Вкус пыли и собеседник в старом вагоне

Эта вся гниль, которая льется повседневно в жизни, — мантра человеческого существования. - Какова на вкус твоя? — спросят меня в темном, пропахшем сыростью и пылью (что-то кажется родным в этой терпкой смеси) вагоне рухлого поезда. Вагон номер семь-ноль-девять, единственный, в котором находится живая — живая ли? — душа. Коричневой пылью-песком усыпанное окно было увито плющом, а сквозь микроскопическую паутину трещин пробивались зеленые, цветущие спиральки. Сквозь их переплет в салон проходил пласт терпкого света. Казалось, можно было дотянуться рукой и потрогать на вид гладкую поверхность свечения: грязно-золотой. Десяток, сотни, миллиард пылинок летали, отражали лучи и, переливаясь, забивались в легкие и оседали там умиротворенной, старой мурчащей кошкой. Удивительно, но в вагоне не было темно – лишь приглушенно. Будто тоску превратили пастелью в мягкую перину, на которой так удобно думать о никогда не сбыточном. Будто тихой ночью горит, растворяя аккуратным градиентом тьму, толстая свеча на глиняном с витиеватой ручкой подносе. Словно вместо того, чтобы высосать краски, в картину добавили нежных цветов, разбавляя черную смоль и, укротив, превращая в теплящийся скромный огонек. Вагон был выполнен в винтажном, однако невероятно скромном стиле. (Возможно потому, что коррозия и острые углы оставшейся неосвещенной темноты поели интерьер): пара замыленных, покрытых слоем пыли и в уголках треснувших фотографий, изысканный диван со старой обивкой из красного шелка и вплетенных золотых нитей, спинка и подлокотники которого были выполнены в форме переплетающихся корней, а в центре и там, где должны располагаться ладони, вырезана голова льва; был там и длинный, деревянный стол прямо перед диваном, кажущийся серым из-за осевшей пыли. И то самое окно, в которое пассажиры поезда смотрели со своих кресел, попивая из фарфоровых, искусно сделанных чашек традиционный английский ароматный напиток. Вопрос, заданный в кромешной тишине, отскочил ненавязчивым шепотом-эхом, обволакивая все, до чего докоснется звук. - Со вкусом разочарования. На скошенных фотографиях были смутно знакомые лица. Нельзя было определить, восход за окном или закат. Во всей этой статичной обстановке была лишь одна смущающая меня деталь. Что-то непонятное, что-то до одури важное. - В людях? Солнце – константа существования жизни. - В себе. В вагоне никого не было.