* * *
Иметь ребенка — не значит отказаться от своей мечты. Ребенок — это еще одна мечта.
* * *
Вот последние проблески зимы отступили во власть вчерашнего дня и наступила весна, во мгновение ока обратившая все в округе в нежные пастельные цвета. С крыш нетерпеливо сбегали струйки оттаявшего прошлогоднего снега, а бодрое щебетанье разных пташек наполнило улицы маленького города. Стоя босиком на балконе, Истер протянул вперед руку, складывая пальцы лодочкой. И слегка поежился, стоило прохладным капелькам застучать по ладони. Будь здесь дети, он бы обязательно показал им всю прелесть весеннего сезона, обьяснил бы, как будут влиять на них разные заманчивые запахи, которые вскоре будут витать в воздухе... - Не стой там, - раздраженно кинул ему Марвин, торопливо завязывая галстук - опаздывал на работу. - Еще не хватало тебе простудиться. Очарование моментом было безнадежно утеряно, и Истер молча проскользнул обратно в комнату. Все-таки его альфа абсолютно ничего не понимал в омежьих чувствах - нет бы чуть понежнее, полегче, а он вон как с плеча рубит. А как хорошо раньше им было вместе - когда еще все только начиналось! Тогда Марвин еще носил его на руках, буквально сдувая каждую пылинку с любимого мужа. В день свадьбы они обменялись платиновыми кольцами в знак вечной любви. Темные от возбуждения глаза альфы смотрели на Истера с нежностью. А он лишь смеялся и смущенно поправлял рыжую челочку, вспыхивая румянцем от этого пожирающего взгляда. Это было такое счастливое, спокойное время. Теперь между ними все не так. - Сегодня у меня много работы, - альфа дежурно чмокнул его в макушку - без единого проблеска каких-либо чувств. - Но я постараюсь вернуться побыстрее. Томми скоро придет, присмотрит за тобой. Ты уже пил лекарства? Истер, слабо улыбаясь, демонстративно кинул пару капсул в рот. Сразу появилось ощущение горечи - то ли от лекарств, то ли от холодного, ничего не выражающего взгляда мужа. Марвин удовлетворенно кивнул и направился к двери. - Милый, - будто решившись, попросил омега напоследок. - Вчера у малыша Алистера была температура. Ничего страшного, но не забудь купить антидота по дороге. Я беспокоюсь, как бы ему не стало хуже. Альфа замер у двери. Поза его сразу стала донельзя напряженной и, когда он обернулся к Истеру, на его лице застыло выражение боли. - Перестань, - почти беззвучно прошептал он. Но Истера уже понесло: - И постарайся забрать Даллона из школы, если сможешь. Мне не нравится, что он водится с этими ребятами. Где это видано, чтобы подросток гулял в компании старших омежек? Ему еще рано заводить отношения в таком возрасте.. Ничего не сказав, Марвин выбежал из дома, при этом громко хлопнув дверью. Истер вздрогнул от громкого звука и немного боязливо посмотрел по сторонам, оставшись в одиночестве. Все как обычно, ничего не изменилось. Вечером Марвин вновь вернется подвыпивший и сильно пахнущий чужим омежьим запахом. А Истер не будет замечать всего этого. Как приличествует любому хорошему мужу, он будет готовить ему ужин, обильно приплавленный своими горькими фантазиями и слезами. И в конце концов, Марвин снова закроется один в спальне и будет пытаться запить свое горе. Утром же, спотыкаясь о бесконечный ряд пустых бутылок, вновь соберется на работу - подальше от Истера и этого дома, насквозь пропитанного сумасшествием омеги. Все началось много лет назад, когда они потеряли своего первого ребенка - Аки. Доктора обьяснили им, что все произошло из-за генетических отклонений плода и ничьей вины в этой нет. Дело привычное, такое то и дело случается с каждой пятой парой. Прошло полгода и они попытались снова - на этот раз Истер благополучно выносил близнецов-альф: Анри и Барни. Но и те умерли, едва появившись на свет. Диагноз: проблемы пренатального развития. Именно тогда Истер понял, что проклят - ведь, как бы он ни старался, в итоге все их дети не приживались в этом мире. Даллон, Алистер, Сонги... Младший, последний - Ирвинг, который на седьмом месяце задохнулся в маточной трубе, в результате чего пришлось прерывать беременность хирургическим путем. Острые хирургические ножи кромсали его тело и разрывали нерожденного малыша на части, только чтобы не было осложений. После, вечером после операции, обеспокоенному Марвину равнодушным, бесцветным тоном сообщили по телефону: ваш муж больше никогда не сможет иметь детей. Больше никогда. Никогда-никогда. И когда Марвин, не чуя под собой ног, примчался в клинику, чтобы забрать Истера, тот будто был совсем неживой. Бледный, апатичный, он двигался медленно и вяло, будто бы во сне. Только странная полуулыбка никак не сходила с его лица - неестественная, страшная: - Смотри, милый, смотри - какие у нас милые малыши! Правда ведь, они хорошенькие? И сильный, взрослый альфа, не выдержав, зарыдал во весь голос, упав перед возлюбленным на колени. Его горестный дикий вой разносился по всем коридорам, отражаясь от стен болезненным эхом. Полностью восстановиться Истеру так и не удалось: до сих пор он держался лишь на регуляторах психики, подавляющий большую часть раздирающих его эмоций. Теперь, в течение всего дня он просто бродил по дому, придумывая истории из жизни своих неродившихся детей, играясь и разговаривая с ними - будто те были еще живыми. Он начал это еще тогда, в больнице, в течение тех бесконечно долгих часов ожидания, что Марвин придет и заберет его. На белых больничных стенах он выцарапал их имена в ряд: Аки, Барни, Арни, Даллон, Алистер, Сонги, Ирвинг. Ирвинг и Алистер - омежки, остальные - альфы, в отца.. Рыжие, смешливые, с веснушками, глазами-рыбками, чудесные создания, необьяснимым образом сочетавшие в себе лучшие черты обоих родителей. Дети, которым не суждено было появиться на этот свет и почувствовать вкус теплого омежьего молока. Помнится, когда-то в детстве Истер разбил ртутный градусник. Круглые шарики с красивым металлическим отливом рассыпались по всей комнате и маленький омежка в панике бросился их подбирать. Однако стоило ему сжать ладони, как они тут же выскальзывали из-под пальцев. Так и с детьми - они ускользали от него, подобно той ртути, не оставляя после себя ничего, кроме горечи. - Я люблю тебя, папочка! - как же Истер хотел когда-нибудь услышать это наяву! В его мечтах каждый из сыновей повторял это многократно, но все это было не то... - Сонги, не дерись с братом, - мысленно он не раз разнимал буйных ребятишек, которым уже было тесно вместе - ведь ни один нормальный альфа не потерпит другого самца на своей территории. И мальчики тут же засопели, нахмурились. Прослушав отцовские поучения, Даллон тут же побежал озорничать себе дальше, а более покладистый и ласковый Сонги пересел на колени к отцу и пристыженно спрятал лицо в его груди. Из всех детей Сонги был бы самым красивым, его любимцем - он знал это интуитивно, наитием. Закрывая глаза перед сном, Истер видел его чаще других: прямые аристократические черты лица, царственно вскинутые брови, небрежно поджатые губы, готовые в любой момент растянуться в шаловливой, озорной улыбке. Этот сын любил бы его в ответ безмерно: между ними неизбежно возникла бы та самая, редко встречающаяся, непонятная, практически мистическая близость сына-альфы и омеги-отца. А однажды, в один прекрасный день Сонги приведет в дом хрупкого, смешного омежку, которого захочет назвать своей парой. И Истер с радостью примет этого малыша в семью, как собственное дитя - ведь тот, кого полюбит Сонги, должен, обязан будет быть прекрасным мальчиком... Раздался долгий пищащий звонок в дверь, резко вырвавший Истера из мечтаний. Томми, как обычно, ворвался в дом, подобно урагану, внеся в помещение свежий весенний запах и веселую суету. - Привет, братишка, - полненький веснушчатый омежка встал на цыпочки, чтобы привычно чмокнуть его в щеку. - Ну, как ты? Хорошо себя чувствуешь? Истер рассеянно кивнул, оглядываясь по сторонам. Только что он будто услышал горестный детский плач. Он исходил из большого платяного шкафа в спальне. Томми, беспечно болтая что-то свое, завозился на кухне, и Истер незаметно ускользнул от него в сторону источника звука. Забравшись в шкаф, омега заметил маленького несчастного Алистера, скорчившегося в самой глубине. - Солнышко, что случилось? - он осторожно прижал к себе всхлипывающего сына. - Даллон сказал, что у такого уродливого омеги, как я, никогда не будет своего альфы... - доверчиво поделился сын своим горем, потряхивая рыжеватыми кудряшками. Истер со вздохом закатил глаза - ох уж этот проказник Даллон! Вечно задирает своих младшеньких - омежек, хотя в случае чего тут же сам ревностно оберегает их от всех других альф: как и все другие самцы, он по юности, неопытности считает их своими. Но в последнее время его постоянные терки с Алистером начали напрягать - между ними точно пробегает нечто совсем уже не родственное... Что совсем неудивительно - из Алистера в будущем выйдет замечательный омежка, всем альфам на загляденье. - Маленький мой, - Истер приобнял все еще вздрагивающего сына, тут же теснее прижавшегося к нему. - Даллон говорит неправду - ну ты сам подумай, кто же может не полюбить такое миленькое создание? Алистер слабо улыбнулся ему сквозь слезы. - Ты правда так думаешь? - Конечно же, - старший омега слизнул последнюю выкатившуюся слезинку с нежной, как спелый персик, щечки сына. - Что ты тут делаешь, Истер? - это Томми пришел его искать. Яркий свет ламп резал глаза после непроглядной темноты шкафа и Истер недовольно сощурил взгляд. - Три, четыре, пять, - отчетливо проговорил он, прикрывая глаза ладонью. - Я иду искать! Кто-то звонко и заливисто рассмеялся на кухне, принимая предложенную игру. Это наверняка его младшенький, Ирвинг. Однако сейчас между ним и Истером стоял донельзя взволнованный Томми. - Ты бы прилег, - заботливо пролепетал брат, прижимая кулачки к груди. - Устал, наверное, миленький, отдохни немного.. Мимо, не глядя ни на кого, прошел Аки. Высокий и плечистый, он слегка задел Томми плечом, но тот и ухом не повел. Пол под его ногами жалобно заскрипел. Обернувшись, Истер проводил старшего сына долгим взглядом, жадно вдыхая тяжелый мускусный аромат, исходящий от него. - Я принесу тебе еще лекарства, - брат было дернулся обратно на кухню, но Истер буквально повис на нем, не давая возможности двинуться. - Марвин, - выдохнул он прямо в заалевшее ухо Томми. - Мне нужен Марвин. Низ живота затяжелел и он со стоном потерся возбужденным членом о живот брата. Разжав руки, Истер медленно опустился на пол. Близнецы, до этого спокойно сидевшие на диванчике, воззрились на него, оторвав взгляд от толстой старой книги. Четыре медово-карих глаза с золотистым ободком воззрились на него удивленно и настороженно, словно спрашивая: ну что ты выкинешь в этот раз? И тут Истер рассмеялся - громко, на весь дом, до смерти напугав Томми, который тут же бросился из комнаты - звонить и звать Марвина. Кислород был весь выжат из легких, а Истер все не мог перестать хохотать. В этом смехе не было и толики веселья и радости - куда больше он смахивал на предсмертный звериный вой. Омега задыхался и катался по полу, практически теряя сознание, а в голове билось только: отчего, отчего он обречен на это бесконечное кружение по своим несбывшимся мечтаниям...? - Лучше бы я умер, - сквозь выступившие от смеха слезы прошептал он, - Я умер, умер, умер... В доме словно все вымерло и перед глазами стало темно, как будто отключили электричество. И только когда в дом ворвался расстроенный Марвин, быстро сгребший его в хаотичных, но таких родных обьятьях, он смог успокоиться. - Я попал в капкан, - жалобно сказал Истер, потираясь носом о крепкое плечо своего альфы. Марвин вздохнул и отвел взгляд, не переставая его укачивать. С губ его слетали обрывки бессвязных фраз: не разобрать, было ли то молитвой или проклятием. Ирвинг, спрятавшийся под кроватью, забавно хрюкнул и прикрылся простыней, стесняясь своих уродливых шрамов. Ничего не изменилось. Истер бессильно откинул голову и потерял сознание.