Сделка и последствия

      Он стоял лицом к свету.       Голубые отблески луны падали на его лицо.       Только зачем он на это смотрит?       - Осаму, - мягко позвал его чужой голос.       Дазай непринужденно двинулся навстречу.       - Ты никогда не задумывался о том, есть ли в этом мире что-то действительно вечное?       Вопрос прозвучал бы глупо, если бы не был адресован Осаму Дазаю, сотню раз размышлявшем на эту тему.       - Нет. - Легко ответил юноша, подходя к окну, - И, думаю, нет.       Фёдор хмыкнул. Улыбка не сходила с его лица.       - Значит, после смерти, что бы потом с нами не произошло, когда-нибудь мы исчезнем?       - Возможно? - пожал плечами Дазай. Его взор был прикован к звездному небу за окном.       - Сонная ночь залита вином, то, что не завтра, всегда потом, - шепотом произнес Фёдор, отвернувшись от парня.       - Что? - Переспросил тот, оторвавшись от созерцания почти вечных звезд.       - Просто строки из песни вспомнились, - все с той же спокойной улыбкой ответил Достоевский.       Осаму продолжал вглядываться в улыбающееся лицо напротив.       - Знаешь, Демон Достоевский, ты иногда сводишь с ума своими мыслями.       - Как и ты.       - Дазай-сан, - юный Ацуши зашел в чужую комнату, забыв постучать, и замер на пороге в немом оцепенении.       - Да, Ацуши-кун? - Осаму шагнул к парню, не обращая внимания на немой вопрос в глазах мальчика.       - Дазай-сан, вы...       - Я.       - В-вас хочет видеть директор.       - Среди ночи? - с ехидной усмешкой вставил Фёдор.       Осаму злобно взглянул на него и снова повернулся к Ацуши.       - Я сейчас приду, Ацуши-кун. Можешь идти.       Достоевский сделал шаг вперед, обходя Дазая.       - Останься, Ацуши, пока со мной. Нам будет, о чем поговорить.       Окончательно смутившись, юноша выбежал из комнаты.       - Ты его напугал, Демон.       - Знаю. Иначе бы он не убрался. Интересно, зачем ты понадобился в час ночи?       - У нас собрание, которое я благополучно прогуливаю, рассматривая с тобой звезды и болтая о вечности и песнях. Так что, думаю, без меня обойдутся.       - Я тоже так думаю.       - Идем, у нас не так много времени.       Они вышли в прохладу улицы. Влажный ветер приятно освежал их лица после душной комнаты. Звезды теперь казались ближе, чем из окна четвертого этажа. Может, так сказывалось ощущения отсутствия тесноты комнаты? Или эта тонкая грань стекла, что невидимым, но ощущаемым барьером, отдаляла собой небо.       - Демон, - Осаму первый прервал тишину ночи, - а ты? Ты считаешь, что есть в мире что-то вечное. Так?       - Возможно, - пожал плечами Достоевский.       - Бог не считается.       - Не считается, - подтвердил юноша.       - Тогда что?       Фёдор вздохнул и свернул направо.       - Что-то должно быть.       - В каком смысле.       - Если не брать вселенский масштаб, то для каждого человека есть что-то вечное. Это он сам. Пока ты жив, все движется и меняется, но ты остаешься всегда и при любых обстоятельствах. Правда, иногда тоже меняешься. Но это все равно ты. Потому что то, что в тебе меняется, следует лишь определенным заложенным в тебе данным.       - А если брать вселенский масштаб? - В голосе Осаму появилась заинтересованность.       - А если брать, - Достоевский снова свернул в сторону; теперь их скрывала тень домов, находящихся столь близко, что идти приходилось едва ли не касаясь друг друга плечом, - то можно вспомнить физику и заметить, что вся вселенная откуда-то взяла свое начало. Возможно, из другой вселенной, которая прекратила свое существование. Так что, вечным можно назвать хотя бы существование.       - Закон сохранения. - Хмыкнул Дазай и тут же замер, осененный новой мыслью, - А как тогда объяснить закон сохранения?       - Ты имеешь виду закон сохранения энергии и массы, верно?       Осаму кивнул.       - Этого я не знаю. К сожалению.       Осаму ждал чего-то подобного. Ведь это вряд ли вообще можно понять.       - То есть ты не знаешь, откуда появилась вселенная. Та, первая вселенная.       - Нет, - невозмутимо ответил Фёдор и поднялся по ступеням старого дома, распахивая дверь перед Осаму, как перед барышней.       - Входи.       - После тебя.       Фёдор недобро усмехнулся и скрылся в темноте дома. Осаму двинулся за ним, закрывая за собой дверь, отрезая последние отблески света с улицы и позволяя тьме захватить себя полностью.       Послышались затихающие шаги Достоевского, который, судя по звуку, поднимался наверх. Осаму последовал за ним. Впереди оказалась лестница со широкими шаткими ступенями. В незнакомом пространстве ориентироваться было трудно. Осаму пару раз едва не упал, запнувшись о неожиданно короткую ступень на этой неровной лестнице. Но ничем этого не выдал. Ведь Фёдор слушает там наверху. Он стоит, как всегда скрестив руки на груди, прислонившись спиной к стене, и слушает, как Осаму поднимается к нему.       Холодные пальцы неожиданно касаются руки Осаму и тот вскидывает голову и отдергивает руку. В темноте слышится усмешка.       Демон!       - Ты позвал меня не ради того, чтобы стоять в коридоре. Ты хотел поговорить.       - Верно.       Достоевский неслышно обошел Осаму и открыл дверь в комнату. Неяркий красноватый свет свечей рассек тьму, отбрасывая на две фигуры свои отблески, словно заливая кровью.       - Заходи.       Дазай прошел в комнату и уселся в кресло возле стола, Фёдор сел рядом.       - Ты прав, я хотел с тобой поговорить.       - Так начинай. Я не хочу продлевать твое общество, Демон Достоевский.       Сам не зная почему, Осаму начинал злиться. Его раздражала эта сцена. И сильнее всего его раздражало то, как Фёдор изучающе смотрел на него все это время.       - Разговор не будет коротким, как бы тебе этого не хотелось, Дазай.       - Так начинай скорее, - меланхолично произнес Осаму, облокачиваясь на спинку кресла.       - Как ты думаешь, сколько людей хотели бы видеть твою смерть? - Начал Достоевский, наконец опуская взгляд.       - Если думаешь, что сможешь кому-то продать мою жизнь, - все так же спокойно отвечал Осаму, - то сильно ошибаешься. Я думал ты умнее.       Последние слова прозвучали жестко, даже не смотря на попытки Дазая сохранить безразличное выражение.       - А что бы отдала мафия в замен на твою голову?       Это выбивало Осаму из равновесия. Его взбесило, что Фёдор говорит, что собирается продать его жизнь кому-то. Ведь это могло означать лишь то, что он собирается сделать абсолютно противоположное. Вот только что?       - Так расскажи мне, - с мягкой улыбкой ответил он, - сколько тебе заплатили, чтобы ты поймал меня и доставил по адресу?       - В том-то и дело, - Фёдор поднялся и медленно направился к Дазаю, - что мне хотелось бы услышать это от тебя.       - Хочешь сказать, что не заключал никакие сделки с портовой мафией или кем-то еще?       Достоевский положил руку на стол, перед Дазаем, словно преграждая ему путь. В красном свете свечей глаза его сверкнули.       - А я разве сказал хоть что-то из этого?!       - Так ты скажешь, чего тебе нужно или нет? Если нет, то я пойду.       Дазай поднялся, и Фёдор отступил на шаг назад.       - Ты не сможешь уйти, - его глаза смеялись, глядя на Осаму, - потому что тут есть то, что ты хотел бы заполучить.       - И что же это? - Меланхолично бросил Осаму, старательно делая вид, будто его не интересует ничего, что мог бы предложить Достоевский, хотя в мыслях обрадовался, что Фёдор наконец перешел к сути.       - Обернись.       Юноша медленно развернулся на каблуках. Сзади была лишь голая стена с порванными от старости обоями и вмятинами на темном дереве.       - Подойди ближе.       Он шагнул вперед. В конструкции досок угадывались очертания квадрата. Сейф!       - И что там? - Равнодушно проговорил Осаму, снова поворачиваясь к Достоевскому.       Тот стоял сейчас в метре к нему спиной. Если подойти быстро и бесшумно, можно ударить по голове, вырубить, забрать то, что лежит в сейфе и уйти. Но Осаму подумалось, что уж слишком просто.       Фёдор что-то разбирал на полке шкафа. Наконец он повернулся, и в его руке сверкнул маленький ключик.       - Ты хотел увидеть, что там. Что ж...       Он подошел к стене и вставил ключ в маленькую деревянную щелку, смутно напоминающую замочную скважину. Не зная, что она там, ее вообще можно принять за трещинку в стене.       - Но сначала я хотел бы поставить одно небольшое условие. Фёдор повернул ключ в замке и опустил руку, так и не открыв дверцу.       - И какое же?       - А ты сам как думаешь?       - Хочешь, чтобы я не мешал тебе искать твою книгу? Ты знаешь, что этому не бывать.       Достоевский снова усмехнулся.       - Давай так. Если тебе очень сильно захочется забрать то, что в сейфе, то ты выполнишь одно мое желание, если нет - можешь идти, куда захочешь.       По телу Дазая прошел холодок от мысли о том, что Достоевский и не сомневается, что Осаму будет стоять перед выбором: продать ли свою душу этому демону или потерять то, что находится там, в стене. А то, что там находится нечто очень важное, Осаму и не сомневался.       - Ну, так что? - Фёдор серьезно посмотрел на юношу.       - Хорошо, - невозмутимо отозвался юноша, словно соглашался прогуляться, а не оказаться перед рвущим на части выбором.       Осаму знал: он в любой момент сможет уйти, оставив это демону, если его желание окажется невыполнимым.       Губы Достоевского растянулись в улыбке. Он потянул ключ на себя, открывая дверь. В глубине сейфа лежал конверт. Бумага пожелтела от времени, но было видно, что его хранили очень бережно.       - И что же там? - Спросил Дазай, переведя взгляд на Достоевского.       Фёдор молча перевернул конверт, открывая подпись отправителя.       Черными ровными буквами на желтоватой бумаге было выведено "Ода Сакуноске", от чего кровь похолодела в жилах Осаму. Если это письмо попало в руки Демона Достоевского - жди беды. Конверт был открыт, Фёдор явно знал содержимое письма. Дазая это взбесило не на шутку.       - Откуда у тебя это? - Прошипел он, не в силах оторвать взгляд от черных букв.       - Нашел, - от этой ухмылки захотело вцепиться ему к горло и задушить.       - И что ты за это хочешь? - Ледяным голосом произнес Осаму, отводя, наконец, взгляд от конверта.       Фиолетовые глаза Достоевского снова сверкнули.       - Мне нужна твоя маленькая услуга, оказанная твоей обнуляющей способностью.       - И что же тебе нужно конкретно?       - Есть один эспер. Он мне мешает. Когда он нападет, ты коснешься его и обезвредишь.       - И что же у него за способность такая, что ты не можешь справиться без меня?       - Он гравитатор.       Осаму замер. Чуя! Он хочет, чтобы он предал Чую - своего друга! Абсурд!       - И чем же гравитатор помешал тебе? - Все тем же ледяным голосом поинтересовался Осаму.       - Тем, что он слишком близко.       - Ты же знаешь, что я не пойду на это.       - Что ж... - Фёдор закрыл сейф, но Осаму придержал дверь рукой. Достоевский усмехнулся, - Так идет?       - Идет.       - Тогда ты можешь забрать письмо минут через десять.       - Почему через десять?       Вопрос потонул в грохоте раздавшегося взрыва.       - Я же говорил, что он слишком близко, - прокричал Фёдор, опираясь рукой о стену, чтобы не упасть. На губах все так же играла улыбка.       Осаму взглянул в пробоину в стене. Они находились на втором этаже, и как раз под ними разыгралась перестрелка. Несколько солдат безуспешно стреляли в Накахару, а тот с улыбкой отправлял пули обратно. Лицо и рыжие волосы юноши были забрызганы кровью жертв, павших от собственных же отрикошетивших пуль.       Один из солдат, удачно спрятавшийся за грудой камней, вывороченных взрывом, теперь целился в Чую сзади.       - Чуя, обернись, - прокричал Дазай, перегнувшись через дыру в стене.       Накахара машинально обернулся и удачно отразил пулю, отправив ее стрелку прямо в голову. И лишь потом сообразил, что он не на совместном задании, когда Осаму прикрывал его спину. Сейчас он должен быть один! Он обернулся и взглянул наверх, встретившись взглядом с бывшим напарником.       - Не стой столбом, - прокричал Осаму, - они ждать не станут!       Чуя удивленно похлопал глазами, ничерта не понимая, но просвистевшая мимо пуля заставила его вернуть свои мысли на поле боя.       Дазай рванулся к выходу, чтобы помочь бывшему напарнику, но Фёдор мягко придержал его за плечо.       - Ты хочешь, чтобы я не позволил ему использовать способность? - Осаму остановился, глядя в глаза напротив, - Хочешь, чтобы я позволил застрелить его?       Он едва не сорвался на крик, но Достоевский убрал руку и тихо проговорил:       - Когда понадобится, останови его, - последннее слово прозвучало как-то странно, но Дазай не обратил на это внимания.       Он развернулся и побежал вниз по лестнице и, когда вышел на улицу, его взору предстала такая картина: его друг и напарник Чуя Накахара уже лежит связанный по рукам и ногам, прижимаемый к земле несколькими парнями, и пытается вырваться. И использует способность, от чего все навалившиеся на него люди разлетаются в стороны с ранами, несовместимыми с жизнью.       - Надеюсь, что ты не ранен, - Осаму вальяжно подошел к юноше и помог скинуть веревки, - ибо я не собирался тащить тебя домой в другой конец города.       - Тц! Придурок! Что ты здесь делаешь? - Спросил Чуя, поднявшись на ноги.       - Дела нарисовались. - Спокойно ответил тот, глядя в лицо друга, - Ты весь кровью перемазан.       - И дальше что? - Огрызнулся юноша и обвел взглядом улицу, - Твою ж мать! Моя шляпа!       Он поднял с земли измятый, грязный и разорванный головной убор.       - Господи, неужели это наконец произошло? - Радостно воскликнул Дазай и тут же ловко увернулся от удара.       - Так, так, - по влажному асфальту послышались чьи-то шаги, - наконец-то я застал вас обоих вместе.       Подошедший высокий мужчина с насмешливым вызовом смотрел на Двойной Черный, словно перед ним стояли безобидные дети.       - Мое имя Виктор. Вы можете не представляться.       - И что же тебе надо, Ви-иктор, - протянул Осаму иностранное имя.       - Смести Двойной Черный с лица земли, - злобно выкрикнул юноша и, улыбаясь, рванулся вперед.       Вся земля окрасилась красным светом его способности.       - Эспер? - Накахара поднял бровь, - Что ж...       - Способность: - Выкрикнул Виктор, - "Смутная печаль".       В один миг асфальт под ним разлетелся в пыль, сметаемый гравитацией иностранного одаренного.       - Какого?! - Чуя едва успел отскочить в сторону.       - Так вот о чем ты говорил, - шепотом произнес Осаму, отразив удар Виктора.       - Ты о чем? Кто говорил?       - Я.       Достоевский уселся на краю дыры в стене, скрестив ноги, и, улыбаясь, наблюдал за происходящим.       - Ты! - Накахара с нескрываемой злобой смотрел на фигуру, притаившуюся наверху.       - Я, - невозмутимо повторил Достоевский, глядя вниз.       - Забудь, Чуя, сначала он.       - Да, Чуя, будь добр, иди сюда, - ехидно проговорил Виктор, нападая на Осаму, успешно отражающего его удары.       Разозлившись, Накахара ринулся вперед. Подняв в воздух вывороченные камни, Накахара прокричал Дазаю, чтобы тот убирался прочь.       - Нет, Чуя, не смей! - Прокричал Осаму, сквозь свист летящего асфальта, - Мы не знаем, чем это может кончиться!       - С чего это?!       - Не используй на нем способность! Помнишь, что случилось с Одасаку?       - О, кто-то испугался! - Рассмеялся Виктор и отскочил в сторону, - Неужели Двойной Черный не оправдают моих ожиданий?       - Чуя, это провокация, - усмехнулся Дазай уже спокойнее.       - И как же его тогда победить, а?       - Не используя способность на нем.       - Да пожалуйста!       Чуя шагнул вперед и, пробежав по стене здания мимо Достоевского, который даже не вздрогнул, оказался позади эспера. Тот ухмыльнулся и, не обратив на несущегося на него Накахару, поднял в воздух брошенные Чуей камни и устремил их в сторону Осаму. Тот, пригнувшись, закрыл голову руками, словно это могло защитить его от обрушившейся на него лавины камней.       - Дазай! - Чуя и замер, ошеломленно уставясь на то, как его напарника заваливает камнями, - Ублюдок! - Прорычал он, снова бросаясь на эспера.       Виктор, растянув губы в улыбке, смотрел на несущегося на него парня, в самый последний момент отбрасывая его в противоположный конец улицы.       Брызнула кровь. Виктор повернул побледневшее лицо, и его взгляд встретился с горящими злобным огнем глазами Достоевского. Это было последнее, что он видел в своей жизни. "Преступление и наказание" не ошибается и не оставляет никого в живых.       Развернувшись на каблуках, Фёдор подошел к завалу.       - Осаму, ты цел? - Крикнул он, вглядываясь куда-то вниз.       - Частично, - донесся оттуда болезненный хрип.       - А я предупредил тебя. Надо было остановить Виктора, когда он только появился.       - И как же мне было это сделать?       - Да помолчи уже. - Усмехнулся юноша, - А то голос надорвешь. Я сейчас.       Шаги Достоевского четким звонким эхом отдавались в тишине улицы.       - Вставай, Чуя, - он наклонился над Накахарой, хлопая его по щеке.       - Что? - Пробормотал Накахара, опираясь о стену, чтобы встать.       - Без твоей способности завал не расчистить, - Фёдор кивнул в сторону груды камней, - Поднимайся и помоги мне, иначе Осаму так и останется лежать там и помирать от боли.       Чуя мгновенно вскочил на ноги. От столь резкого движения голова закружилась, но он все-таки устоял на ногах. Едва головокружение прекратилось, он побежал к напарнику.       - Осаму, ты в порядке?       - Еще один, - простонал откуда-то снизу Дазай.       - Так ты действовать собираешься? - Раздался голос Фёдора так близко, что Чуя невольно вздрогнул, поразившись тому, как тихо тот может передвигаться.       - Заткнись, - нервно пробурчал Накахара, отходя от Достоевского.       Тот усмехнулся.       - "Смутная печаль", - произнес Накахара, и через пару минут огромный завал был расчищен.       Осаму сидел на развороченном асфальте и глядел на них, зажимая порезанную арматурой руку и улыбаясь.       - Наконец-то. А то я уж думал, что вы меня бросили тут одного.       - Хорош дурака валять! - Крикнул Чуя, подбегая и помогая подняться, - Ты как?       - Как видишь, почти цел.       - Тебе надо обработать рану! - Чуя помог ему сесть на скамью.       - Нет, сначала письмо, - Дазай повернулся в сторону Достоевского, но рядом его уже не оказалось.       - Какое письмо?       - Оно в доме наверху. В стене сейф. Будь добр, принеси его, - Дазай взглянул на друга с такой милой мольбой в глазах, что тот не стал задавать вопросов и поспешил наверх.       - Держи. Я же обещал, - Достоевский положил ему конверт на колени и сел рядом.       - Как ты?!... Ладно, спасибо. Тогда, думаю, нам стоит уйти.       Осаму хотел подняться, но Фёдор остановил его, потянув за руку.       - Что-то еще? - Поинтересовался Осаму, поворачиваясь к Демону.       Прижав чужие руки, Фёдор навалился на Осаму, утягивая в поцелуй. Растерявшись, Дазай уставился на лицо Фёдора, попытался оттолкнуть, но боль в руке и сила, с которой Достоевский прижимал его к скамейке, помешали юноше вырваться. Зажмурившись, Дазай потянулся назад, но Фёдор только сильнее навалился на него. Осаму не понимал, что, в конец концов, происходит, зачем Достоевский сейчас целует его, и чем это все, черт возьми, потом обернется. Фёдор отстранился.       Задержав на секунду взгляд на лице Осаму, он довольно ухмыльнулся и исчез в темноте улицы.       Дазай поднялся. В голове уже строилось множество теорий о мотивах, побудивших этого демона так бесцеремонно завалить его. Перебрав в голове варианты, Осаму сначала оставил, как один из самых возможных, яд, которым Фёдор намазал губы, но потом отбросил и его из-за ненужных трудностей в исполнении.       Наконец подбежал Чуя.       - Осаму, там нет ничего!       - А ты уже всю комнату перерыл, Чуя. Идем, нет смысла здесь больше задерживаться, - Дазай направился в конец улицы, под белым светом фонаря ясно очерчивалась его фигура.       - Но... - Чуя не успел договорить, удивленно уставившись на конверт в руке Дазая, который тот поднял вверх, безмолвно отвечая на вопрос, который еще не был задан.

***

      Всю ночь Дазай пролежал в кровати без сна. То, что он прочитал в письме оставило новый след в его памяти, и без того наполненной мрачными картинами прошлого. Письмо было адресовано Чуе. Только речь там шла о самом Осаму. Ода хотел, чтобы Накахара не позволил какой-то организации под названием "Тени" добраться до тайника мафии, сокрытого в одном из парков. И просил, чтобы тот не позволил Дазаю вмешиваться.       "Если это попадет к нему в руки - жди беды. Он точно не полезет в реку, а застрелится", - писал когда-то давно его погибший друг.       "И это может причинить ему боль. Поэтому прошу - сделай так, чтобы Осаму ничего не узнал".       На этом письмо заканчивалось. Черт знает, сколько лет прошло после той миссии. Дазай ничего о ней не знал, хотя, судя по всему, не знал в мафии вообще никто. Кроме Чуи и Оды. И Чуя точно не расскажет, что они спрятали от него подальше. А ему так хотелось знать.       И вся ночь прошла в размышлениях, воспоминаниях и волнении.       Едва первый солнечный свет робко проник в окно, намекая, что наступило утро, Дазай поднялся с кровати. Он знал, что Достоевский может дать ему на это ответ, и что он обратит это в свою пользу. Но напоминать об этом Чуе у Дазая не было ни смысла ни желания.       "Говорят, что любовь имеет наркотическое действие. Возможно. Только то, что случается с сознанием человека, тщетно стремящегося противостоять химии, происходящей во его собственном мозгу, больше напоминает сумасшествие, нежели ломку. Несчастный и понимает, что он обречен и не сможет ничего сделать, и не понимает, как, черт возьми, такое произошло, и что ему делать дальше".       Где он прочел эти строки? В каком-то бульварном романе? Или услышал от кого-то? Он подошел к тому зданию, куда его вчера привел Достоевский. Взгляд на секунду упал на ту скамью, где его так бесцеремонно зажали, и Осаму тут же отвернулся, поднялся по ступенькам и открыл дверь. В доме даже днем было мрачно, свет падал лишь из комнаты наверху. Той самой, куда вчера привел его Фёдор.       Осаму поднялся. Из коридора была видна лишь часть комнаты, но ему хватило, чтобы понять, что Фёдор там. Все те же свечи освещали трепещущим светом хрупкую фигуру, разместившуюся на кресле. Осаму подошел ближе. Ему была видна лишь часть тела юноши, но поза, в которой он находился, без сомнения говорила о том, что тот спал, уткнувшись лицом в обивку спинки.       Дазай шагнул в комнату. В голове промелькнула мысль, что Достоевский, возможно, просидел тут всю ночь и заснул лишь сейчас. Будить не стоит. Он тихо подошел к спящему в кресле парню и взял из его руки книгу. Что-то по биологии? Травы, цветы и прочая ерунда. "Интересно, зачем ему это понадобилось?"       Осаму перевел взгляд на Достоевского. Тот плотнее закутался в плед и устало проговорил:       - Либо выкладывай, зачем пришел, либо уходи и дай поспать.       - Ты услышал, как я зашел?       - Ты еще громче топать не мог? - Нехотя произнес юноша и после паузы добавил: - Я жду.       Фёдор лежал, не раскрывая глаз, и явно хотел поскорее отделаться от незваного гостя.       - Ты читал то письмо, которое передал мне? - Спросил Дазай, сразу переходя к делу.       - Да.       - О чем они говорят?       - Один из осколков бриллианта Хоуп. У тебя все?       - Хоуп! - Воскликнул Осаму, - Ты серьезно?       Достоевский поднялся.       - Как видишь, я не шучу. И если бы тебе попала в руки эта вещица, то она вполне могла подействовать на тебя, как ненужный стимулятор.       - В смысле?       Фёдор помедлил, подбирая более правильное выражение.       - Раз бриллиант проклят, то ты мог попасть под его влияние.       - А я думал, что нормальные люди не верят в бабушкины сказки, - ухмыльнулся Дазай.       - Сказал эспер.       - И что с того? Можно подумать, что какой-то камешек мог меня убить.       - Кто знает? - Пожал плечами Достоевский, - Он еще ни разу не промахнулся.       - Стоп, ты на их стороне, что ли? - Осаму сделал шаг к Фёдору.       - Ты мне еще понадобишься. - Сухо ответил Достоевский и, развернувшись, бросил через плечо: - Если это все, то иди, пожалуйста, мне надо работать.       Фёдор уселся в кресло и потянулся за книгой, оставленной на столе.       - А это-то тебе зачем? - Юноша продолжал стоять рядом, скрестив руки на груди.       - Яды. - Коротко ответил Фёдор и устремил взгляд в книгу, - Иди уже.       - Еще вопрос? - Дазай наклонился к самому лицу Достоевского и теперь смотрел в холодные глаза напротив, - За каким чертом ты вчера это сделал?       - Сделал что? - Достоевский изобразил искреннее удивление.       - Поцеловал меня, придурок! - Воскликнул Дазай, начиная злиться.       Облокотившись руками о подлокотники кресла, он продолжал вглядываться в невозмутимое лицо юноши.       - Во-первых, следи за языком в мой адрес. Во-вторых, я захотел. И в-третьих, - Достоевский сжал пальцами подбородок Осаму, от чего тот дернулся и попытался отстраниться, чего Фёдор, разумеется, не позволил, - если захочу, поцелую еще раз.       Он отпустил лицо Осаму и, оставив его удивленно пялиться в свою сторону, уткнулся в книгу.       - Иди домой, я занят, как видишь.       Фёдор потянулся за ручкой и блокнотом, что лежали возле кружки с недопитым чаем, но Осаму перехватил его руку и притянул к себе.       - Я могу считать это признанием? - Усмехнулся он, снова потянув Фёдора на себя.       - Нет, - Достоевский невозмутимо смотрел ему в глаза.       - Значит, ты неравнодушен ко мне, - продолжал улыбаться юноша.       - Не говори глупостей.       Фёдор отдернул руку и поднялся с кресла.       - А ты хочешь услышать положительный ответ?       - Возможно, - произнес юноша, пожав плечами.       - Значит, ты сам неравнодушен, - Фёдор скрестил руки и облокотился об угол кресла.       - Возможно.       Дазай положил руки по обе стороны от бедер Фёдора и прижал его к креслу. Тот продолжал спокойно смотреть на него, словно бы такая близость ни капли и не смущала.       - А возможно и то, что я хочу не только услышать положительный ответ.       Дазай мягко толкнул Фёдора назад в кресло и прижал за плечи к спинке.       - И что же ты хочешь еще? - Достоевский легким жестом скинул чужие руки, словно Дазай не давил со всей силы, а просто прикоснулся.       Осаму на секунду задумался, что он вообще делает. Но раз уж он уже делает... Он нежно провел по чужой щеке, и Фёдор не отстранился, а наоборот - прижал его ладонь к себе, позволяя пальцам скользить по лицу.       - Так чего же ты хочешь? - Лукаво улыбаясь, спросил Достоевский.       - А ты? Чего ты хочешь?       На красивом лице Фёдора мелькнула коварная усмешка, он дернулся вперед, повалив Дазая в кресло, меняясь с ним местами, и сел на чужие колени.       - Я тоже много чего хочу, Осаму.       Лицо Фёдора было в паре сантиметрах от губ Дазая, обдавая их жаром своего дыхания. Словно поддаваясь какому-то затаенному глубоко в голове инстинкту, Дазай притянул его к себе и наконец поцеловал.       Губы Фёдора были приятными, пусть и чуть жесткими. Легкий поцелуй длился недолго. С силой прикусив губу, от чего Осаму разжал зубы, Достоевский углубил поцелуй, провел языком по небу и, скользнув глубже, мягко коснулся чужого языка, такого горячего и влажного. Позволив руке Дазая скользнуть по талии, прижав ближе к себе, а потом невесомо пробежаться пальцами по ягодице, он стиснул его стройные бедра своими, прижался к паху, специально ерзая, стараясь возбудить. Рыкнув в поцелуй, Осаму подхватил юношу за ягодицы, поднимая, удивившись тому, насколько Фёдор легкий, и посадил на диван, стоящий рядом.       Распахнув глаза, в которых плясали искры желания и веселья, Достоевский смотрел на возбужденного парня. "Бесеныш", - промелькнуло у того в голове. Повалив Фёдора на спину, Дазай, целуя его в шею, принялся стаскивать с него рубашку, и вскоре оба оказались без верха.       Осаму скользнул рукой по груди, задевая ладонью розовый сосок, и провел вниз, опускаясь к ремню. Руки Фёдора, неожиданно сильные, легли на его плечи, перевернув на спину. Оказавшись снизу, Осаму обескураженно наблюдал за тем, как Достоевский расстегивает его брюки, стаскивая их прочь. Прикусив выступающую косточку на бедрах, Фёдор скользнул рукой между сомкнутых ног, желая раздвинуть их, но Дазай подался вперед и перевернул его, прижимая тонкие запястья над головой.       Достоевский ухмылялся, глядя снизу вверх, но когда Дазай потянулся к ремню на его брюках и, сняв его, стянул запястья вместе тугим узлом, наглая ухмылка стерлась с его лица. Зато, заметив это, Осаму сам растянул губы в довольной улыбке.       Достоевский принялся растягивать ремень, желая освободиться, но Дазай только застегнул его на пряжку и, надавив коленом между ног, увлек юношу в поцелуй. Отвечая, Фёдор не оставлял попыток освободиться от пут, но Дазай только прижал одной рукой его к дивану, а второй расстегнул и снял брюки вместе с бельем.       - Ты же этого хотел, не так ли? - Злорадно улыбаясь, проговорил Дазай в самые губы хмурящегося Фёдора, - Или ты планировал сам завалить меня, м?       - А ты пришел сюда, - ответил Достоевский, касаясь своими губами губ Осаму, - зная, что я могу продолжить начатое вчера.       Он улыбнулся. Наблюдать эту промелькнувшую тень удивления на довольном лице Дазая было приятно.       - Так ты продолжишь или нет? - Вопрос Фёдора прервался тихим стоном, когда Дазай обхватил его член рукой, двинув разок вверх.       Без созерцания сменяющихся эмоций Дазай тоже не остался. Фёдор закрыл глаза, смыкая длинные ресницы, и прикусил губу, чуть запрокинув голову вверх.       - Нравится? - Дазай невесомо поцеловал парня в ухо и провел языком дорожку по шее.       Снова поднимаясь, он прикусил мочку, заметив, как Достоевский недовольно поежился, и сомкнул зубы на его плече, кусая больно, почти до крови. Фёдор, зажмурившись, сжал зубы, не позволяя вырваться болезненному стону, но, когда Осаму потянул кожу, не размыкая цепкой хватки, Достоевский пропустил тихий всхлип.       - Больно? - С издевкой поинтересовался Дазай, наконец разжимая зубы и любуясь оставленным красным следом. Несколько маленьких капелек крови выступили на коже в тех местах, где прошлись клыки Осаму.       - Нет, - уже успев вернуть спокойствие, ответил юноша.       Опустившись к соску, Осаму коснулся самым кончиком языка чувствительной плоти и тут же прикусил, правда в этот раз не сильно. Достоевский лежал, зажмурившись, запрокинув голову чуть назад, и пытался освободить руки, чтобы перевернуть наглого Дазая.       - Лежи смирно, - мягко скомандовал Дазай, посасывая сосок, и широко провел по нему языком, вызвав у Фёдора очередной тихий стон.       Горячая ладонь скользнула по ноге, отодвигая ее в сторону, и, вернувшись, легла между ягодиц, оглаживая промежность. Достоевский застонал громче и, заметив это, попытался свести ноги. Осаму усмехнулся.       - Растяжка? - Поинтересовался он, двигая пальцем вокруг дырочки.       - Ни за что! - Прошипел Фёдор, чуть отодвигаясь.       - Если не хочешь... - Осаму наклонился, вовлекая юношу в очередной поцелуй, и, не удержавшись, все-таки скользнул пальцем внутрь, пусть и не глубоко.       Достоевский глухо застонал, стиснув коленями бедра юноши, на что Осаму, ухмыльнувшись, резко вставил палец глубже.       Хоть наблюдать раздраженное лицо Фёдора и было приятно, Дазай едва держался от желания, стягивающего низ живота в тугой жаркий узел. Отстранившись от губ Фёдора, Дазай продолжал двигать внутри пальцем, даже не растягивая, просто входя и наблюдая за реакцией.       Черные волосы растрепались, спадая на лицо, дыхание сбилось, но глаза злобно сверкали в полумраке комнаты. И во взгляде горела не только злость. В них светились вызов и жар возбуждения.       От такой картины Осаму на несколько секунд потерялся. Непривычно наблюдать столь яркие эмоции на лице Достоевского, но видеть его возбужденным, томящимся от желания, оказалось уж совсем странно. И связанные руки... Фёдор при всем желании не смог бы сейчас скинуть Дазая, развязаться и остановить то, что между ними происходит. И Осаму это возбуждало сильнее. Потому что Достоевский сейчас в его власти, потому что он и не противится, лишь показывает характер, и потому что Осаму до ужаса нравится гладить хрупкое тело Фёдора, нравится дразнить, медленно вытаскивая, а потом резко вставляя палец, нравится прижиматься к его обнаженному стоящему члену и медленно тереться, вслушиваясь в тихие вздохи.       От этих сводящих с ума прикосновений под веками мелькали вспышки разноцветных искр, и Фёдор сам не понимал, почему ему нравилось такое обращение. Откровенная издевка, удовольствие от которой Дазай даже и не скрывает.       Осаму отстранился. Стянув с себя белье, он подхватил Фёдора за талию и, перевернув, снова швырнул на диван. Раздраженно простонав, Достоевский попытался перевернуться обратно, но Осаму грубо стиснул его ягодицы и, прижав к себе, заставил опереться коленями о матрас. Нагнувшись к самому уху, Дазай прошептал, что такой вид его возбуждает гораздо больше, и навалившись, резко вошел до конца.       Выгнувшись, Фёдор не сдержал болезненный крик и, прикусив губу, уткнулся в диван. Осаму, прижимая парня к себе, начал медленно двигаться. Чувствовать в себе чужой член да еще в такой позе было слишком смущающе, но горячая плоть и откровенно пошлые шлепки оказались так приятны...       Выгибаясь навстречу, Достоевский поймал себя на мысли, что рад коленно-локтевой. Рад тому, что Осаму не видит его лица, его зажмуренных глаз, искусанных губ и томно открытого рта, из которого все время рвались стоны.       Нагнувшись, Дазай коснулся губами чужой щеки и развернул лицо юноши к себе. Их взгляды встретились, и по спине Осаму пронеслись снопы искр и осели где-то в животе, усиливая возбуждение. Такого выражения он никак не ожидал. Зажмуренные глаза, прикушенная в попытках сдержать стоны губа и такое сладостно-болезненное выражение на лице... Дазай не удержался, притянул юношу к себе, целуя жадно и страстно. А Фёдор ему, оказывается, нравится. Но только не тогда, когда в холодной своей ярости он готов разнести мироздание к чертям.       - Осаму, - простонал юноша, когда Дазай отстранился, -пожалуйста.       Дазай вопросительно посмотрел на парня, не поняв, о чем он. Но через секунду догадка осенила его садистский ум, раздразнив воображение.       Ухмыльнувшись, словно кот, знающий, что сейчас получит угощение, Дазай скользнул рукой по бедру Достоевского, мягко коснулся возле самого паха и замер, так и не дав Фёдору получить желаемое.       Застонав, Достоевский потянулся связанными руками вниз, но Осаму лишь сильнее прижал его к кровати. Внутри давило и жгло, и Фёдор, вскинув бедра, уткнулся обратно в диван. По ногам стекала смазка, ягодицы уже были слегка измазаны кровью, а выгнутая спинка так и манила оставить на ней свои метки. И это возбуждало еще сильнее.       Осаму провел рукой дальше, сжимая яички и вырывая еще один громкий стон. Фёдор толкнулся в руку, но Дазай не желал так просто расставаться с этим садистким удовольствием. Проведя по стволу вверх, он слабо сжал головку, массируя одними пальцами, оглаживая уретру, от чего Фёдор выгибался сильнее.       Медленные ровные толчки сменились грубым, быстрым темпом. Вскинув голову, Фёдор рвано вскрикнул. Почувствовав, что скоро кончит, Осаму сомкнул пальцы на члене Фёдора, быстро двигая рукой. Через несколько секунд, Достоевский, простонав своим хриплым голосом, повалился на диван, заметив краем сознания, что Осаму кончил ему на бедра. Вот и хорошо, Дазай вытащил вовремя. В ином случае Достоевский бы ему потом лицо исцарапал.       Улегшись рядом, Дазай притянул к себе расслабленного Фёдора, подумав, что тот сейчас достаточно беззащитен. Но вид сонного личика, уткнувшегося ему в плечо, и льнувшего сейчас к нему тела оказался столь милым, что Осаму решил дождаться другого шанса убить этого демона.       - Развяжи меня, - Достоевский поднял руки перед Дазаем.       Вздохнув, тот расстегнул ремень, стягивающий тонкие запястья, и Фёдор, освободившись, обнял его за шею и прижался ближе.       Да, завтра же они продолжат свое противостояние, строя сложные контратаки друг для друга, но сейчас... Сейчас хочется немного полежать в теплых объятиях после хорошего секса, чувствуя тепло другого тела и мягкость дивана. А потом уснуть вместе, надеясь проснуться потом живым.       И оба знали, что они останутся живы. Потому что план одного подразумевает вмешательство другого. Потому что убить сейчас - значит, не доиграть игру до конца. И потому, что обоим так не хватает спокойствия и чьего-то теплого дыхания под боком.