановой действовал грубо и решительно, в свою очередь Васенька был довольно нежен. При этом, он без устали снедал глазами то, как играют упругие мускулы силача в свете огня. В какой-то момент Василий резко отпустил голову Олега и направился к Ливанову. — До чего же ты порочен — хочешь место в центре — агрессивно и в то же время довольно прошипел Лановой.       Он навалился на друга, зажав Василия между собой и Олегом. Ливанову ничего не осталось, кроме с неожиданным для него самого энтузиазмом, то склоняться к Анофриеву, то изгибаться, подставляя губы Лановому. «Какой же он милый…и почему только не мой?» — Анофриев благоговейно принимал поцелуи, то и дело проводя пальцами по тонкому туловищу Васеньки. В конце концов, тот не выдержал и резко изогнулся, издав негромкий стон. — С Новым годом тебя — насмешливо прошептал Лановой ему на ухо. — Не…не слушай его — Олег обвил ноги вокруг талии Ливанова — Не отвлекайся — ноги Олега сильно дрожали. — Вот как! — Лановой просунул руку между между животами Васеньки и Анофриева, после чего сжал кулак и стал делать то, что не успел провернуть с сокурсником под одеялом. — Хватит! Достаточно-ООА!!! — ноги Олега сильно вздрогнули и медленно опустились, а лицо приняло утомленный, смущённый вид. Анофриев тяжело поднялся и направился из комнаты в сторону душа. — Как видишь, мир цикличен, тёзка — Лановой до боли сжал плечи Василия и усадил того на кровать. — Такой мягкий, такой податливый… К черту принципы. У тебя самого их нет. — Нет… — будто в опьянении произнес Ливанов.       Он задрал одну ногу на край кровати, а второй провел по щиколотке друга. Оперевшись на локти, Ливанов, вспотевший и усталый, смотрел из полузакрытых глаз будто в никуда. — Ко мне будто возвращаются старые чувства, приятель — Василий перевернул любовника. на живот и потянул за плечи так чтобы аппетитные бедра согнулись под углом. «Говоришь, грезил обо мне четыре года?» — провел пальцами по позвоночнику. «Я могу дать тебе больше. Определенно могу» — он ввел медленно, особо смакуя усталое дыхание друга. «Уж я не буду больше щадить тебя» — Лановой со шлепком свёл свои ляжки с ляжками Ливанова. От неожиданности и резкости, на глазах у интеллигента выступили слёзы. «Дааа, чёрт тебя раздери!» — силач набрал темп. Теперь уже Ливанов не мог сдерживать себя и стонал на каждом выдохе. От удовольствия он приподнял сведенные вместе ноги в коленях, вытянул стопы. Его лопатки поднялись, а талия сильно прогнулась. «Хорошо. Прекрасно. Прекрасно» — Лановой подхватил приятеля за ребра и стал водить губами по его спине. Общий на двоих стон был приглушен поцелуем.       Они лежали вместе на той же самой кровати и улыбались друг другу. Внезапно Ливанов легко засмеялся. — Чего это ты? — спросил Лановой — Ты. Угадал. Угадал мое желание. Спасибо за то, что был сегодня рядом — он крепко обнял друга. — Ну…я, я же ничего не сделал! — засмущался Лановой. — Ты ничего не сделал, но так больше никогда не будет. Странно… — Ливанов с искренним недоумением провел пальцем по носу друга. — Ну отчего же ты такое солнышко! — своими бронзовыми руками Лановой обхватил худую спину Ливанова. Силач больше не хотел его отпускать. Ведь он пропадёт, исчезнет бесследно в этом огромном мире. Такой утончённый, с огромными глазами и таким же огромным всепрощающим сердцем.       В коридоре стоял Анофриев. Он аккуратно взял свои вещи, оделся для улицы. На секунду он задержался и бросил меланхоличный взгляд в комнату. «Третий тут определенно лишний» — он тихо взял гитару и пошёл наверх — туда, где улеглась метель, и где сияли холодные январские звёзды.