На все времена

В глубоком межзвёздном космосе за пределами Солнечной системы температура низкая — гораздо ниже, чем на родной Земле. «Бенетар» плывёт не спеша, по инерции — топливо закончилось пять дней назад. На борту — кромешная тишина, только слегка постукивают инструменты в дальнем отсеке. Видно, Небула снова что-то мастерит. Темно. Тук. Тук-тук. Лязг. Как же темно. В глубоком межзвёздном космосе за пределами Солнечной системы температура низкая — гораздо ниже той, к которой он привык. Он кутается в потрёпанные жизнью куртки Звёздного Лорда, чтобы окончательно не озябнуть. Слой за слоем — холодно, холодно, холодно. «Спасибо на том, что не свалился с простудой прямо тут», — проскальзывает шальная мысль, хотя в голове и без того густой туман. — Мидгардец, ты ещё живой? Инопланетянка подкрадывается незаметно, легко касается чужого плеча, чуть сжимая его, проверяя ответную реакцию. Дышит, нет? Коленный сустав искрится голубоватым светом — как её кожа, но больше похоже на мелькающие за стеклом звёзды. «Завораживающе, но прикоснёшься — обязательно ударит током», — думает он, не отводя взгляда. В человеческом обществе пялиться на чужие колени практически неприлично, и такое поведение сулит всеобщее осуждение, но конкретно здесь и сейчас ему ничего за это не будет — их расы слишком различны, чтобы хоть что-то вызывало вопросы. Он откидывает голову, полностью опирается спиной о стену и устало хмыкает. — Живее всех живых. Небула вглядывается в лицо напротив, и это почти страшно — всё-таки чёрные, осознанные и оттого чересчур внимательные глаза мало помогают налаживанию отношений с другими цивилизациями. Но стоит отдать ей должное: порой в людском взгляде человеческого он видел гораздо меньше. Язык отнимается, и с каждым часом говорить и связно выражать мысли становится всё сложнее. Он долго не ел и не пил, но ещё — наверное, это основная причина — на корабле до чёртиков холодно. — Люди плохи тем, что не бессмертны, — говорит она, опускаясь рядом. — Их век слишком мал по меркам Вселенной. Вас может сломать любой пустяк. Совсем рядом щёлкают ручные стрипперы, и он рефлекторно наклоняет голову, чтобы рассмотреть повнимательнее. Слово «мало» он успел ощутить на себе в полной мере. Барахлящая сердечно-сосудистая, поломанные кости. Постоянная мигрень, головокружение, усталость. Синяки и царапины, не заживающие, кажется, годами. — На Земле есть место под названием Сибирь. Там холоднее, чем здесь. Криогенная камера местного разлива. На твоём месте я бы сто раз подумал, прежде чем восхвалять бессмертие. Наверняка борт «Бенетара» напоминает большое решето. Тепло уходит аномально быстро, вместе с теплом — воздух, но последнее его почти не волнует. Тук. Тук-тук. Это бьётся его сердце. — А ты бессмертна? — С какой стороны посмотреть. Небула подтаскивает ещё тряпья и аккуратно накидывает на замёрзшие человеческие плечи. Берёт в руки плоский медный провод и помогает себе металлическим зажимом. Шипит, задевая опасные и особо больные места, но с непонятным упорством продолжает, несмотря на вспыхивающие на коже искры. Голубое заволакивает и слепит глаза. — Раньше я считал, что бессмертие — это скучно. — А сейчас? — А сейчас изменились обстоятельства. Когда он вернётся («Если», — поправляет внутренний голос), то обязательно подумает над тем, о чём впервые задумался давно — ещё после битвы в Нью-Йорке. Поднимет архивы ПЯТНИЦы, прошерстит последние сводки ЩИТа, пообщается с теми, кто тоже допускал подобные мысли, но, возможно, гнал их прочь, потому что понимал — опасно. С таким не шутят. Загрузить свои мозги в дата-центр, впрыснуть ещё наноботов или потихоньку заменить руки, ноги и голову на искусственные — роли не играет. Не сейчас. Его голограмме подойдёт голубой. Что ему — сыграть со Вселенной ещё раз? Выберется. Всегда выбирался. А в каком виде — об этом он подумает позже.