I
Периодически отец заходит к Стаху в комнату с проверками. Встанет в дверях — и смотрит исподлобья, чем там сын занимается. Если занимается чем-то важным вроде домашней работы, кивает и покидает комнату. Если всякой ерундой или, боже его упаси, отдыхает — обязательно дает знать о своем недовольстве. — Что-то прочитать задали? — Нет, это для души. — «Для души»… — тянет отец на тяжелом хриплом выдохе. — Ты уроки сделал? — Сделал. И перепроверил дважды. — Стах, я, честно говоря, надеялся, что, когда ты самолеты свои выкинешь, ты начнешь чем-то более подобающим заниматься, а не читать книжки сутками, как кисейная барышня. — Что ты имеешь в виду под «подобающим»? — Работу, например. Если у тебя столько времени свободного, может, тебе стоит устроиться куда-нибудь на пару часов. — Будет мешать тренировкам. — Эти тренировки уже очередная твоя придурь: в спорт тебе путь заказан, а реабилитационный период прошел. Он все еще злится. За неоправданные надежды. Стах кладет книгу раскрытой себе на грудь и смотрит в потолок. — Хорошо, я услышал тебя. Отец, довольный проведенной воспитательной беседой, уходит, оставив дверь нараспашку. Стах собирается подняться, чтобы закрыть, как заглядывает мать. Ну конечно, проходной двор. Он недоумевает, зачем ему отдельная комната. — Аристаш, ты занят? — Я читаю. — Я просто вот, о чем подумала… А, он и забыл, что отдых — это не уважительная причина.II
В понедельник Стах приносит Софье шоколадку. Она делает вид, что не заметила, но провожает рыжий затылок вглубь библиотеки с улыбкой. Прочитал «Прощай, оружие!» как предысторию к «Фиесте». Там было про любовь, не советую. Можно проследить от произведения к произведению: Хем считал жизнь трагедией и полагал, что исход предрешен. Для меня трагедией стали «Старик и море». Я пробивался через уныние, как мог, и под конец зарядил книгой в стену. Решил, что Хема читать никогда больше не стану. Мне было десять. Я рыдал. Как ты относишься к фатализму? А. P.S. Твои родители одобряют чтение книг?III
Шоколадки никак не сказываются на карме: Тим все еще не отвечает. Стах разочарованно захлопывает книгу — и выходит. Он маячит перед глазами у Софьи и, видимо, только затем получает по заслугам в записку: А еще Хемингуэй был очень красивый мужик. С. Я же дал вам взятку, чтобы вы подобрели. А. Я подобрела, об остальном уговора не было. Да и о том, чтобы я подобрела, кстати, тоже. С. Это вмешательство в личную жизнь. А. Библиотека — общественное место. Здесь как при коммунизме — все коллективное. Помни, что ты сослался первым. С. Куда ж ты делась-то, моя физика? А. Он больше не заходит. Видимо, ты спугнул его «вызовом». Не грусти, рыжик, заглядывай на обед. У меня есть пуэр. С. Он землей отдает. Пейте сами. А. Софья нарисовала Стаху грустную рожицу. Он цокает, оставляет книгу в дар библиотеке и тоже перестает заходить.IV
Стах ждет каждую среду на физике чуда, но чудо не объявляется. Под конец четверти Соколов интересуется сам: — Лофицкий, где там твой друг гуманитарный? Не спешит он что-то учиться. — Сопротивляется. — Да уж точно, избегает уроков, как может. — Заболел? — Что ты все оправдать его пытаешься? «База плохая», «не те учили, не так учили», «заболел»… Он под конец четверти стабильно сливается. Это нормальная практика. Стах хмурится, как от головной боли, и погружается в задачу. Тим почему-то стал последним, кого он хочет обсуждать с Соколовым. И совсем не потому, что Тима ему обсуждать не хочется.V
В воскресенье звонит бабушка. Стах не говорил с ней со своего дня рождения, чтобы лишний раз не травиться реальностью за пределами уютных разговоров. — Как ты, Сташа? — «Ничего». — Что-то ты тихий. — «Кажется»… — уходит в себя. Возвращается после молчания — более располагающего к продолжению, чем с Тимом. — А у тебя много друзей было? Настоящих, не проходимцев. — А проходимцы — это какие? — Это как будто все врываются без спроса в твою комнату. Посидят и оставляют дверь нараспашку. И тебя бесит, что они сквозняк создают. А настоящие — те, кого зовешь и ждешь. Только они не идут… — Если не идут, Сташа, наверное, тоже ненастоящие?.. Стах не хочет об этом слышать. Пару секунд сопит в трубку. — Мне библиотекарь недавно о том же сказала. Я в это не верю. И что все предрешено, не верю. — Что-то тебя опять потянуло на философию. Ты приехать не хочешь? — А кто меня отпустит? — Это уже моя головная боль. У вас скоро каникулы? — Начались. — Так что ты медлишь? Дай мне мать и собирайся.VI
Бабушка всегда чувствует. Так думает Стах, когда пакует вещи в дорожную сумку. Мать охает и ахает на заднем плане, закидывает трубку расспросами, тревожно бродит по квартире. В общем, поднимает осязаемый шум. Отец встает в дверном проеме. — Куда ты собрался? К Лофицким? Стах замирает. На секунду, не больше. Оставляет все, как есть, садится на кровать, сцепив перед собой в замок руки, и поднимает на него взгляд. Он уже догадался. По тону. — Разбирай вещи.