Проклятые.

Во время обедов в Большом зале они сидели за преподавательским столом отдельной группой, собственным маленьким сообществом. Они все были в чём-то похожи: резкие движения , громкие разговоры, оглушительный смех. У них всё было слишком – слишком весёлые или же слишком грустные, как будто они боялись что-то упустить… Среди них не было никого старше 30 , но они не были молоды. Они слишком много пережили и слишком много потеряли. Дети, ставшие взрослыми и не успевшие побыть молодыми. Новые преподаватели Хогвартса. Через несколько лет после войны школу восстановили , но вернуться на свои должности захотели немногие. Иные просто не могли. Неизвестно, где Минерва нашла этих постаревших детей… Северус вернулся в Хогвартс без особого энтузиазма. После войны он провёл 2 года наедине с алкоголем и воспоминаниями. Безысходность – пожалуй, так можно было описать его состояние. А что изменилось теперь? Выпивки, пожалуй, стало меньше, да ещё он брился по утрам. Постоянное раздражение сменилось апатией и полнейшим безразличием как к самому себе, так и к окружающим, и разбавлялось редкими вспышками гнева. Её худая, ломкая фигура отдавала какой-то дикой мальчишеской грацией. Ей было чуть больше 20, но черты её , острые и угловатые, не имели ни малейшего намёка на женственность . У неё были руки десятилетнего ребёнка - мраморно-белые, с тонкими изящными пальцами и маленькими, нежно-розовыми ногтями. При разговоре она всегда смотрела собеседнику прямо в глаза, при этом перебирая руками маленькие синие фарфоровые бусы, которые носила обернутыми два раза вокруг левой руки. Складывалось ощущение, что она никогда ни в чём не была уверена и постоянно боялась ввести собеседника в заблуждение. Такие люди, а в особенности женщины, никогда не производят должного впечатления. Он не знал, почему заострил на ней внимание. Наверное, потому, что среди всех, кого он видел, она единственная казалась ему живой. Война оставила и на ней свой отпечаток – подернула сомнением взгляд, страхом приглушила голос, сделала походку робкой, а движения – неуверенными. Но из них всех она была единственной, кто пытался сбросить с себя груз прошедших лет и забыть то тёмное время. Однажды, совершая очередной вечерний обход, Северус наткнулся на неё в западном крыле. Она сидела на подоконнике и что-то тихо говорила. Сначала он подумал, что она шепчет заклинание, но потом, подойдя ближе, понял – она читает стихи. Впервые Северус услышал её голос - низкий, обволакивающий и мягкий, словно сахарный сироп. Несмотря на то, что говорила она шёпотом, голос эхом отражался от стен – заполняя собой весь коридор, заставляя прислушаться, не вникая в смысл слов, соблазняя просто поддаться этому увлекающему голосу, расслабиться и забыть обо всём. Остановившись в тени, он заслушался, погружаясь в какое-то мягкое, бездумное спокойствие. *** Снейпу никак не хватало времени привести мысли в порядок и разложить всё, что называется, «по полочкам» . Он давно хотел этим заняться, но воскрешать в памяти события минувших лет и снова всё обдумывать, взвешивать совсем не хотелось . Этим вечером он снова нашёл причину не совершать столь тяжёлое для него действо, мотивировав отсрочку тем, что прежде, чем наводить порядок в голове, нужно навести порядок в собственном жилище. Во всех его комнатах действительно царил совершенный бардак – книги лежали буквально на любой горизонтальной поверхности, а некоторые даже парили в воздухе. Так что при попытке пройти по комнате в любом направлении приходилось неизменно преодолевать препятствия в виде старинных фолиантов, покинувших свои места на полках в многочисленных шкафах. Иногда его взгляду встречались совершенно незнакомые предметы – как, например, целая корзина стеклянных шаров для предсказаний, или пара синих шёлковых перчаток, одна из которых валялась в спальне, а другая увенчивала пирамиду из книг в коридоре. Всё это определённо стоило разобрать, но Северусу хотелось, чтобы это произошло как бы само собой, независимо от него. В тот момент, когда он как раз размышлял о том, куда лучше левитировать стопку подозрительно похлюпывающих сереньких книжечек, загораживающих проход в спальню, в дверь постучали. В полутьме коридора он смог разглядеть лишь чей-то узкоплечий силуэт и услышать дыхание. Кем бы ни был незваный гость, он явно не отличался смелостью. Прошло ещё несколько секунд, прежде чем незнакомец отважился шагнуть в полоску света, и он смог узнать в нём её – девушку с детскими руками. Пожалуй, стоило охарактеризовать её по-другому, но ничего иного на ум не приходило. Уткнувшись взглядом куда-то в пол, она долго что-то бормотала про снотворное зелье, дождь , беспокойство и кошмары. Северус шагнул вглубь прихожей, пропуская её внутрь. Он мог бы захлопнуть дверь прямо перед её носом – ему нечего было терять, но он слишком давно ни с кем не разговаривал, чтобы прогонять её прочь. Даже после победы, публичного оправдания и награждения орденом Мерлина общественное мнение о нём почти не изменилось – сальноволосый ублюдок из подземелий, предатель, убийца. На что она вообще надеялась, когда шла сюда? Оказавшись в гостиной (которая, к тому же, служила столовой, библиотекой и рабочим кабинетом), она не стала оглядываться. Встав рядом с круглым обеденным столом, на котором громоздилась куча пергаментов, книг, перьев и всевозможного хлама, она стала перебирать тонкими пальцами многострадальные бусинки. Северус подошёл к шкафу и начал бездумно передвигать какие-то флаконы. В комнате было душно. Пахло плесенью и смолой из камина. За своей спиной он слышал мерное пощёлкивание фарфоровых бусин. Несмотря на полное отсутствие движения, в этой комнате определённо что-то происходило. Нечто неуловимое, но значимое и весьма действенное – воздух как будто загустел, стал тягучим и липким. А время... время вдруг показалось чудовищно медлительным и тянулось, тянулось, угрожая вот-вот лопнуть. Северус резко развернулся на каблуках и смерил гостью долгим пронзительным взглядом. Ей стоило больших усилий не отвести взгляд. Дрожащими руками взяв с полки флакон, Северус быстрым , резким движением протянул ей зелье. Он почувствовал, как её пальцы нерешительно коснулись стекла, и выпустил бутылочку. Постояв немного, она сказала, запнувшись, «спасибо» и ушла , замешкавшись в дверях на несколько секунд. Как только её шаги в коридоре стихли, он спешно пересёк комнату и распахнул окно. Холодный, с запахом мокрого леса ветер ворвался в помещение и унес душную и вязкую, обволакивающую массу, в которой раньше существовал Северус Снейп. *** С того момента прошло чуть больше недели, и он кое-что выяснил о ней. Имя её Фрина, и было ей 24 полных года. Отзывы о её преподавании были не особенно лестными, а о магических способностях – совершенно несвязные: «посредственность», «ничего особенного», но, в то же время, «что-то в ней есть», «ничего подобного не видел», и никакой ясности. В этой особе определённо было что-то совершенно необычное, неестественное, что-то, заставившее его открыть окно... Пожалуй, это стоило того, чтобы по собственному желанию пожаловать в кабинет Минервы МакГонаголл и выслушать все её упрёки и претензии по поводу своей персоны. Они говорили долго, обстоятельно обсуждая все стороны вопроса, несмотря на то, что профессор трансфигурации и, по совместительству, директор школы чародейства и волшебства Хогвартс много раз пыталась перевести тему разговора в другое русло. По окончании их конфиденциальной беседы Минерва бросила в сторону направившегося к двери Северуса строгий взгляд. - Всё , что здесь было сказано не должно покинуть стен этого кабинета. - Ну, разумеется… *** Уже несколько лет Северус Снейп находился в информационной яме – он почти ничего не читал, ни с кем не разговаривал, нигде не бывал и, что хуже всего, практически не думал. Все действия, что он совершал, были как бы сами собой разумеющимися, и ему не приходилось принимать никаких сложных решений или же думать подолгу над какими-либо вопросами. Буквально недавно не нашлось бы и минуты, когда он не был занят обдумыванием планов и анализом прошедших и грядущих событий, к чему его обязывала должность двойного агента, да и особенности собственной натуры. Теперь же, когда необходимость постоянно держать ум в напряжении отпала, Северус совершенно перестал его использовать и всё, что от него требовалось, совершал скорее по привычке. Наверное, именно этим объяснялся тот факт, что суть изложенной Минервой проблемы была ему совершенно незнакома. Она говорила, опустив взгляд и нерно сцепив тонкие пальцы с выпуклыми венками, как будто была виновата в том, что не смогла их уберечь… - Волдеморт был уже побеждён, но множество его соратников рассеялись по всей магической Британии. Они решили отступиться от доктрины тёмного Лорда и преследовали совершенно иные цели – в одной из лабораторий было придумано проклятье, действие которого было направлено на сокращение числа волшебников, не лояльных к Волдеморту. Тот-кого-нельзя-называть никогда не ограничивался просто убийством, стараясь извлечь из него как можно больше выгоды, ну а если это было невозможно – то удовольствия. А какие зрелища радовали его взор, всем известно. Действие этого проклятья ещё не до конца изучено, поскольку оно никак не проявляет себя довольно долгий период времени – от нескольких месяцев до нескольких лет. По имеющейся информации действие этого… заклинания затрагивает нервную систему и может в некоторой степени управлять магическими способностями волшебника. Оно разработано в лучших традициях Тёмного лорда и… в общем, судите сами – поражённый им волшебник некоторое время ничего не ощущает – длительность этого этапа индивидуальная и, по нашим предположениям, зависит от возраста, образа жизни и магической силы. А после «инкубационного периода» появляются первые признаки – вспыльчивость, перерастающая в резкие вспышки гнева, во время которых сознание даёт сбой и желание убивать пересиливает здравый смысл. Ярость доходит до той грани, когда человек, обезумев, может совершить нечто, совершенно противное его природе. Вроде массового убийства – последнее произошло 2 месяца назад в Лондоне, почти три десятка магглов убиты. Выходит, что перед смертью Волдеморт завербовал себе, по самым скромным подсчётам, несколько тысяч последователей, не знающих ни страха, ни раскаяния . Они как бомбы замедленного действия – никто не знает, когда произойдёт взрыв. Лишь немногие могут сопротивляться разрушительным проявлениям заклятия, но и они подвержены его действию, хоть и не в такой мере как остальные. Тёмные силы, собирающиеся в теле жертвы, ищут выхода и в итоге приводят к полной эмоциональной разбалансировке организма, а иначе говоря – к сумасшествию. *** Миновав коридор и поднявшись по узкой железной лестнице, Снейп оказался у средних размеров двери. Он повернул тонкую дверную ручку с облезшей позолотой и слегка надавил плечом, отчего дверь без скрипа отворилась, лязгнув о стену. Его взору открылась большая круглая комната, наполненная мягким, желтоватым светом. Потолка видно не было, и откуда-то сверху свисала на толстой медной цепи шарообразная люстра с множеством завитушек. Вдоль стен поднимались ввысь огромные стеллажи, заполненные колбочками, баночками, бутылочками и бутылищами, содержимое которых пестрело всеми возможными цветами и поражало разнообразием консистенций. Центр комнаты был заполнен мебелью , расставленной совершенно хаотично – огромный квадратный стол и два дубовых стула к нему, кровать под тканым балдахином, пара глубоких мягких кресел и, в довершение картины, высокий письменный стол с потрескавшейся столешницей. Всё это Северус отметил как бы между прочим, тогда как основной целью посещения этих весьма необычных покоев была не обстановка, а хозяйка, которой, кстати, нигде не было видно. Притворив за собой дверь, незваный гость прошёл через комнату и, едва слышно прошелестев мантией, опустился в одно из кресел . Снейп предусмотрительно выбрал то, что стояло спинкой к двери, дабы его присутствие в комнате не было замечено слишком скоро. Он уже приготовился рассматривать содержимое стеллажей, как услышал гулкие шаги на лестнице и через мгновение дверь распахнулась, вновь звонко цокнув ручкой о каменную стену. Он не мог видеть, что творилось в комнате, но, судя по звукам, гулко отдававшимся от стен, легко определял, что происходило вокруг него. Глухой стук – это звук подошв, соприкасающихся с каменным полом: Фрина прошла на середину комнаты и остановилась у стола. Мягкий шорох – такой звук рождают старинные книги, когда кто-то листает их пожелтевшие мягкие страницы. Царапающий скрип – это перо танцует на новом пергаменте. Вдруг все звуки смолкли, и комнату охватила плотная тишина. Снейп ждал. В груди ровно отдавалось дыхание, замеряя минуты. - Вы так громко дышите, профессор… - …Снейп. - Ну кто же ещё. И долго вы собирались молчать? - Ждал, пока вы меня заметите. - Ну и? Она подошла к нему и остановилась напротив. Стояла, подняв подбородок и скрестив руки на груди. Он не смог ничего прочитать в её взгляде, и только слегка подрагивающие пальцы говорили о её неуверенности и загнанном куда-то вглубь страхе. - Вы не можете преподавать в Хогвартсе. - С чего вы взяли? – голос был наигранно наглым и вызывающим. - Мы оба знаем причину, и незачем говорить это вслух . Я и другие члены преподавательского состава не будем предавать это огласке и … Он поднял на неё глаза и увидел, что девушка стоит, обхватив руками голову и слегка прогнувшись в пояснице. Спустя мгновение она неловко опустилась в кресло напротив, и, оперевшись локтями о колени, посмотрела на носки своих ботинок . - …и вы просто тихо уйдёте. - Куда? – голос её звучал глухо, как будто из ямы. - Это ваше дело. - Я пока в состоянии себя контролировать. Я принимаю подавляющие зелья и я могу гарантировать… - Ошибаетесь! В вашем состоянии вы не можете ничего гарантировать и ваши… способности могут быть опасны для студентов и других профессоров. К тому же, я узнал что вы, Фрина, отнюдь не являетесь блестящим преподавателем и… Отчаяние в её взоре сменилось гневом. Девчонка вскочила и, обойдя своё кресло, судорожно вцепилась в его спинку. - ...и я не думаю, что кто-то здесь будет сожалеть о вашем уходе, - продолжил он. - Как и о вашем, впрочем. - Что?! - Я могу себя контролировать , иначе я бы ни за что не пришла сюда. Хотя, у меня ведь не было выбора. Все вокруг смотрят на меня, как на прокажённую. Отказывают, глупо улыбаясь, придумывая неправдоподобные отговорки. Возможно, соглашаться на это предложение было ошибкой, да и весьма глупо было предполагать, что подобное может достаточно долго оставаться в тайне, - её голос постепенно терял силу, становился вялым и беспомощным. Губы медленно произносили слова, в то время как глаза смотрели в пол, а пальцы перебирали голубые бусины. Медленно, словно во сне, Северус увидел, как порвалась тонкая нить и фарфоровые шарики неспешно, один за другим, защёлкали по полу. Это как будто подстегнуло Фрину, и её голос вновь угрожающе повысился, гулко отдаваясь от каменных стен. - Но вы не смеете меня винить! Вы и представить себе не можете, каково это – когда твоё тело, твой разум и даже чувства больше не подчиняются тебе. Когда каждый миг кажется, что вот, сейчас сорвёшься и… и всё! Это намного хуже, чем просто страх собственной смерти. Вот-вот ты станешь оружием в руках того, против кого боролся и кого ненавидел. - Если вы надеетесь меня разжалобить, то зря теряете время. Я завтра же пойду к директору и потребую, чтобы вас немедленно выдворили за пределы Хогвартса, иначе я напишу в министерство и вас… - Вам лучше уйти. Если бы она в истерике крикнула ему «Убирайся!», набросилась с кулаками или просто кинула бы в него чем попало, он бы не сдвинулся с места. Но её голос был ровным и тихим, выражение лица – спокойным, и только конвульсивно сжимающиеся пальцы выдавали ярость и злость, бушевавшие в ней. Снейп медленно поднялся и вышел, бесшумно притворив за собой дверь. Уже спускаясь по лестнице, он услышал, как отчаянно звенело и грохотало стекло, бьющееся о каменный пол… *** Северус Снейп не написал письмо в министерство – он знал, что должен сделать это , но не сделал. Глупо было бы считать это сочувствием или пониманием, равно как и участием или добротой. Нельзя было назвать одним словом то ощущение, которое внезапно взыграло в нём , перечёркивая все «должен» и «обязан». Злоба, раздражение, безразличие, горечь, сожаление и досада – всё это вкупе с осознанием того, что он уже давно никому ничего не должен, перекрыло все другие рефлексы, тренировавшиеся годами. Зачем он тогда заявился к ней со своей обличительной речью? Чего хотел добиться этим визитом? Раз МакГонаголл решила рисковать, то это её дело. И её проблема. Дни сменялись днями и ничего, совершенно ничего не происходило. Прошёл один месяц, другой, потом ещё два – год подходил к концу. Он много читал, выбирался в город на выходные, снова стал бывать в собственном доме – всё как будто бы было хорошо, по крайней мере, лучше, чем раньше. Но что-то ускользало , оставляя чувство незавершенности, как будто он не сделал того, что должен был. Было ли это чувство вины за, то что он не написал то письмо? Пожалуй, нет. Возможно, он должен был извиниться перед Фриной за то, что был столь резок? Он убеждал себя в обратном – почти каждый вечер мысли подобного характера приходили ему в голову, и он снова и снова придумывал аргументы, дабы убедить самого себя, что поступил правильно, и на нём нет груза вины. Когда Северус встречал Фрину в коридоре, она прятала взгляд и быстро проходила мимо. В последнее время она перестала бывать на общих трапезах в Большом зале, и в расписании вместо её уроков часто можно было увидеть слово «замена». Он понимал - что-то изменилось, с ней что-то происходило, и это явно было нечто плохое. Северус убеждал себя в том, что ему всё равно, и эта проблема его не касается, но мысли всё возвращались к одному и тому же. *** Это случилось вечером. Насыщенный, влажно – дымчатый майский вечер, когда свежая прохлада располагает к тому, чтобы растопить камин и, укрывшись чем попало, перечитать любимую книгу – именно так и поступают обычные люди, и именно так и поступил Северус Снейп. Кресло, плед, камин и, конечно же, книга - всё было соблюдено. Правда, издание, выбранное им для перечитывания, не слишком располагало к пледо-каминным мыслям – "102 зелья из слизи больших слизней". Книга довольно глупая, но вызывающая весьма положительные воспоминания. Не так давно он решил предаваться лишь положительным воспоминаниям, и их, на удивление, оказалось достаточно много – от маленьких, секундно- ничтожных, как ощущение запаха или вкуса, до глобальных и всеобъемлющих. Одни были яркими, как глянцевые журналы, другие – словно старые фотографии, мутные и расплывчатые . Глубокие, поверхностные, простые, глупые, почти выдуманные, детские и совсем недавние – он перебирал их, словно книги на полках: расставлял в нужном порядке, перечитывал и обновлял, а затем – снова возвращал на место. Неудивительно, что появление незваной гостьи оставалось для него незамеченным, пока она не предстала прямо перед ним. Хотя лицо Фрины было в тени, Северус узнал её почти сразу же – это было неизбежно, и, не появись она здесь, он, пожалуй, усомнился бы в логичности этого мира. Она стояла перед ним, глядя прямо в глаза, и молчала. - Может быть, вы снизойдёте до того, чтобы осчастливить меня объяснением? – нарушил молчание Снейп. - Мне нужно было кому-то сказать – не хочу уходить просто так. Как будто я сбегаю. А знаете только вы и директор. - Ваш выбор несколько необычен, если не сказать хуже. - Если я пойду к Минерве, она будет пытаться меня остановить, или же начнёт утешать и обнадёживать. Я решилась, и я не хочу ни того, ни другого. - На что же, позвольте осведомиться, вы решились? - Уйти. Вы были правы. Вы были правы во всём, Северус. Мне давно следовало уйти, и я жалею, что подвергала всех такой опасности. - Я искренне счастлив, что вы наконец-то снизошли до моих предостережений, – голос его источал сарказм. - И впредь прошу вас не разговаривать со мной в столь фамильярном тоне. - Бросьте, Северус. Неужели вы откажете умирающей в столь маленькой радости – называть вас по имени? У вас ведь невероятно звучное имя… так приятно его произность, – её нагловато-развязный тон не скрывал горечи в голосе. - Ваши личные обстоятельства меня не касаются. Все рано или поздно умирают, и это не даёт вам права так себя вести. - О-о-о… и неужели вам совершенно не жаль меня, профессор? Неужели вам всё равно, что завтра, или, может быть, послезавтра я умру, едва успев прожить четверть века. Хотя чего я спрашиваю, это и так ясно! Никому нет дела до меня, до таких, как я, до нас! Мир так несправедлив. А ведь мы сражались за этот мир, бились, не щадя своих жизней… и что теперь? Что теперь, я вас спрашиваю? – она зашлась в глухом злом смехе, иногда доходя до хрипоты. Она хохотала долго, и Северус не заметил, как этот истерический смех перешёл в рыдания. Плакала Фрина некрасиво – всхлипывая, сотрясаясь всем телом и закрывая искажённое лицо руками. Снейп поднялся из своего кресла – что за беспредел творится в этом чёртовом замке? Девчонка врывается в его личные покои и откровенно грубит ему, а потом вообще начинает биться в истерике. Это безумие пора прекращать! Он как раз собирался выставить Фрину из своих комнат, как вдруг она обхватила его плечи, привстав на цыпочки, и начала неистово, жадно целовать. Это было настолько неожиданно и глупо, что он ответил на поцелуй и даже приобнял её за талию. Северус чувствовал, как тонкие детские руки обвивают его шею, и ему не хотелось их сбрасывать, не хотелось разрывать этот поцелуй – Господи, как же давно он не целовал женщину. Нет-нет, не одну из тех шлюх Лорда, что иногда перепадали на его долю, а именно настоящую женщину. На мгновение оторвавшись от поцелуя, Фрина спросила: - Ты ведь не скажешь мне, что это неправильно, неэтично и мы не должны этого делать, ведь так? Сделай милость, избавь меня от этих формальностей. Ты мужчина, а я женщина, и мы ничего не должны друг другу объяснять. Не дождавшись ответа, она снова поцеловала его. *** Далее события развивались с огромной скоростью – это было что-то невероятное, необъяснимое и пародоксальное. Их движения были то мягкими и нежными, то неистовыми и страстными. Вот Северус расстёгивает её рубашку – аккуратно, каждую пуговичку, постепенно оголяя плечи, острые ключицы, потом груди с прожилками голубоватых вен, затем плоский живот с впадинкой пупка. Мягко проводит руками по плечам, освобождая от рукавов. Она словно арфа – отзывается на каждое прикосновение едва слышным стоном. Щёки её раскраснелись, губы припухли, глаза полузакрыты. Вот уже сама Фрина раздевает его – нетерпеливо теребит мантию, рвёт пуговицы сюртука, ворот рубашки – «Господи, Северус, как можно носить столько плотно застёгнутой одежды?». Её движения отрывистые и рваные, руки дрожат. «Что ты спешишь, не волнуйся, у нас ещё много времени. Ты не умрёшь, девочка, этой ночью ты не умрёшь.» Вот они оба полностью раздеты. В спальне полутьма, тени чётко делят всё на черное и белое. Губы, подбородок, тонкая шея, плечи, спина с крыльями лопаток и бусинами выступающих позвонков, снова плечи, губы, шея, живот – он изучает её как географическую карту. Вот родинка за ухом, шрам на коленке, свежая царапина на руке – она состоит из этих мелочей, и если он узнает их все, то сможет открыть её, понять и осознать. Едва слышный шелестящий шёпот - «Се-еве-ерус-с-с…», он и не думал, что его имя может так звучать. Она обнимает его за плечи, прижимает к себе – она ждёт. Он смотрит в её глаза, большие и почти чёрные из-за расширившихся зрачков, и входит резким быстрым движением. Хриплый, отрывистый вскрик, вздох и яростный поцелуй куда-то чуть ниже скулы. Требовательное движение бёдрами вверх – и он входит в неё снова, погружаясь целиком и при этом глядя в её томно прикрытые веками глаза. Ещё, ещё и ещё, требует она и стонет, кричит и выгибается под ним, неистово царапая спину и обнимая ногами за бёдра. Она то расслабляется, становясь мягкой и плавной, то делается жёсткой, напрягая все мышцы. Северус чувствует, как удовольствие горячо пробегает по позвоночнику, ударяет куда-то в основание черепа и мягкой волной скатывается назад. Сердце колотится так, что, кажется, заглушает её хриплые вскрики , и этот безумный, обжигающий взгляд… Мысли в голове теряют свою рациональную стройность и, распадаясь на слова, мчатся где-то отголосками сознания. Девушка кричит уже в полный голос, и Северус чувствует, как сокращаются мышцы вокруг его члена. Ещё один толчок, ещё и… В тишине комнаты слышно лишь рваное дыхание двух людей. Они лежат на кровати, слушая бешеный стук собственных сердец и постепенно утопая в ленивой, блаженной истоме. Северус поворачивается на бок и, подпирая голову, рукой смотрит… Вот она, идеальная красота – в мягком свете нескольких свечей, скрывающем недостатки и сглаживающем острые углы. Молчаливая, зыбкая, одномоментная. Её тело изогнуто в красивой позе, волосы разметались по подушке, глаза закрыты. Нужно запечатлеть это в памяти, как фотографию. Запомнить изгиб плеча, линию груди, красиво закинутую за голову руку. Хотя, впрочем, этой ночью таких моментов будет ещё много, достаточно много, чтобы потом вспоминать… Фрина ушла почти под утро, оставив записку на столе и терпкий запах полыни в воздухе. Она долго ходила по комнате, собирая свою одежду, но рубашку так и не нашла, и надела плащ прямо на голое тело. Уже уходя и дойдя почти до двери, она как будто опомнилась и, вернувшись назад, присела на краешек кровати. Она взяла его руку в свои маленькие холодные ладони, сжала её и наклонилась, как будто хотела его поцеловать, но резко поднялась и вышла. Ей хотелось остаться, но она должна была уйти. *** Лист бумаги, исписанный мелким, круглым почерком ждал Северуса на столе. Ещё одна случайная связь, ещё одно прощальное письмо, ещё одна женщина, которую необходимо забыть. Северус Снейп бросил исписанный листок в синеватое пламя догорающих в камине поленьев и наблюдал как чернеет , морщится и тлеет бумага . Вдруг мужчина изменился в лице, и его тело начала сотрясать крупная дрожь. Рваными , суетливыми движениями он вытащил из складок мантии флакон и с трудом откупорив пробку выпил содержимое .Спрятав всё ещё слегка трясущиеся кисти рук за спину, он поспешно вышел из комнаты .