О том, как Ньют Скамандер задолжал Гриндевальду

Вилла в предместье Рио. Апартаменты Геллерта Гриндевальда. Сам Геллерт возлежит на широченной кровати с пафосным балдахином и болезненно кривится. Верный Антонио вдумчиво грызет край матраса. Гриндевальд: Как же голова раскалывается! А все этот мерзкий климат. Антонио, погрызая матрас: Р-р-р. Гриндевальд: тяжко вздыхает. Раздается робкий стук в дверь. В приоткрывшейся щели показывается лицо Винды Розье. Винда: Утро, Мастер. Гриндевальд, рассеянно: И глаз дергается. Винда: Кхм. Гриндевальд: Да встаю уже. Антонио, переключаясь на подушку: Р-р-р-р!!! Столовая на первом этаже виллы. Аколиты сидят за столом, кто-то пьет кофий, кто-то чай, сумрачный Криденс лопает овсянку. Гриндевальд, уже умытый, в легком пиджаке и белых штанах: Как же голова раскалывается. Куини самолично подносит шефу чашечку крепкого кофе. Гриндевальд отпивает и кривится: Или еще поспать? Винда, острожно: У нас на сегодня планы. Гриндевальд, со страдальческой миной: Ах, да… Криденс, облизывая ложку: Говорят, сегодня у них карнавал. Гриндевальд, кривится еще больше: Какое-то у меня нехорошее предчувствие. И голова. И глаз. Краффт, смущаясь: Попробуйте заглянуть в грядущее, Мастер. Гриндевальд: пробует заглянуть, но про голову и глаз он не врал, поэтому пронзания не выходит. Гриндевальд кривится и грязно ругается по-немецки. Аколиты и Криденс: вежливо внимают (они по-немецки ни бубм-бум) Куини: краснеет. Она тоже ни бум-бум, но образы в больной голове Гриндевальда такие яркие, что переводчик не нужен. Кэрроу, оживляясь: Воскурим же новый йорик! Гриндевальду не хочется воскуривать. Ему вообще ничего сейчас не хочется, но нужно держать марку. Вся компания заканчивает завтрак и переходит в библиотеку, где хранится свеженький череп (взамен изничтоженного Литой Лестрейнж). Гриндевальд: пробует воскурить. Йорик: не воскуривается. Гриндевальд, вертя черепушку в руках: Ого, а здесь дырка! Лишняя. Подозрительно оглядывает притихших аколитов: А я думал, это наш Кролл был засланцем. Нагель: радуется про себя, что черный, поэтому никто не поймет, как сильно он покраснел. Гриндевальд: Как же глаз болит! Те же на улицах Рио. Ярко свети солнце, попугаи и нетопыри оживленно порхают среди пальм, веселые магглы в карнавальных костюмах гомонят и путаются под ногами. Гриндевальд: кривится. Криденс, одетый в стиле Г. (разве что шейный платок забыл): с интересом озирается по сторонам. Смуглые девицы в перьях и блестках: хихикают и строят Криденсу глазки. Криденс, вспомнив брошенную в Париже Нагини: вздыхает и делает грустное лицо. Прочие аколиты разглядывают встречных, перешептываются насчет будущей акции; кое-кто не прочь повеселиться с магглами на карнавале, но при шефе никак. Нагель и Краффт: путем сложных перемигиваний договариваются как-нибудь оторваться от компании и втихую хряпнуть местного рому. Винда: придирчиво разглядывает яркие костюмы маггловских девиц и думает, что она в этих розово-зелено-желтых перьях смотрелась бы куда лучше. Куинни: мысленно соглашается с данным утверждением. Гриндевальд, морщась от головной боли: Какая гадость эта ваша Бразилия. Антонио, сидя у хозяина на плече: ласково кусает Гриндевальда за ухо. Гриндевальд: Один ты меня понимаешь, зверь. Солнце светит. Магглы тусят. Нагель и Краффт замедляют шаг и отстают – они уже высмотрели симпатичный бар, а до начала акции еще целых сорок минут. Внезапно Гриндевальд замирает на месте. Оставшиеся аколиты замирают тоже. Гриндевальд, высматривая кого-то в толпе: Опять он! Аколиты пытаются сообразить, что за «он» вызвал недовольство и так недовольного Мастера. Куинни, успевшая засечь в мыслях Г. некое рыжее пятно с чемоданом, сдавленно ахает. Гриндевальд: Ну что за день такой! Жалуется отвратительно-синему небу: И почему, скажите, я ни разу, ни единого разочка не зрил Скамандера в своих видениях? Он особенный, что ли? Гриндевальд: вспоминает прошлые встречи с Ньютом; вспоминает пропавший фиал; вспоминает Альбуса. Начинает ревновать. Ньют, не подозревая о грозящей ему опасности: лавирует в толпе, с интересом разглядывая нетопырей, дерущихся с попугаями за брошенные кем-то семачки. Гриндевальд, пробираясь сквозь толпу: Сейчас прольется чья-то кровь… О, и голова прошла, как удачно! Криденс, смущаясь: А может, не надо? Он до-обрый, зверей любит. Гриндевальд: Р-р-р. Ньют, наконец замечая поблизости знакомую прическу: Ой. Гриндевальд, сатанински ухмыляясь: Ну здра-вствуйте, мистер Скамандер. Ньют, доставая палочку: Привет-привет. Криденс: задумчиво решает, показать обскура, или лучше не надо. Дикие смертофалды: воинственно пикируют с небес. Магглы: визжат и беспорядочно бегают. Аколиты (кроме бухающих в баре Краффта и Нагеля): прячутся. Ньют: пытается кастовать заклинания. Криденс: показывает обскура. Дикий смертофалд: хватает Антонио за хвост и тянет в небеса. Ньют: орет заклинание, отбирает чупакабру у хищника, прижимает к груди: Не бойся, малыш, дядя Ньют с тобой. Антонио: Уруру. Гриндевальд, видя сию картину: звереет. Дикий смертофалд: коварно заходит Скамандеру сзади и пытается зохавать того вместе с чемоданом и чупакаброй. Гриндевальд: Антонио, нет! Кастует заклинание. Смертофалду трындец. Как и всем его собратьям в радиусе четырех миль. Ньют, чихая и прижимая Антонио к сердцу: Ой. Гриндевальд, хмуро: Немедленно прекратите тискать мою чупакабру. Антонио, вопросительно: Уруру? Ньют, проморгавшись, потрясенно: Ой. Нянька моя гиппогриф. Гриндевальд спас мне жизнь. Гриндевальд, поднимая палочку: Никогда не поздно исправить ошибку. Ньют, потрясенно: Гриндевальд. Спас. Мне. Долг Жизни. У меня. Перед Геллертом Грин… Гриндевальд, прерывая изящный замах: Гм. Долг жизни, значит. Ньют, все еще в шоке: Брат мой китайский дракон. Мать моя… Гриндевальд, уже с троллфейсом: Ну-ну, мальчик мой. Не так оно страшно, как некоторые малюют. Ньют: И как отдавать теперь? Гриндевальд: Я что-нибудь придумаю. Улыбается. Ньют: вздрагивает. Гриндевальд: Не беспокойтесь, юноша, когда я решу, каким образом с вас взыскать, непременно свяжусь. А пока извольте отпустить зверя. Гриндевальд, свистит: Антонио, ко мне! Антонио: высовывает язык и облизывает Ньюту обе щеки. После чего бодро бежит к хозяину. Гриндевальд, аппарируя: Люблю Бразилию! Ньют: все еще в шоке. Занавес))