Их тайная страсть

У каждого человека есть тайна. Неважно, какая у него профессия и какой возраст. И потому, даже если ты падаван Рыцаря-джедая, тогрута неполных восемнадцати лет, наделённая от природы стройной фигуркой и весьма милым лицом, сия чаша тебя не минует. Она и не думала миновать её, а в один прекрасный день попросту пролилась прямо на её не менее красивые, чем сама тогрута, бело-голубые монтраллы и лекку, растекшись по ним нектаром горячей любви. Но любви, увы, безответной, отчего она и вынуждена была превратиться в тайну, а вместе с тем и в тяжёлый груз, намертво придавивший душу Асоки Тано, так звали тогруту, которая сейчас шла на встречу с учителем, где снова увидит свою тайную страсть и тайную боль. Всё верно, тайной Асоки был её учитель, вернее, любовь к нему, о которой он даже не знал. Девушка шла и невольно заулыбалась, заметив его издалека. Энакин Скайуокер, как звали учителя, уже стоял на взлётной площадке, где и была назначена встреча, ожидая свою ученицу, то есть, её. Подходя всё ближе, Асока убеждалась, что её возлюбленный учитель как всегда безупречно красив. Ему необычайно шла чёрная роба, темно-серые брюки и высокие кожаные сапоги, а светлые волнистые волосы как всегда были немного растрёпаны ветром. «Как же он прекрасен, просто до боли» — думала Асока, подходя ближе, но едва оказавшись с ним рядом, девушка мигом стёрла улыбку с лица и заменила на выражение крайней серьёзности, ведь как ни крути, им сейчас лететь на задание, на суровую своим режимом планету Кето-Наймодия. Там опять кому-то не жилось спокойно и нужно было усмирить этого товарища. Неудивительно, что для этого выделили именно их, Мастера и падавана, парочку неудержимых и имевших каждый свою тайну, но о том, что эти тайны были у них обоих, знала только одна Асока и сам Энакин, которому она принадлежала. К сожалению принадлежала тайна, а не Асока. Тогрута тяжело вздохнула и поприветствовала учителя, который, при виде неё улыбнулся и перестал быть таким хмурым. «Может быть, ещё не всё для меня потеряно» — подумала она, сидя в кресле второго пилота, и глядя в окно, на постепенно уменьшившийся в высоте храм джедаев — «Может быть и он тоже чувствует ко мне хоть что-нибудь». Учитель, однако, не подозревал о её мыслях, он думал совсем о другом, а если точнее, то с самого утра Энакин был зол и недоволен. Причиной тому стала эта самая тайна, известная только Асоке. Он был женат, в тайне от всего Ордена. Его второй половиной была сенатор от Набу, с которой он, ввиду своей профессии, запрещавшей личные отношения, встречался нечасто, хотя и был вполне счастлив от жизни с ней. Вот только недавно начались проблемы, которые сильно осложнили их и без того непростую жизнь — Падме, так звали жену, стала всё время их встреч говорить об одной только работе. Энакину это не нравилось, но он терпел, зная о том, как для неё это важно. Вот только в последнюю встречу не выдержал и сорвался, прямо поставив ту перед выбором: либо он и их отношения, либо этот её любимый сенат. Падме обиделась и от злости сказала: «сенат, он, по крайней мере, не ставит мне таких идиотских условий!» Энакин в ответ сказал: «Разве моя любовь-это условие?» «А разве нет?» — получил он недовольную ухмылку. И пошло-поехало. Всё друг другу припомнили, что можно и что нельзя. И до того доспорились, что через неделю, а именно, вчера, их брак признали официально расторгнутым и Падме могла теперь хоть до ночи пропадать в своём любимом сенате, ведь с сегодняшнего утра она-свободный человек. И он тоже... Энакин посмотрел в стекло перед собой и горько вздохнул, не замечая, что и его падаван сделала то же самое. Асока знала про его брак, давно, но понятия не имела об их ссоре и разводе, ведь на людях он с Падме держал как прежде официально. А он в свою очередь не знал, какую боль доставляла Асоке необходимость видеть его жену и общаться с ней, ведь они считались подругами. Тано и сейчас вспомнила как вчера утром она весело болтала с ней, а сама при этом едва сдерживалась, чтобы... Тогрута красноречиво сжала кулаки и покрутила ими в воздухе, мысленно представив, что было бы окажись в них голова Амидалы. Но эта злость длилась ровно до того, как завершился полет и они с учителем пришли в гостиницу. Там их ждал сюрприз — свободный номер был только один. Выбора не было и решив, что одну ночь можно и друг друга и потерпеть, Энакин внёс оплату. — Чур не храпеть и не стонать во сне, а то знаю я вас — шутливо пригрозила Асока и ткнула учителя в бок локтем. — Тогда и ты не пой в душе, мой нежный слух не выносит попсы — отбил подачу Энакин, ловко уворачиваясь от летевшего в его сторону комочка из салфетки. Номер был достаточно уютным, впрочем, рассматривать его пристально времени не было, они зашли туда лишь на секунду, чтобы забросив вещи, бежать урегулировать возникший конфликт. Тот и правда разгорелся ни на шутку, преступник до последнего пытался сбежать, лишь только поздним вечером его удалось схватить и отдать кому нужно. — Уффф как же я устала, мысли сейчас только про душ и кровать — вздохнула Асока, стирая с лица прилипшую пыль. — А я чуть со страху не умер, когда ты с этой крыши слетела — не в пример серьёзно сказал Энакин. — Со страху? Вы же никогда ничего не боитесь — не поняла Асока его серьёзности. — Я испугался за тебя — ответил он в той же манере. Асока ничего не сказала, но эти слова заставили её сердце сладко заныть. И чтобы Энакин не догадался о её мыслях, едва зайдя в номер, поспешила в душ, где подозрительно долго отмывалась под струями горячей воды. Прежде, чем зайти под душ, Асока сбросила с себя всю одежду и нижнее белье и не удержавшись, встала перед большим зеркалом ванной. Там, на серебристой поверхности стекла, тотчас же отразилась юная обнаженная девушка, придирчивым взглядом рассматривающая себя и кажется бывшая недовольной тем, что она видела. Верно. Самой себе Асока всегда казалась нескладной и не слишком красивой. Ей постоянно виделось, что её плечи и локти чересчур остры, фигура угловата и почти лишена плавных изгибов. Ключицы, на её взгляд, слишком сильно выступали, грудь была маленькой и не слишком заметной, а ноги тонкими, словно тростинки. — Хм — поморщилась она, отворачиваясь от зеркала — Неудивительно, что он предпочёл эту мымру, уж её-то округлостями природа не обделила. Вот бы и с чувствами было так...эх. И совершенно зря она так считала. Многие молодые люди в Храме и даже сенате, а то и просто на улице, часто смотрели ей вслед и с улыбкой провожали взглядом стройную пропорциональную фигурку молодой тогруты. Все замечали её тонкую талию, стройные бёдра и хоть небольшую, но даже на взгляд соблазнительно упругую грудь. Замечали приятный цвет её кожи и обаятельную улыбку. И сколько же из них мечтало хоть раз прикоснуться к этой коже, коснуться своими губами её, пухлых и приятно карамельных. Но всего этого Асока не знала, она лишь стояла под душем, пытаясь с помощью горячей воды снять нервную дрожь, вызванную напряжением от того, что объект её любви и страсти был сейчас как никогда близок, всего лишь тонкая стенка разделяла их. Она уже извела половину тюбика с гелем и всё равно не могла успокоиться. И вроде ей это удавалось, но всё равно как только в мозгу всплывало имя учителя, девушка вновь ощущала сладкую дрожь где-то внизу живота, отчего там делалось горячо и как-то влажно. Асока не выдержала и уже выйдя из душа, коснулась рукой участка чуть ниже пупка и вздрогнула, когда её пальцы ощутили горячее прикосновение липкой влаги. Одновременно с этим она почувствовала как это прикосновение отозвалось каким-то тянущим, но приятным ощущением, поднявшимся до самой груди, отчего соски округлились и потемнев стали твёрдыми. Асока провела пальцем по одному из них и едва сдержала стон. Она поняла, что сделает, чтобы помочь напряжению уйти. Тогрута не стала надевать нижнее белье, решив сделать это позже, а лишь набросила на себя халат из синего трикотажа с белыми узорами и босиком вышла из ванной комнаты. — Ваша очередь, учитель — сказала она как можно беспечнее. Энакин тут же встал и подхватив полотенце, отправился в душ: — Не скучай, Шпилька — бросил он, закрывая дверь. — Да уж не буду — бормотнула она больше себе, чем ему. Тано присела на кровать и задумчиво прикрыла глаза. Воображение тут же нарисовало ей пускай и не совсем пристойную, но самую подходящую к моменту картину: Энакин был в душе, стоял под струями воды. Обнаженный и ещё более прекрасный, чем когда-либо. Вот он выдавливает на руку ароматный гель и медленно размазывает его по своему телу. Асока никогда не видела его без одежды, но легко могла это представить. От этих мыслей она почувствовала, как между её ног вновь стало горячо и начало странно пульсировать, а грудь стала такой чувствительной, что даже тонкая ткань халата давила на напряженные соски неимоверной тяжестью. Сил терпеть эту муку больше не было и чтобы избавиться от неё, Асока решилась на крайнюю меру, к которой прибегала лишь в крайней ситуации. «Я успею» — подумала она — «Учитель всегда моется долго!» И с этими мыслями девушка легла на кровать и развязав пояс халата, чуть развела его полы в стороны, давая прохладе номера коснуться своих сосков, упруго смотревших в потолок. Девушка провела пальцем по одному из них и потом чуть сжала подушечками большого и указательного. Внизу стало ещё горячее. Тогда она засунула эти два пальца в рот и смочив слюной, сделала то же самое, а потом, смочив так же средний начала водить им по верхушке соска. Получилось так, словно кто-то ласкал его языком и губами. Это было приятно и Асока с удовольствием повторила это и со вторым соском. На этот раз она чуть прикрыла глаза и попробовала представить себе, что это делает не она, а кто-то другой. Хотя, почему кто-то? — Аххх — вырвался из её груди тихий стон — Эни, как же мне хорошо. Потом она решила усилить своё удовольствие и одновременно продлить его. Асока несколько раз легко, едва касаясь пальцами кожи, провела руками по своему телу, от груди до верхней границы бёдер. От этого стало щекотно, а возбуждение стало острее. Чуть повернувшись на бок, она неспеша одной рукой провела себе по спине, сумев дотянуться до чувствительного участка между лопаток, второй погладила себя по ягодицам, после чуть сжала их обеими руками. Правая рука двинулась чуть дальше и уже нащупала небольшое, но глубокое отверстие, уже вовсю сочившееся прозрачной влагой. Асока без труда просунула в него указательный палец, в то время, как её левая рука зашла спереди и разведя пальцами нижние губки, указательным нашла чувствительную упругую горошину, и слегка провела по ней, заставив себя вздрогнуть всем телом. Это оказалось приятнее всего и девушка решила работать именно в этом направлении. Перевернувшись обратно на спину, Асока развела ноги чуть шире и положив левую руку на грудь, начав ласкать пальцами то один, то другой сосок, правую опустила между бёдрами, чтобы большим и безымянным пальцем раскрыть свои природные лепестки и обнажить маленькую округлую точку — центр возбуждения на теле женщины. Она чуть опустила вниз средний палец и смочив его своей же смазкой, начала касаться этой точки. Сперва несколько раз мягко погладила её, потом начала надавливать и почти нажимать как на кнопку, и наконец, освободив ещё один палец, стала чуть прищипывать горошину. И так попеременно, при этом не переставая трогать свои соски и сжимать их пальцами, волна горячего удовольствия вот вот уже должна была политься через край, накрывая Тано с ног до головы, уже срываясь с губ стонами: — Эни, да, вот так, ещё, оххх... Глаза её были прикрыты, а все чувства сконцентрировались в одной области и наверное именно поэтому она не заметила, что теперь находится в комнате не одна. Её учитель, закончив мыться раньше ожидаемого, но забыв взять нижнее белье, обмотав бёдра полотенцем, вышел из душа, чтобы исправить эту оплошность и замер на месте, увидев такую милую картинку. Его дорогая ученица лежала на своей кровати и почти сбросив с себя халат, самым бессовестным образом удовлетворяла себя при этом что-то постанывая. Энакину стало неловко, он уже хотел было вернуться обратно в душ, как вдруг услышал среди бессмысленных стонов собственное имя. В тот же миг неловкость превратилась в другое чувство, уже возникавшее у него сегодня, особенно в момент, когда тогрута была в душе, а он, не выдержав, заглянул в небольшую щель в дверце ванной. А ещё он вспомнил как испугался за неё сегодня на задании. То, как плотоядно смотрел на неё преступник. Много чего промелькнуло в его голове, слившись наконец в единое чувство-эмоцию-ощущение, пробежавшее по телу горячей дрожащей волной, замершей в районе бёдер, налив кровью главный признак достоинства любого мужчины. Узелок полотенца развязался, Энакин не стал поправлять его и оно с лёгким шерохом спустилось вниз, оставляя его полностью обнаженным. Сопротивляться самому себе не было смысла, ведь сама ситуация располагала и подталкивала обоих к очевидному и нужно было быть идиотами, чтобы не понимать этого. Энакин не причислял себя к таким, как и Асока и уже в следующую секунду, слегка наклонившись над кроватью, легко и в то же время страстно прикоснулся к раскрытым губам Асоки. На миг остановился, подумав, что она его оттолкнёт, но нет, девушка ответила ему с неменьшей страстностью, а после, не открывая глаз, потянулась к нему руками и левой начала трогать его тело, проводя по нему сверху вниз, а правая без труда нашла мужское естество молодого мужчины и сомкнув на нем пальцы, провела по всей его длинне. А губы её тем временем шептали: — Эни, я так давно, так долго люблю тебя, но ты этого не видишь. Я для тебя никто, пустое место, всего лишь навязанная ответственность. Я знаю это и всё понимаю, я никогда не сказала бы этого тебе, но я знаю, что это сон, ты лишь снишься мне и потому я могу сказать всё. Энакин слушал её и не стремясь разубедить её словами, начал действовать, доказывая, что она ошибается. Пусть и дальше считает это сном, если ей так комфортнее, ему это ничуть не помешает. И опустившись на колени возле кровати, Энакин наклонил голову и снова прильнул к губам Асоки, затем, начал преувеличенно медленно опускаться вниз лёгкой цепочкой из поцелуев, при этом не переставая шептать: — Ты неправа, Асока, ты значишь для меня не меньше. Я не сразу это понял, но я люблю тебя, люблю очень сильно, поверь мне, пожалуйста, я тебя очень прошу. — Но ты же любишь её, она в твоих мыслях, в своём сердце, её ты любил с детства, а меня знаешь не так давно. Она любовь твоей жизни, а я только друг и не более... — прошептала в ответ Асока, по-прежнему думая, что спит и видит прекрасный сон. — Это не так, милая. Мы с ней расстались, но всё у нас закончилось гораздо раньше, я просто не хотел понимать это, понял лишь теперь, когда у меня появилась ты — ответил он ей и продолжил касаться губами её тела, пока не достиг груди, которую тотчас же принялся облизывать и слегка прикусывать, заставив соски снова отвердеть, а стоны сделаться громче. — Не сдерживай себя, мы здесь одни, никого нет больше — шепнул ей Энакин, устраиваясь рядом и проводя рукой по её телу, касаясь пальцами средочтения женского начала тогруты. — Я люблю тебя, ты для меня всё, смысл моей жизни, пусть ты здесь только сегодня, я благодарна судьбе и за то — вырвалось у Асоки с благодарственным стоном и рука её снова нашла уже отвердевший ствол и начала его сжимать и поглаживать. — Так будет всегда, верь мне, я отныне только с тобой — ответил ей мужчина и сочтя момент подходящим, осторожно устроился поверх девушки и аккуратно разведя её бёдра, медленно погрузился вовнутрь горячего лона с готовностью принявшего этот каменный ствол и обхватывая с давно сдерживаемой страстью. — Это лучший из моих снов — прошептала девушка спустя примерно час, действительно засыпая на плече возлюбленного. — Скажи мне это утром — шепнул Энакин, коснувшись губами её монтралла и накрыв их обоих простыней. Но говорить не пришлось. Утро сказало за них, дав начало чему-то новому в их жизни. Да, именно жизни. Одной для двоих.