Бесконечное молчание Бога

      Вася бесконечно покорен Богу, Женя — бесконечно в Васю влюблён. Шакулин священник в одном из православных храмов в Питере, а Женя просто студент, который знаком с детства с Васей банально из-за того, что они живут в одном доме. Но на то всё воля Божья.       Женя один из самых неугомонных людей, что можно повстречать на ветвистых улочках. Он не успокоится, пока не попробует достучаться до Васи, пока не попробует взять его за руку, силком затащить его в самолёт и улететь вместе в Рим или Бухарест, куда душа больше ляжет. Лишь бы куда-нибудь отсюда. С Шакулиным под руку.       Калинкина ведёт тропа приключений, безудержного веселья, а Васю — тропа в церковь, со всевозможными проповедями, служению Богу и с болтающимся крестиком на шее.       Женя атеист до мозга костей и вряд ли это что-то изменит, но Шакулин — это другое, совсем, абсолютно другое, он не видит свою жизнь без религии и «Библии» в руке. Женя не спешит каяться во всех своих грехах в исповедальню, но перед Васей становится открытой книгой. — Васька, ты тупой фанатик, знаешь? Глупо следуешь своему там Богу, хотя учёные не могут доказать его существование. Есть ведь и космос, и динозавры, об этом не было в «Библии». — Фанатизм — это и есть любовь. А ты веришь в пингвинов? Конечно веришь, но их нет в «Библии». «Библия» — это письмо Бога для нас, но это не значит, что мы не должны задаваться вопросами о чудесах, им созданных.       Шакулин часто говорит что-то о неправильности действий Жени. Говорит, что грешно, что сейчас пост, что домогаться монашек неправильно. А сам Калинкин думает, что Вася просто не умеет развлекаться. Всё ему неправильно, всё не так.       Шакулин часто молится за спасение души Жени. Молиться, молиться, не помня уже и своих молитв без Жени. А Женя ночами всё чаще грешит, думая о Васе. Он пытается поцеловать каждый, чёртов, раз, когда выпьет хотя бы глоток водки для храбрости. Но Вася ведь правильный. Самый правильный, ведь все знают, что было два безгрешных человека: Христос и Васька из соседней квартиры.       Шакулин всё ещё хранит свой цветочек для Бога, и сбегает от пьяного Жени, закрывшись в туалете. Читает ему молитвы, вызубренные наизусть. Кается не в своих грехах и отбывает, не за свои грехи, наказания. — Ты знал, что однажды ночью Бог повесится? — Не неси чепухи, Жень, он ведь слышит тебя.       Вася пьёт исключительно лишь церковное вино с хлебом. Плоть и кровь Христа. А Женя ночи напролёт танцует в клубах, льёт в себя обжигающий виски. За ним мартини с текилой и дальше по списку.       Вася придерживается строгого обета, ну, а Женя думает над дорогим меню в ресторане и заказывает ровно половину, когда сидит там с очередной зеленоглазой девушкой. Калинкин ведь должен утолить в себе все желания, если Вася церковная дива и не даёт.       Сидя на диване, совковых времён, Шакулин думает, что Женя действительно может оказаться тем самым змеем-искусителем, сгубившим Адама и Еву. А после отбрасывает эти мысли куда-то далеко-далеко, ведь думать такое о друге — неправильно. Всё Васе неправильно. Вася считает Женю своим лучшим другом, Женя Васю — своим мокрым сном. — Моё тело — это храм. И если ночью умирает Бог, то с восходом во мне будет священник. — О, Боже правый, Женя, прекрати мучить меня этим.       У Васи есть одна ужасная привычка, которую Калинкин ненавидит, — он постоянно называет его по имени. Сам он мечтает о том, чтобы Шакулин это имя выстановал. Женя не единственный грешник в этом мире, кому пора на девятый круг к Люциферу, но единственный, кого терпит Вася. Они ведь друзья. Лучшие. С обычными людьми без веры — это нормально, думает Вася, так ведь трудно устоять пред искушением.       Васю крестили, отдали в церковную школу, выучили на теолога и отдали служить в монастырь. Вася посвятил всю жизнь Богу, другой жизни и не зная. А на Женю всем всё равно было как-то.       У Калинкина единственный раз получается утянуть Шакулина на вписку. На вписку, где его сестра, пьяная в слюни, целуется со своей подругой. Женя предлагает им с Васей сделать то же самое. Ведь Жене тоже хочется напиться, тоже хочется целоваться со своим другом который, в тридцать с небольшим сидит, как девственница в борделе и не знает куда себя деть.       Женя курит с ним на балконе, сигарету за сигаретой, чёртов «Филипп Морис» с кнопкой. Так по-бабски, думает. А Вася тоже его курит, но ещё крутит свой браслет с иконами и про себя молится. Как всегда, впрочем. — Я хуею с этой дуры, так напиться и без меня. — Она твоя сестра, Жень.       Вася всю свою жизнь посвятил Господу, лишь в нём находил спасение. Всю жизнь старался справиться с грехами людей и прочей черни. Но своего главного врага, своего личного Дьявола, Вася победить не в силах. Даже не хочет принять, что это всё же Дьявол, сам Люцифер пришёл по его душу.       Он отталкивает его, говорит своё твёрдое: «Нет». И отпустить тоже не может.       Главная беда Васи — Женя. Потому что он беды в нём и не видит. Вася ведь до невозможности правильный, Вася спасение и надежда людская, он единственный, кто готов помочь этому миру.       Главная проблема Жени — Вася. Потому что Вася не шлюха в местном клубе. — Кто знает, где сейчас Бог, Вася? — Я знаю. Вон там, у Большой Медведицы. Там дом Господа.       Шакулин часто говорит Жене не забывать, что Бог слышит их. Потому что действительно свято верит в это. Вася не делает всего того, что делает Женя, не смотрит на Женю так, как тот смотрит на него. Никогда. Потому что Вася надежда, оставшаяся у людей, потому что ему счастье других важнее своего.       Женя говорит, что он альтруист. А ещё Женя жуткий манипулятор, отвратительный человек и всё на свете. Он старается делать что-то только в пользу себе, если плакать — то чтобы заставить кого-то что-то сделать. Например, чтобы Вася только его обнял, утешил. Чтобы хоть что-то почувствовать. Вася говорит в такие моменты искать спасение в Боге. Женя говорит, что совсем скоро Бог умрёт. — Верующие не плачут. — Но я верю не в Бога, Вась. Я верю в тебя.       Шакулин часто молится. Даже слишком. Когда курит, моет посуду и полы, когда ждёт кого-то или по пути в церковь. Можно сказать, постоянно. И всё ожидает услышать голос Господа в ответ. Но там лишь его бесконечное молчание. Бог молчит, а Дьявол всё говорит без умолку.       Женю не заткнуть, он всё говорит, говорит о чём только можно. Страшно подумать, что Бог мог оказаться таким разговорчивым. Что он мог оказаться таким, как Женя. Вася отмаливает Женины грехи, а тот всё грешит без конца. Кажется, что до края ещё далеко. Всё чаще Шакулин думает, что Калинкин — Дьявол. И мысли эти больше не хотят томиться в дальнем ящике, они выскальзывают отовсюду. Скользкие, чёрные, ужасные мысли. Васе страшно от мысли, что его лучший друг может оказаться чудовищем. И страшнее всего то, что он пытается сделать невозможное. Отмолить грехи Дьявола.       Вася давно понял одну очень простую истину — Бога можно обрести только через лишения и страдания. И он обрёл его. Очень легко поладить с Богом при свете дня, но тогда он не покажет себя. Найти его нужно при холоде ночи. Как когда-то давно нашёл его и Шакулин. Калинкин — вечно весёлый, вечно невозможный и яркий человек, что живёт всю жизнь так, как хочется, получает только то, что хочет. Кроме Васи и это его единственное лишение, единственное страдание. Вася видит улыбку Жени и понимает, что ни через какие лишения и страдания он в жизни не пройдёт. Страшно осознавать, что действительно важный, возможно, самый важный человек в его жизни так и не разделит с ним кое-что особенное. Веру. Бога.       Женя напился. Снова. В слюни. Женя так сильно напился, сидит под дверью Васи и стучит, стучит, невзирая на время, без умолку стучит, лишь бы Шакулин обратил внимание, открыл дверь, сделал хоть что-то с нерадивым Калинкиным. Он надеется, что Вася однажды поймёт одну очень простую и важную истину — в нашей жизни не осталось ничего желаннее порока. Порока, к которому всё пытается свести Женя Васю. И Жене уже самому тошно от того, что сделать он с этой бедной церковной мышью ничего не может, только за руку взять и то, не всегда. Но этого ведь не хватает. Вася живёт по правилам. Женя их нарушает.       «Я больше не хочу грешить» — эта фраза отлетает от зубов всех, кто только садиться в исповедальню. И всё чаще Вася садится туда и слушает. Хочет помочь всем, пытается помочь всем. И ведь помогает. Но только не Жене, он не хочет такой помощи. Такова человеческая природа: чтобы ты не сделал, сколько бы ни прожил и кем бы ни был — человек создан грешным.       Слыша все исповеди людей, Вася надеется, мечтает хотя бы раз застать там Женю. Для него это заменило бы солнце. Подумать только: одна фраза из уст определённого человека может сделать другого самым счастливым на свете. Но Женя упёртый. Женя никогда не сделает этого. — Я люблю Господа, потому что любить людей так мучительно. Я люблю Господа, который покидает и не оставляет меня. Он в своё отсутствие всегда утешает и направляет. Жень, я… Я священник. Я отказался от мира мужчин и женщин, потому что не хочу больше страдать. Потому что не способен переносить разочарования в любви, потому что несчастен, как все священники. Я бы хотел подарить тебе ту любовь, которую ты хочешь. Но это невозможно. — Сильнее всего я бы хотел закричать: «Не неси хуйни», обнять тебя, так сильно поцеловать и сказать, что не оставлю, что всегда буду рядом. Но я не стану. Это ведь невозможно.       Однажды мир встрепенётся. И вспомнит о любви. Как и Женя вспомнит о любви, о чувствах, а не просто физических забавах. Когда-нибудь все забудут мировое зло, диктаторов, позабудут войны. И вспомнят простое добро. Ни на терроре и разбоях будут сосредоточены всяк взоры. А на любви. Женя обещает себе однажды посмотреть на мир другими глазами, обещает себе увидеть всю красоту подноготной этого мира, как видит её Вася.       Калинкин атеист и это ничто не поменяет. Но он, точно демон в людском обличии, сидит на церковной скамье где-то в самой отдалённой точке Питера. Кажется, он даже от икон не отворачивается. И весь мир замер в ожидании. — Я люблю тебя. Я никогда никого так не любил. — Я тоже тебя люблю, Женя. Люблю и говорю это искренне, насколько способен — я честен с тобой, ты знаешь, что я совершенно не умею врать. Любовь не измеряется цифрами или словами, она измеряется слепой верой. И я верю в тебя, как и ты в меня. Слепо.       Печаль меняет людей. Делает из них взрослых людей, во взрослой жизни ведь нет радости. А вот радость — никогда.       В печали созревает вера, в самые свои падения, минуты отчаяния ты обратишься к Господу, и он поможет тебе, взывая веру. Но в самый обычный, счастливый и радостный день Бог не зайдёт в гости. Шакулин быстро это понял. В его доме нет той радости, что присуща детям, он обрёл веру в печали и продолжает вечно в ней пребывать.       А Жене это понимать незачем. В печали не жил, в сомненьях не метался, не бился в отчаянии. Женя не познал веру, в нём даже не зародился её росток. Вася прошёл долгий путь от самого крещения до священника; от младенца до мужчины. А Женя прошёл путь от «А» до «А». Остался таким же, каким был при рождении. Счастливым. Таким же лучом света. — Я ведь просто человек. — Нет, Вась. Ты — церковь.       Но Вася не всесильный. Он не силён морально так, как хотелось бы. Не вера, в самом его сердце, губит его. А люди. Васе тридцать три года, он сидит у окна, перемотанный верёвкой у самой шеи и плачет. За окном глубокая ночь и Васе так хочется жить. Но это люди его убивают. Даже в последние свои минуты он молится о том, кто вбил последний гвоздь в его гроб. Он молит о спасении Жени.       В последние минуты ему плевать на себя, на всё, что происходит. Он молит о Калинкине. Ведь этот парень сейчас перед его глазами. Весёлый, вечно с улыбкой, пьяно танцующий, страшно манящий. Шакулин был последней надеждой этого тонущего корабля, единственной спасательной шлюпкой.       «В те дни люди будут искать смерти, но не найдут её. Они захотят умереть, но смерть убежит от них». Время смерти 18:33       «И будут бить его, и убьют его: и в третий день он воскреснет». — Где жил Бог? — Там, у Большой Медведицы стоял его дом. — А где он теперь? — Теперь его нет. Бог, однажды ночью, повесился.