Смена эпох

Рассвет медленно сжигал скалистые горы Пограничной гряды. Кварцевые сколы громадных глыб бликовали в лучах восходящего светила, режа глаза под забралом и красиво подсвечивая крылья. Полированные кирасы и гельметы горели огнем, острия копий блестели, неподвижно утыкаясь в небо. Красно-белые знамена вились на ветру. Гусары недвижимо высились в седлах будто бы окаменевших скакунов. Кто-то читал про себя молитву, кто-то до боли в глазах вглядывался в небо, горы, зеленую долину и далекие башни замка. Дальше ведь будет не до пейзажей, а как хочется в последний раз окинуть взглядом красоту родного края… Полковник Ян Ходкевич пересчитал свое войско. Потом на всякий случай пересчитал ещё и ещё раз, но больше не стало. Двести сорок два товарища, все при оружии и в седле. Всё, что осталось от некогда великой Крылатой Гусарии, своим восьмитысячным тараном крушившей всё и вся. Ходкевич повернулся. Внизу, на зеленом лугу, рядами стояли полки стрельцов. Их невзрачные синие кафтаны и плохо начищенные мушкеты вызывали у него стойкое отвращение, как и всё огнестрельное оружие в целом. Пора заканчивать. Но как все-таки красиво, не насмотришься… - Надвиньте шапки! - В команде не было надобности, все давно надели шлемы, но Ходкевич хотелось соблюсти ритуал. Последний бой должен был быть идеальным, достойным славного имени гусарии. - Сабли на темляк! Сомкнуть ряды! - Подождав, пока стихнет грохот сабель, полковник поднял пику на седло. Как же трудно отдать этот предпоследний приказ. Он ещё раз оглядел своих товарищей. Вздохнул. - ВПЕРЕД! Хоругвь рванулась вниз по склону, быстро набирая ход. Комья земли полетели из-под копыт великолепных скакунов, гордости гусарии. Крылья гусар поплыли по ветру, расправляясь в потоках холодного утреннего воздуха. - Пики к бою! - Вот и все, последняя команда отдана. На этом кончается славная история войска гусарского. Опустив наконечники пик, гусары неслись на врага, видя перед собой взошедшее солнце. Передние ряды стрельцов дрогнули при виде летящих у самой земли крылатых гусар с пиками наперевес. Мощный единовременный залп мушкетов, казалось, нисколько не потревожил остроконечный строй латников. Паника стрельцов вылилась в беспорядочную пальбу, не наносившую никакого вреда приближавшимся гусарам. Вот первая пика встретила на своем пути грудь стрельца, который отлетел в сторону, нисколько не затормозив бескомпромиссное наступление кавалерии. Пронзив построение стрельцов насквозь, гусары рассредоточились и, выхватив сабли, заметались прямо по спинам стрельцов, коля, рубя и топча копытами. То один, то другой падал с седла, сраженный пулей со спины. Все больше белых крыльев падало в черную грязь, все больше черная грязь становилась красной. Через пять минут после начала атаки на ногах осталось всего пара десятков гусар. Будто заколдованный, кружился он на своем скакуне перед стрельцами, рубя их саблей. Вот один упал на спину, потеряв голову, вот другой опустился на колени, придерживая распоротый живот, третий упал, развернувшись в воздухе от силы удара. Казалось, что гусар так и будет плясать свой безумный танец, крася свои крылья в багряно-красный. Но вдруг, застыв на мгновение, падает его скакун, сраженный вражьей пулей, и гусар, оказавшись на земле, мгновенно скрывается под грудой тел и больше не показываются его красно-белые крылья. Ян Ходкевич успел ещё раз оглядеть груды зарубленных, затоптанных и исколотых врагов, прежде чем его стащили со скакуна и разорвали на куски голыми руками, растоптав белые крылья и изрубив доспех. Солнце только взошло над горами. Земля постепенно начала прогреваться. Над зелеными холмами и скалистой грядой летела хищная птица. Клюв её был в крови, а в его уголке застряло длинное белое перо полковника Яна Ходкевича, командира последней надворной хоругви крылатой гусарии.