Луна утонула

Небо в эту ночь было безоблачным. Полная луна разгоняла тьму своим мягким серебристым светом, делая видимыми очертания мира вокруг. Чонгук запыхался от быстрого шага и, остановившись у каменной ограды, вытер испарину со лба. Изо рта вырывались облака белесого пара, стоило только сделать выдох. Как он и предполагал, ночью пришли первые заморозки. Дорога уходила вдаль, темными бороздами от колес повозок тянулась до самого горизонта, где за очередным холмом спал город. За последние дни все так смешалось, что Чонгук никак не мог найти тот самый конец, потянув за который, он был бы в силах распутать клубок собственных проблем. До того момента, как парень оказался вынужденным примкнуть к отряду охотников, его жизнь была проста и понятна. Все действия выверены, а поступки правильны. Чонгук отдал себя в руки Господа и посвящал служению все свое время, надеясь таким образом получить прощение за дьявольскую силу, живущую внутри него. Теперь же, оказавшись за пределами стен родного собора, у него начало складываться стойкое ощущение, что Бог остался там, бросил его одного прогнивать до самых костей в грязи мирской жизни и забот. Из-за постоянных выходок двух братьев и противоречивых событий последних дней, что-то изменилось внутри него, и Чонгук никак не мог поставить заслон и остановить данные перемены. Он все еще сдерживал себя от явного проявления агрессии или силы, но факт того, что эта зараза сидела в нем, не менялся. Ему теперь чудилось, будто Дьявол поставил печать и на нем, словно от охотников его более ничто не отличало. Огонь ненависти, поглотивший Чонгука в таверне, жег в груди до сих пор. Священник хотел бы заглушить его голосом разума, простить братьев, как делал обычно, но не мог. По крайней мере, не сейчас. Все это подогревалось еще и тем фактом, что недопустимые, грешные мысли Чонгука так быстро раскрыл перед всеми Чимин, намеренно ударив по самому болезненному месту — вере. После такого непросто оправиться и, захваченный собственными яркими чувствами врасплох, парень не знал, что теперь делать. Исповедаться было некому. Обратиться к Сокджину он не мог. После всего, что Чонгук увидел и услышал сегодня, считать того священником он перестал. А значит этот тяжкий грех будет лежать на нем до самого прибытия на родину. Со стороны раздалось громкое блеяние, и Чонгук дернулся от ограды в сторону. На холме, вдалеке виднелись силуэты овец. Их было три. По середине, если судить по закрученным рогам, стоял баран. Он то как раз и оглашал всю округу своими воплями. Было странно наблюдать животных бодрствующими в ночи, еще и за пределами овчарни, необычным было и блеяние. С каждым новым выкриком оно становилось протяжнее, повышалось на тон, отдавая заунывным плачем. Издаваемые бараном звуки, напомнили парню ту самую ночь, перед тем, как скончался Юнги. Тело мгновенно покрылось мурашками. Длань Дьявола четко прослеживалась в непонятном поведении животных. В данный момент священник не ощущал более той абсолютной защиты, какая сопровождала его весь путь до этого. Пусть Чонгук и не мог видеть морды животного, но ощущение пристальности взгляда на себе заставляло нервничать все больше. После очередного завывания, священник не выдержал и сжал сквозь ткань камзола нагрудный крест, просто потому, что другого убежища кроме Бога он никогда не искал. — Да поможет мне Господь мой, да вложит он в руку мою силу. — Произнеся это, парень отпустил крест и нагнулся к земле, в поисках увесистого камня. Найдя таковой с правой стороны от себя, Чонгук замахнулся и метнул им в барана, выкрикнув при этом: «Поди прочь, нечистая!». Животные переполошились и бросились на утек, оставив пустовать залитую лунным светом поляну. Но блеяние не прекратилось. Доносившиеся теперь уже из-за холма завывания, достигали ушей Чонгука, как будто сквозь толщу воды, становясь размытыми. Решив не испытывать себя на храбрость, священник заторопился обратно в таверну, гоня от себя плохое предчувствие, засевшее внутри. Могущественное зло и раньше являлось ему в самых различных личинах, показывая насколько близко он стоит к краю пропасти, упасть в которую Чонгук страшился больше всего на свете и к которой его тянуло сильнее день ото дня. Сбегая, скорее всего, от самого себя и возможных необдуманных действий по отношению к охотникам, парень ушел довольно далеко, оказавшись в конце деревни. Идя вдоль дороги, Чонгук отвлекал себя, рассматривая как блестит иней на подвядшей траве, заостряя внимание на холодном воздухе, пробиравшимся под камзол, вынуждая его ежиться. Вот сейчас он дойдет до таверны, а там его ждет теплая комната и кровать… все остальное разрешится само по себе, через месяц, может два, когда он достигнет берегов Италии и привезет ведьму Епископу. Мысль о ведьме чиркнула черным по белому. Теперь Чонгук понимал насколько необдуманным был его первоначальный порыв отпустить девушку на волю. Пусть она являлась всего навсего лишь сосудом силы, в которой нуждался Епископ, это не делало ее обычным человеком. Ведьма оставалась ведьмой, а значит ей сильно повезло. Получи она силу при других обстоятельствах, то и жизнь ее оборвалась бы намного раньше. Сейчас, спустя почти час блуждания по округе, остывший немного от гнева священник понимал: вернутся с пустыми руками к Папе и обмануть его доверие, не представлялось возможным. Девчонка, как оказалось, нужна не только Хосоку и его отряду, в первую очередь она нужна самому Чонгуку. Свет в домах давно потух, но постоялый двор все еще казался довольно оживленным местом. Подойдя ближе, молодой священник заметил стоящую прямо по середине двора старуху. Та была развернута лицом к стоящему на страже Здоровяку и выкрикивала что-то. Чонгук остановился и прислушался к скрипучему, недовольному голосу женщины. Сквозь огромное множество незнакомых слов, произнесенных явно не на английском, с завидным постоянством пробивалось одно и то же: «Калех»*. Именно его зло выплевывала женщина, обращаясь к Намджуну, словно ругаясь на него и проклиная. Здоровяк стоял, закрывая собой пойманную ведьму, которую уже успели отвязать от столба и уложить на небольшой стог сена в самом углу конюшни. Охотнику и дела не было до причитаний и выкриков разозленной старой карги. Мужчина, широко расставив ноги, рассматривал украшенную узорами рукоять своего меча. Чонгук позволил себе бросить в сторону девушки всего один беглый взгляд. В темноте ему удалось разглядеть шерстяное покрывало наброшенное на ее тело и голые связанные ступни. Она была совершенно неподвижна и скорее всего спала, хоть уснуть при таких воплях и казалось невозможным. Несколько мужчин, по-прежнему стоявших у входа в таверну, хранили молчание. Лица их выражали некую настороженность и даже страх напополам со злостью. Чонгуку захотелось узнать чем разозлил пожилую женщину Намджун, но усталость взяла свое. Парень решил, что сможет узнать об этом завтра, и поспешил скрыться за массивной дверью таверны.

***

Душная, маленькая и темная комнатка. Запах молока и луговых трав пропитали все вокруг, а ласковые материнские руки оглаживали щеки. Чонгук ощущал себя крошечным, ему было невероятно неудобно лежать на плоском и твердом тюфяке, он ворочался и боялся открыть глаза, но лежал неподвижно. Ласка исчезла, а парень все продолжал лежать с закрытыми глазами, слабо улавливая шум за пределами помещения. Постепенно звуки нарастали, и он смог распознать их. Это была песня. Красивая и мелодичная, долетающая до земли, словно с самих небес. Она успокаивала его, и Чонгук открыл глаза. Перед ним, таким маленьким, оказались своды собора, уходящие ввысь. Сквозь арки беспрепятственно просачивался свет, в потоке которого летали мельчайшие частицы пыли. Широкая галерея была отделана белым мрамором. Чонгук неспешно пошел навстречу ангельскому пению, ступая по широким плитам. Все его существо стремилось вперед. Но чем дальше он уходил, тем труднее становилось идти. Что-то тащило его вниз, прижимало к полу. И, когда он окончательно остановился, не в силах ступить и шагу, то заметил, что в руках его распятие. Оно было тяжелым и огромным, мешало и сковывало передвижение. — Брось его, мой мальчик. Тебе этот груз не к чему, — раздалось с правой стороны и Чонгук обернулся, однако крест не отпустил, наоборот, сжал сильнее. Сквозь арочный проем, он смог увидеть дивный сад. Зелень природы отражалась в небольшом роднике, бьющем из-под земли. А посреди всей этой красоты и свежести стояла женщина. Давно потерявшая молодость и наверняка никогда не бывшая красавицей, незнакомка протянула к нему руки, словно приглашая в свои объятия. — Чего же ты ждешь? Может мне стоит тебе помочь? — спросила та, но со своего места не сдвинулась ни на шаг. Внутренний голос подсказывал Чонгуку, что словам этой женщины верить не стоит, а потому попытался подтянуть распятие ближе к своей груди и сделал всего один шаг вперед, который стоил ему неимоверных усилий. Глядя на его потуги сдвинутся с места, женщина громко и зло рассмеялась. — Наивный, — ехидно произнесла она. — Посмотри наверх, — последовало уже в более приказном тоне, и Чонгук посмотрел. Над головой раскинулось темное ночное небо, пугая своей глубиной. Звезды рассыпались по небосводу, то и дело заговорщически подмигивая ему, но вокруг было темно. Их света оказалось недостаточно, чтобы осветить землю под собою. В этом во всем была щепотка странного, пугающего, необычного. Чонгуку казалось, что на небесном своде чего-то не хватает. Небо, не смотря на множество звезд, казалось совершенно пустым, полым внутри. — Заметил? — спросила женщина, и голос ее казался таким близким, что парень быстро обернулся, но никого рядом с собой не обнаружил. В саду также оказалось пусто. — Луна… ее нет, — прошептали ему в самое ухо, а Чонгука передернуло от холода в тоне говорившей. — Она утонула… Горло запершило, в носу появился неприятный запах гари и Чонгук закашлялся. Однако с каждым новым вдохом, кашель становился сильнее, не давая ему передышки. Казалось, вместо рая он оказался в аду. На смену ангельскому пению, пришли людские крики, а спустя мгновение, его просто согнуло пополам от приступа кашля и выдернуло из кошмара. В том, что это был именно кошмар, сомневаться не приходилось, однако крики не прекратились. Одиночные и совмещенные с ударами по двери, они как раз и разбудили парня. Священник сел на своей кровати. Ему было жарко, пот струился за шиворот, и Чонгук кашлял не переставая. Невозможность осмотреться и дурнота только ухудшали положение. Дышать с каждой секундой становилось все труднее. Священник закрыл нос и рот рукавом. Из коридора все продолжали доноситься отзвуки тяжелых поспешных шагов, беготни и возни. Времени подумать обо всем приснившемся не было. Разлепив глаза, Чонгук смог увидеть в полосе света из окна, что комната полна белесого тумана. Спросонья он не совсем понимал, что происходит, но, заметив, как рядом присел на кровати и закашлял Сокджин, решил встать и выяснить это. Открыв дверь, он ожидал увидеть все, что угодно, но только не стену из дыма и подбирающегося к проходу пламени. Стена напротив лестницы была полностью охвачена пламенем, дерево трещало и отбрасывало снопы искр в проход. На Чонгука повеяло нестерпимым жаром, до слуха долетели истеричные крики снизу. В комнате под лестницей раздались мощные толчки в дверь, заставившие ее заскрипеть под напором, но проход был прегражден обвалившейся балкой. Сонливость мгновенно прошла, оставив нарастающее волнение и легкий налет паники. Перед тем, как бросится к двоим охотникам, Чонгук успел понять, что для спасения им троим придется искать другой выход, весь первый этаж был в огне. Разбудить Хосока оказалось труднее всего. Все они сильно вымотались и потому спали так крепко, до последнего не желая открывать глаза. — Что случилось? — спросил, поднявшись на постели, дезориентированный главный охотник, тут же зайдясь в приступе кашля. Ответную реплику Чонгука прервал звон битого стекла и человеческий выкрик, стихший буквально через секунду. Было очевидным, что это кто-то из постояльцев, обезумев, выпрыгнул в окно и, скорее всего, разбился если не насмерть, то достаточно сильно покалечившись. — Пожар, — односложно ответил, спустя мгновение Чонгук, возвращая свое внимание к Сокджину, очнувшемуся раньше, и возобновляя сбор вещей. Руки плохо слушались и все тело потряхивало. Сердце бешено билось о ребра, а мысли метались в голове, не находя выхода. Страх сгореть или задохнуться заживо до чертиков пугал. — Весь первый этаж в огне, лестница тоже. — Каждое слово парень чередовал с паузами, вследствие сильных приступов удушья и першения в горле. Хосок же, резко встав на ноги, метнулся к окну, так же как и Чонгук прикрывая лицо рукавом жакета. Быстро оценив их положение, подхлестываемый отчаянными мольбами о помощи мечущихся туда сюда по коридору людей, он, схватил со стола подсвечник и с силой ударил его ножкой по окну. Стекло разлетелось вдребезги с первого же удара. Звуки мира за пределами стен, мгновенно проникли в комнату. Со стороны конюшен, доносилось обеспокоенное и испуганное ржание лошадей. — Не говори, что выбираться мы будем именно так, — поспешно выдал Чонгук, охваченный паникой и страхом. — Мы разобьемся! — Наша комната в самом конце коридора.Спустимся на крышу конюшни, умник. — Хосок отшвырнул ненужный более предмет, грозно глянув на парня, призывая его взять себя в руки. — Хосок, — обратил на себя внимание Джин, сдергивая с постели покрывало и выливая на него воду из кувшина для умывания, — я за Чимином и Тэхёном. Они должны были поселится где-то на втором этаже, а значит есть шанс… Он не договорил, Хосок, не дослушав его, подхватил с пола три седельных сумы и вытолкнул их по очереди через разбитое окно. Пожитки, задев и сбив оставшиеся кусочки стекла в раме, с грохотом ударились о крышу стойла. Времени на обсуждения таких решений не было, но и тут лидер охотников умудрился удивить Чонгука, выдав: — Будь осторожен! Захвати и выведи с собой всех, кто к тому моменту сможет идти. Священник утвердительно кивнул, набросив на себя мокрое покрывало, и скрылся в полном дыма коридоре. Совесть уколола Чонгука в то же мгновение, и парень замер в нерешительности. Как мог он думать только о спасении своей жизни? Почему подобное продолжало происходить? — Быстрее! — гаркнул глава охотников, подталкивая Чонгука к окну. — Сдохнуть захотел? — Но как же… — Чонгук запнулся, получив очередной грубый толчок. — Ты сам пойдешь или мне тебя за шкирку вытолкнуть? — прорычал разозленный Хосок. — Пошевеливайся, чего застыл? Чонгук, продолжая корить себя, все же заторможено перелез через небольшую оконную раму и спрыгнул на крышу стойла. Высота действительно оказалась небольшой, всего около двух метров, так что парень лишь ушиб немного пятку. Отойдя от стены, слегка прихрамывая, Чонгук вдохнул, наконец, свежий воздух, который позволил уменьшить кашель и унять дрожь. Он был в относительной безопасности. Ожидая Хосока, Чонгук оглянулся вокруг. С крыши были хорошо видны весь двор и часть улицы, залитые яркими отсветами огня, поглотившего весь первый этаж таверны. Но двор был пуст, как и сама улица, ни одной живой души не было видно около горящего здания. Это было странно. Неужели жители не видели, что происходило прямо у них под носом и не попытались унять пожар? За спиной парня раздался стук тяжелых сапог о деревянную поверхность, это спрыгнул Хосок. — Что это только что было, черт тебя дери?! — заорал мужчина, дернув парня за предплечье к себе. Чонгук молчал, не зная как объяснить все, что вертелось в его голове, а Хосок смотрел ему в глаза и метал молнии, ноздри мужчины широко расходились в стороны при глубоких вдохах. Наконец он презрительно фыркнул и разжал руку, видимо умудрившись что-то прочитать в не менее жгучем ответном взгляде Чонгука. — Прежде чем лезть спасть других, убедись, что члены твоего отряда в безопасности, — уже спокойнее проговорил охотник, поднеся руку к лицу и огладив широкой ладонью лоб. — Понял меня, герой? Чонгук снова промолчал, не желая возражать и утверждать, что никогда не входил в состав отряда охотников и тем более не являлся его частью. Наконец, Хосок видимо бросил попытки дождаться хоть какой-то реакции от парня и отвернулся от него, осмотрев двор. — Очевидно хозяин таверны не в почете, — проворчал охотник, почти что озвучивая мысли самого Чонгука, до этого возникшие в голове. Присев на корточки у края крыши он свесился с нее. Когда же Хосок разжал ладони и полностью скрылся из виду, Чонгук обернулся на зияющее отверстие разбитого окна. Стены комнаты окрасились красным и оранжевым. Со стороны здания доносился лишь шум вошедшего во всю силу огня. В конце концов, чего он беспокоился, если эти трое сгинут там, плакать и убиваться он не будет. Наверное, глубоко внутри, Чонгук даже хотел чтоб так оно и оказалось. Приблизившись к краю крыши, парень сначала повис на руках, а затем, отпустив край, оказался на твердой поверхности. Грязь под его ногами неприятно чавкнула. Из окон первого этажа высовывались языки пламени, вылизывая каменные стены не только изнутри, но и снаружи. Валивший сизый дым, взвивался столбом в небо и Чонгук, проследовавший за ним взглядом, быстро нашел на небосводе луну. Со стороны улицы, издалека доносились голоса, и молодой священник решил было, что селяне наконец очнулись и идут тушить пожарище. Он развернулся в сторону конюшни и наткнулся на замершего у самого входа Хосока. Мужчина сгорбился, ссутулил плечи, но лицо его было скрыто за лошадью и Чонгук подошел ближе, чтобы узнать причины столь необычного поведения. Мысли о ведьме, как и о караулящем ее Здоровяке, так же выветрились из его сознания, во время напряженной ситуации. Теперь же, успокоившись, Чонгук смог обратить свое внимание на что-то кроме бушующего за спиной огня. Священник сделал буквально несколько шагов и так же застыл у входа. Взгляду открылся вид на лежащего неподвижно Намджуна. Стоило Чонгуку приблизиться, как Хосок наоборот стал медленно опускаться на колени, обхватив ладонями лицо. Из груди его вырвался полустон, полувсхлип. В этот момент Чонгука будто сильно ударили по затылку. Все словно замедлилось во времени, и парень не находил в себе сил сказать хоть что-нибудь, сотрясавшемуся от скорби Хосоку. Лица Здоровяка видно не было, он лежал в грязи, рука его, скованная трупным окоченением, все еще сжимала двуручный меч, покрытый застывшей кровью и комьями земли. Со спины торчали обычные вилы, с помощью которых переносили сено. Оглядевшись вокруг, Чонгук заметил еще пару-тройку трупов, которых успел зарубить охотник. Это оказались обычные жители села. Победить Намджуна казалось невозможным в бою, мужчина обладал необыкновенной силой и умом, однако был сражен кучкой деревенщины и одним подлым ударом в спину. Самым страшным для молодого священника в этой ситуации оказалось то, что ведьмы нигде не было. Она исчезла, испарилась, оставив на стоге сена в углу лишь шерстяное покрывало. Это наблюдение всколыхнуло внутри Чонгука самые нехорошие опасения. Моментально вспомнилась и старуха, отчаянно ругавшаяся у конюшен, и недобрые взгляды мужчин у таверны. — Ведьма пропала! — выпалил Чонгук, но глава охотников на это никак не отреагировал. — Хосок! — позвал его парень и снова тишина в ответ. Резкие множественные человеческие крики, огласили округу, и Чонгук дернулся от неожиданности. Священник выбежал на середину улицы и увидел в самом ее конце собравшихся жителей деревни. Разглядеть что-то помимо света факелов и скопления народа оказалось невозможным, а ждать адекватной реакции от Хосока не было времени, поэтому Чонгук побежал вперед. Самосуд по-прежнему являлся для него самой противной вещью, которую люди могли учинить. И теперь сердце его заходилось не от страха за свою жизнь или быстрого бега, а от мысли, что может опоздать. Когда он пробежал почти половину пути, воинственные возгласы, резко сменились криками ужаса. Жители деревни стали пятиться до тех пор, пока на его глазах не обратились в бегство. Толпа неслась вперед, не разбирая дороги, обезумевшая от страха и голосящая на нескольких языках одновременно. Чонгук видел светившийся первородный страх в глазах, пробегающих мимо него людей. Добежав до конца улицы, ему стало ясно, что всех так напугало. Около сложенного наспех, но так и не зажженного, кострища лежали брошенные факела и тела. Среди мертвых не было только детей. Лица и шеи их были испещрены царапинами и посинели, словно все эти люди скончались от удушья. У некоторых конечности были неестественно вывернуты. Чонгук уловил в воздухе огромную волну концентрированной магии и обернулся лицом к ее источнику. Ведьме, лежащей на сложенных грудой ветках и соломе. Священник достал свой крест и, сняв с шеи, крепко сжал в ладони. Вокруг руки его появилось яркое свечение, а следом полыхнули языки пламени. Парень готов был поджечь кострище в любую секунду, почуяв опасность. Но ведьма медлила, ничего не предпринимая и, осмелев, Чонгук подошел вплотную. — Я не хотела, — донеслось до него, — не хотела… — следом ведьма приподняла, залитое слезами лицо, и тихо выдавила из себя: — Богом прошу, помоги. Не хочу больше… Спаси, ты же священник… Охваченная пламенем ладонь потухла, стоило ей произнести слово «Бог». В Чонгуке оборвалась натянутая струна, и он остановился. Сердце подсказывало, что девчонка на пределе, она говорила правду. — Я могу помочь, но для этого тебе придется отречься от служения Дьяволу. Ты готова к этому? — Голос его излучал уверенность, и ведьма только сильнее расплакалась, как показалось Чонгуку от облегчения. Девушка закивала, закусив нижнюю губу и продолжая ронять слезы. Она вскинула на него свои огромные зеленые глаза, добавив: — Отрекусь. Услышав заветное слово, парень, уже ничего не опасаясь, подошел вплотную к лежащей девушке и взял ее на руки. Легкое, почти невесомое тело, оказалось холодным как лед и, заметив, что та прикрыла глаза, Чонгуку подумалось будто она не ведьма вовсе, а заплутавшее дитя. Священник опустил ее спустя мгновение и придержал за плечи, не дав упасть, когда ноги девушки коснулись земли. — Как твое имя? — спросил он почему-то шепотом. — Иде, — ответный слабый шепот слетел с ее губ, и Чонгук, заглянув в ведьмины глаза, увидел очередное видение. Привычный зеленый мох лесов и капли загустевшей крови на девичьих руках. До него долетел терпкий запах трав и сырой рыбы. Под ладонью ощущалась грубость льняной ткани и чопорность изысканного черного кружева. На его глазах Жизнь и Смерть сошлись в одном теле.