Потомки

В порту воняло гнилым деревом и рыбой, волны бились о причал, окатывая людей солеными брызгами. Моряки, стоявшие на палубе, споро перекидывали ящики грузчикам, те, словно муравьи с зернышками и веточками, ползли к муравейнику-складу. Работали быстро — чем больше кораблей разгрузит шабашка, тем больше денег получит каждый, и все же те, кто помоложе, успевали то и дело глянуть на солнце, мучительно медленно ползущее к горизонту. Взывали мысленно — ну заходи же скорей, мочи нет! От работы болели спины и руки, но бросить труд раньше положенного никто не решался. Особенно часто смотрел в небо юноша с едва пробивающимися усами, вряд ли старше семнадцати лет, но работавший наравне с взрослыми. Широкие загорелые плечи лоснились, пегие волосы щекотали шею, и не одна пассажирка в широкополой шляпе, защищавшей аристократичную бледность, бросила быстрый, не замеченный кавалером взгляд на симпатичного работягу. Он, однако, не глядел ни на что, кроме ящиков и солнца, то ли не замечая лестного и опасного внимания, то ли не придавая ему значения. Наконец покрасневшее солнце коснулось краем моря, пустило алую дорожку, прокатившуюся до кораблей, подсветившую их огненным ореолом. Начальник, чьи короткие, как у всех, серые штаны были перепоясаны алым платком, утер пот со лба, взобрался на бочку. К нему тут же выстроилась очередь, грузчики получали плату из пузатого кошеля и отходили, пересчитывая гроши, терявшиеся в огромных кулаках. Юноша оказался одним из первых. Едва взглянув, сунул заработок в мешочек на бедре, и как был, даже рубахи не накинув, умчался. Нырнул в один из множества переулков, что тянулись к главным улицам, как самые мелкие сосуды тянутся к артериям и венам, вынырнул уже у парка, пробежав через город так быстро, что любой назвал бы это чудом. Тем более что на улицах, по которым он мчался, юного грузчика никто не видел. Ухватился за столб одинокого фонаря, крутанулся, не в силах сразу остановиться. Огляделся быстро, тут же снова по привычке опустил глаза, так что никто бы не смог ответить, правда ли они желтые, или в них попросту отразился фонарный огонь. — Не опоздал, — тихо сказал сам себе. Сунул ладони за узкий серый кушак, прошелся туда и сюда, избегая главной аллеи, куда стекались парочки со всех окрестностей. Подъехала к парковым воротам карета, заставив юношу попятиться из освещенного круга подальше, а там и засесть в кустах. — Леди, разве вам пристало, — доносился озабоченный голос немолодой няньки и второй, высокий, настойчивый. — Мне уже семнадцать! Я вполне способна в одиночестве прогуляться по парку. Ну хотя бы полчаса, пожалуйста! На полчаса согласились, и на главную аллею ступила юная леди в кипенно белом платье, которое, увы, не скрывало, что и сама девушка намного бледней положенного. Казалось, даже волосы у нее выцвели, став скорее серыми, чем золотыми. Однако для больной держалась она вполне уверенно, и вскоре, осторожно оглянувшись и убедившись, что за ней никто не следует, свернула на темную тропинку, ведущую к одинокому фонарю. Остановилась под ним, залитая резким желтым светом, становясь похожей на золотую статуэтку. Переступила с ноги на ногу, тихо позвала: — Грей? Ты здесь? От кустов отделилась тень, к девушке неторопливо подошла большая собака, потерлась о ноги. Та присела на корточки, погладила широкий лоб, вздохнула, прижалась щекой. — Как бы я хотела уметь так, как ты. — Ты умеешь, — обнял ее за плечи юноша. — Просто не помнишь. Как и все. Презрение скользнуло в хрипловатом голосе, девушка отстранилась, посмотрела внимательно в смуглое лицо. — Они не виноваты. — Они потомки тех, кто виноват! Кроме тебя. Встали одновременно, все еще крепко держась за руки, так что очевидно становилось — этот спор родился вместе с их дружбой, и вряд ли умрет прежде них. Вздрогнули вместе, отвлекаясь, пригляделись к светлой аллее и к темноте за пределами круга. — Идем, — позвал он, повлек за руку туда, где деревья росли в том беспорядке, который позволен им людьми. Она, вздохнув, пошла. Он хотел научить ее и догадывался, что она хочет научить весь мир. Она хотела научиться сама и догадывалась, что он хотел бы оставить эту тайну только между ними. Темнота смотрела на них желтыми глазами фонарей.