До чертей

Стайлз впервые так напился. Напился до чертиков и до жути заплетающегося языка. Конечно, иногда выпить не помешает, но и, естественно, не очень-то поможет. Скотт идею "культурно выпить" не поддержал - свидание с Эллисон. "Очень важно" - фыркнул он тогда. И ушел. Один. Черт знает куда. Ночью. Ощущение не из лучших. Несчастный брошенный Стайлз Стилински. Да, возможно, это слегка преувеличено, но как он, черт подери, должен себя чувствовать? Тогда, когда у тебя есть куча друзей и знакомых, у которых все в жизни налаживается с гребанной скоростью света, у которых есть гребанные вторые половинки, у которых есть гребанная семья. Нет, не просто мать и отец. Настоящая семья - любовь и, пусть не совсем, но хоть какое-то спокойствие с дорогими им людьми. Почему он должен делать вид, будто все хорошо, будто он счастлив? Почему он должен страдать от неразделенной любви, ставшей уже, наверное, больше привычкой, нежели реальной любовью. Почему он должен радоваться за Скотта и ту же Лидию, даже за, блять, едва знакомых ему людей? Что, мать вашу, с ним не так? Несчастный и брошенный Стайлз Стилинский, сидящий один в каком-то по-странному пустом лесу. Один. Всегда один. Всегда в запасе и никогда на поле. Как обычно. Кажется, быть на скамье запасных теперь смысл существования Стайлза. Да, Стилински, может, это действительно твое предназначение - второй вариант. Ведь, если подумать, то и долбаная Мартин пошла с ним на школьный бал потому, что Джексон ее бросил. Одну. И почему он всегда должен помогать? Бежать и помогать. Возможно, даже если его изобьют до полусмерти, сломав ноги и руки, он все равно по первому зову помчится к МакКолу или Арджент. А то и к обоим сразу. Хотя, Стилински, возможно, твое предназначение - вечно помогать. Только вот... Кто поможет тебе? Только ты сам. Собственной и вполне заменимой персоной. Пиво было дешевым и противным. Оно неприятно обжигало горло, но потом отдавалось теплом в животе, бурчащем и требующем чего-то съестного, а не губительного. Вот так: кого-то согревает пара, а Стайлза - пиво. Но и оно через несколько секунд перестает это делать. Стайлз открыл глаза: темнота и силуэты деревьев. Прислушался: абсолютная тишина, редко прерываемая автомобилями, которые едва слышно; кузнечики... или кто там, блять? Никого вокруг. Один. В темноте и с выпивкой. Он снова закрывает глаза и сидит, не думая совершенно. Оказывается, и так может быть - голова пуста, ни одной мысли. Только он, тишина и чьи-то шаги. на которые парню наплевать. Полностью и бесповоротно наплевать на все. Даже на голос Хейла, окликающий его. Стилински твердо решил: он больше не станет изображать веселого саркастичного друга. Но, увы, эта маска настолько прилипла, что кажется, будто отлепится только с мышцами лица. А может и вовсе - только с головой. Хейл понял, что Стайлз совсем не трезвый, еще за два-три квартала. Сейчас, когда гиперактивный подросток даже голову в его сторону не повернул, Дерек уверен - это не просто "культурный отдых". Что-то тревожит парня, а алкоголь помогает. Но помощь пива - глупое самовнушение. И уж кто, а Стилински прекрасно это понимал, но не хотел верить. Что-то же должно помогать хоть немного. И если не дожидаешься этого от людей, начинаешь надеяться на разную дрянь. Кажется, будь у мальчугана больше времени, он бы не пивом успокаивался, а наркотиками. Благо, что времени-то всегда и не хватает. - Что уставился, волчара? Пришел поглазеть? Тогда вали отсюда к черту! - неожиданно громко и агрессивно начал Стайлз. - И ты, Скотт, - продолжил он, обращаясь к кому-то позади Дерека, - вали к своей гребанной охотнице! И Лидию прихвати! Идите вы все в задницу! Прекрасно, Стилински, поздравляю, ты напился до чертиков. Парень не заметил, когда оборотень подошел и тем более сел рядом, взяв одну из бутылок. - Ты охренел? - спросил он, зная, что воображение в лице хмуроволка не ответит. Замечательно, теперь уже и фантазии от него что-то нужно. Собственной, блять, фантазии от него нужно пиво! - Ты не лопнешь от ящика? - внезапно, что парень едва не подпрыгнул, спросил Хейл. - Иди ты, - бросил он и замолчал. Тишина нагнетала бы, сиди он не один. Но Дерек-то настоящий. И этого настоящего Дерека едва ли не душит странное молчание Стилински, который даже в драке никогда не затыкался. Он сомневался, что парень во сне молчит. Стайлз снова закрыл глаза. А когда открыл - действительно удивился, что, в отличии от Скотта и Лидии, Хейл не исчез в указанном направлении. - Скатись с горы, кусок фантазии. Бесишь уже, - заговорил он. Но оборотень сидел, упрямо глядя в глаза напротив. И тоже молчал, словно хочет поддержать, но попросту не умеет. - Слушай, если думаешь, что я не вижу как ты пялишься на меня, то ты, блять, прав! Но я своим пьяным нутром чувствую, как у тебя глаза из орбит вываливаются, - спокойным тоном, стараясь не путать слова, начал Стилински. Вроде ни одного не перепутал. - Что еще ты чувствуешь? - спросил Дерек, желая узнать о причине запоя семнадцатилетнего подростка в лесу. - Я чувствую, - охотно поддержал тему он, - что хочу любви. Гребанной, блять, любви. Разве много? Немного, сука, любви и заботы. Нет, ну, - продолжал, - папа, конечно, заботится обо мне, но это не то. Я думаю, что просто похож на маму, - Стайлз помедлил, - наверняка он просто считает это долгом или каким-нибудь обещанием, типа, если я умру, позаботься о нашем ребенке, Джон, - специально исказив голос, закончил он. - Какой любви? - Хейл, видевший Стилински вполне счастливым в окружении отца и друзей, искренне не понимал о какой еще любви и заботе может идти речь. Или не хотел понимать, зная, что это глупые чувства, делающее тебя слабым и зависимым... Скорее всего, действительно не хотел. - Какой, - улыбаясь, протянул Стайлз, выпрями подогнутые ноги. - Знаешь, какой? - повернулся он к своему воображению. Дерек следил за всеми его неуклюжими и нарочно медленными движениями. - Вот такой, - словно предупреждая, выпалил он. Затем слегка наклонился вперед, пытаясь дотянуться до носа фальшивого хмуроволка. Секунду помедлил и поцеловал. Просто поцеловал, без всякого "прильнул к губам, вложил всю страсть или ненависть, накрыл губами". Просто поцеловал. Потом вернулся в исходное положение: оперся о дерево, подогнув ноги, и закрыл глаза. - Забавно, - не открывая глаз, начал он. - Как настоящий. И тут до пьяного сознания подростка дошло, что Хейл не как настоящий, а настоящий. Живой, теплый, вечно хмурый и злой. Настоящий, блять, Хейл. А потом стало похуй. Когда-нибудь это все наверняка бы произошло. Стало по-новому похуй на все. На мысли и холод, который он заметил только сейчас, на несколько бутылок рядом и солнце, что уже вставало. Похуй. Похуй, потому что Дерек поцеловал его снова.