***
Друг Чону Тэиль едва сдерживает смех, наблюдая, как Чону с Юкхэем вдвоём накрывают стол к обеду. Он тогда пришёл в гости с сыном, вниманием которого в считанные минуты завладела Нана, показывая свои игрушки, и тихонько сидел за столом, пока воссоединившаяся пара доделывала салат и боялась невольных соприкосновений. — Да расслабьтесь вы уже, — не выдерживает Тэиль и громко смеётся. — Спокойно, чего так бояться показывать свои переродившиеся чувства? Я всё-таки друг вашей непутёвой семьи. Чону виновато смотрит на друга, будто за столом сидит не близкий человек, а строгий учитель, отчитывающий учащихся за поцелуи в неположенных местах. — К тому же, я пришёл не только вас с началом полноценной семейной жизни поздравить, но и сказать, что скоро у Наны станет одним маленьким другом больше, — радостно улыбаясь, Тэиль кладёт руки на свой живот. Юкхэй едва не глохнет от громкого радостного визга Чону, которому вторят возгласы виновника такого шума, и видит, как омега крепко-крепко обнимает своего вновь беременного друга. Он сам поздравляет куда сдержаннее, но Тэиль на эмоциях заставляет его практически сложиться пополам и обнимает, похлопывая по спине. — Надеюсь, у вас вскоре тоже будет аналогичный повод для радости, — шепчет Тэиль на ухо Юкхэю, а тот лишь краснеет, вновь возвращаясь к плите. Возможность вновь стать родителями они не обсуждали, во время каждой близости предохранялись и были весьма осторожны. Будто бы вновь исследовали предпочтения друг друга, особо чувствительные места, при Нане обнимались и целовались весьма скромно. Юкхэй довольно сильно изменился внешне за это время, стал крепче телом, Чону же в своей хрупкости мог поспорить с изысканным хрусталём. Альфа порой боялся чуть крепче сжать его тонкое запястье или прижать к себе ближе. Омега явно более худой, чем следует, и Юкхэя это сильно беспокоит. Чону мёрзнет, тогда как в квартире вполне хорошо натоплено, и пытается укутывать Нану, хотя у девочки терморегуляция явно лучше чем у папы. — Ешь, ты сильно похудел, — обеспокоенно просит Юкхэй, когда они с Чону разогревают поздний ужин после возвращения из театра. Нана, весь выходной день находившаяся под присмотром дедушки, уже крепко спит, раскинувшись на кровати звёздочкой. — Не на ночь же глядя столько в себя вмещать, — смеётся омега, всё же отправляя в рот ложку супа. — Очень даже на ночь, — кивает Юкхэй, цокает языком, когда Чону ковыряется в тарелке словно ребёнок. — Даже Нана так с едой не обращается, — сложив руки на столе, Юкхэй следит за тем, как медленно Чону жуёт. — Что такое? — спрашивает он тихо. — Я… — Чону кладёт ложку на столешницу и кончиком пальца пытается что-то вырисовывать на гладкой поверхности. — Знаешь, я так не нервничал даже в студенческие годы, когда мы начали встречаться. Это были не первые отношения, но ещё никому до тебя я так не открывался. И не жил ни с кем. — Так ты нервничаешь, потому что мы живём вместе? — Чону поднимает глаза на хмурое лицо альфы, удивляется тому, как серьёзно он воспринимает его сбивчивую речь. Широкая ладонь альфы осторожно касается его пальцев. — Я всё никак не привыкну, что рядом со мной теперь постоянно находится не только Нана. Это так… необычно, интересно, я бы сказал, жить в одном доме со взрослым альфой, узнавать его, видеть сонное лицо с красноватой полосой от сбившейся наволочки на щеке. Любить его не на расстоянии, а здесь, рядом. То есть любить тебя. В ответ на свой искренний монолог Чону слышит тихий смех, но при этом лицо Юкхэя лишь слегка теряет серьёзность. Он всерьёз нервничает и старается быть максимально уступчивым и заботливым всё это время, и альфа принимает это всегда с широкой улыбкой на лице и поцелуями в лоб и шею. — Чону, мне тоже было страшно в некоторой степени, — альфа крепче держит Чону за тонкие запястья, согревает вечно мёрзнущие пальцы в своих больших ладонях. — Поэтому я и не решался переехать, боялся, что быт разрушит то доверие, что мы смогли создать за эти годы, которые прожили раздельно, но при этом в заботах о Нане. Она объединяла нас и продолжает это делать, но теперь немного иначе, — Юкхэй нежно улыбается, и Чону чуть расслабляется, смотря в эти глаза цвета тёплого шоколада, на складку меж бровей, и хочет разгладить её пальцами, чтобы так альфа не казался нахмуренным и грозным. Но глаза Юкхэя никогда не бывают злыми, и это выдаёт в нём всю ту любовь, которой он готов поделиться. — Я смеюсь не над тем, что ты говоришь, а потому что ты испуганным воробушком смотришь на меня из-под чёлки и боишься признаться. Не надо, Чону, пожалуйста, — уже гораздо тише просит альфа. — Хорошо, — кивает головой Чону, а потом перегибается через весь стол, едва не смахнув миску с супом на пол, и коротко целует Юкхэя в уголок губ, на что альфа вновь тихо смеётся. — Я люблю тебя, — говорит Чону, в глазах напротив видит океан обожания, нежности и думает, что на их общей кухне сейчас как никогда уютно.you make my days and nights
27 января 2019 г. в 15:12
Юкхэю до безумия приятно вновь узнавать тело Чону, чувствовать кончиками пальцев мягкость его светлой кожи, губами исследовать каждый сантиметр шеи, плеч, груди и слышать в ответ на ласки приглушённые стоны и тихое «Юкхэй-а». Громкими им быть нельзя, хотя их дочь спит достаточно крепко за закрытой дверью своей комнаты. Но эта сдержанность делает их близость лишь более чувственной, Чону прижимает альфу к себе за широкие плечи ещё ближе, пропускает сквозь пальцы мягкие тёмно-русые волосы.
— Всё хорошо? — тихо спрашивает альфа, кладя под голову подушку. Чону всё не может отдышаться, расфокусировано рассматривает потолок.
— Да, конечно, — омега нащупывает широкую ладонь альфы под одеялом, сжимает её и перемещает себе на живот. Юкхэй неимоверно тёплый, а об его руки, кажется, порой можно обжечься.
Альфа не перестаёт удивляться, как Чону меняется, когда они остаются с ним наедине в полумраке спальни. Днём он примерный папа, спокойный и ответственный работник, нежный и скромный омега рядом с сильным альфой, а в столь интимной обстановке он раскрепощается и открывает иную сторону: страстную, сексуальную. Эта изменчивость в омеге поражала Юкхэя ещё со студенческих лет, когда их роман только-только начинался.
— Сегодня ты особенно чувствительный, — говорит альфа, рисуя на животе Чону понятные ему одному узоры. — Вот я и спрашиваю.
— Всё хорошо, милый, — отвечает Чону, а Юкхэя удивляет такое обращение. Обычно Чону разменивается на ласковые прозвища только в адрес Наны, но с тех пор, как они стали жить втроём, многое изменилось.
Юкхэй был предельно осторожен и сдержан в отношении Чону, после их воссоединения было непривычным вновь свободно касаться омеги, целовать его на глазах у дочери. Нана была донельзя счастлива, узнав, что отец переезжает жить к ним с папой, что теперь они цельная, счастливая семья. И радость ребёнка совсем не хотелось портить мелкими ссорами или неловкостью, присущей общению Юкхэя и Чону на протяжении шести с лишним лет, проведённых порознь, но одновременно с этим и в общих заботах о дочери.
Но этих ссор было не избежать. Чону злился на Юкхэя, когда тот отмалчивался на просьбы переехать побыстрее. Юкхэй же раздражался после рассказов омеги о том, как он встретил Доёна в том самом кафе, где они и познакомились. Всё вновь вышло донельзя нелепо, только в этот раз новый кофе взамен разлитого оплачивал Чону.
Доён изредка писал омеге, интересовался делами, но не звонил и не приходил, ссылался на сильную занятость. И Чону воспринимал такого рода общение достаточно спокойно, тогда как Юкхэй недовольно сопел от ревности.