Веский довод

Сурана вздрогнул. Сколько раз его наказывали, он уже и припомнить не мог. И почти каждый раз — в отсутствие Ирвинга. Пожилой Первый Чародей неизменно вступался за юного ученика... А сегодня, после Истязаний, даже пригласил к себе, чтобы лично поздравить. Это было приятно и лестно. Вот только Ирвинг был не один, а его гость, Серый Страж по имени Дункан, был чем-то озабочен, и Первый Чародей скорбно сообщил, что празднество по поводу вступления в ряды магов Круга для Алима будет устроено позже — когда будет улажено дело, с которым Серые Стражи обратились в Круг. Эльф не протестовал. Он не раз бывал на таких праздниках и не понимал, для чего это делается. Единственное, что отличало праздники от обычных ужинов — то, что подавали вино. Но вина бывший ученик не пил ни разу и понять, что за радость в этом, не мог. А стоило Ирвингу сесть в лодку и покинуть башню, как вокруг новоявленного мага сразу начало происходить что-то не слишком приятное. Новые соседи по комнате смотрели косо, разговоры тоже велись странные... Алим даже случайно услышал, что среди магов есть какие-то партии... или группировки. А под вечер еще и Йован притащился, умоляя помочь. Для Алима было не в новинку то, что Йован увлечен некой девушкой, но вот то, что она из сестер — обескуражило и смутило. Эльф, конечно, согласился другу помочь... И теперь пожинал плоды этого решения. Морис, огромный храмовник, поймал его на выходе из церковного зала буквально за руку. Алим никогда не видел его лица — оно всегда было закрыто забралом, так что он порой сомневался, что у этого церковника вообще есть тело. Временами казалось, что Морис — это комплект доспехов, действующий по указанию могущественного мага или демона... — Что ты здесь делал, мальчик? — гулко прогудел храмовник из-под шлема, удерживая запястье железной хваткой. Алим смешался. Он не впервые вызывал на себя гнев храмовников, но до этого точно знал, что сделал не так, как было положено. Либо прокрался на кухню, чтобы стащить несколько булочек, либо после отбоя пробирался в библиотеку, либо вместо садово-огородных работ купался в озере... Всегда была причина. А сейчас... Эльф даже поежился. Сейчас он уже дал согласие на чудовищное нарушение правил, но пока еще не нарушил ни одного. — А зачем ходят в церковь? — слабо возразил он. — Молиться и задавать вопросы, на которые нет ответов. Возможно, это было слишком дерзко, но раньше храмовники такие разговоры прощали, хоть и ругались. Однако теперь Морис повел себя иначе. Он дернул мага на себя, так что эльф чувствительно ударился о тяжелую броню, и прогудел из-за забрала: — Для мага Круга правила строже, мальчишка! Будь почтительнее, иначе тебе не поздоровится. — Строже, чем для кого? — невольно вырвалось у Алима. — Чем для учеников, — немного тише произнес храмовник. — Если я задал тебе вопрос, тебе следует отвечать ясно и полно, а не дерзить. Что ты делал в храме? Алим пожал плечами, все еще не понимая, в чем провинился: — Я же сказал... Что можно делать в храме? Помолился Создателю, побеседовал со святой сестрой... Это что, преступление? Тогда почему дверь не заперта? В башне же вечно самое интересное заперто! — Я советовал тебе не дерзить, — удовлетворенно проговорил Морис и дернул сильнее. — Ты отправишься в одиночку. Алим даже опешил. До этого он полагал, что заключение в одиночных камерах полагается только за что-то поистине кошмарное... — Что здесь происходит? — раздался властный голос поблизости. — А, Каллен, — Морис даже хватку ослабил. — Этот мелкий демоненок с самого начала принялся крутить какие-то странные дела. Думаю подержать его недельку в камере — пусть проникнется. — Морис... — Каллен покачал головой. — Ты ходишь по краю. Оставь юношу, иначе Ирвинг... — Первый Чародей занят более важными делами, — сухо отрезал Морис. — А ты, Каллен, мне не указ. Ты в одном звании со мной, так что если желаешь, доложи командиру. А теперь — прочь с дороги! Алим отчаянно взглянул на Каллена — тот всегда казался ему неплохим парнем, но сейчас отступил: — Доложу. Обязательно доложу самому рыцарю-командору. — Вперед, — ухмыльнулся Морис. — Как он вернется — непременно доложишься. Если ему, конечно, до твоих дел будет дело — прости за каламбур. От Серых Стражей всегда одни только неприятности. — Поживем — увидим, — скупо отозвался второй храмовник и удалился. Сурана даже дернулся слегка. Почему-то лишаться даже не слишком заинтересованного очевидца не хотелось. — В камеру, — веско произнес Морис, и Алиму послышалось в этом не только строгость и жестокость, но и еще что-то — как будто храмовнику что-то безумно нравилось в собственных словах. — И если будешь послушным, то я сам принесу тебе еды и воды. Алим обескураженно хлопнул глазами, но послушался. Его всегда учили не сопротивляться храмовникам — те, в конце концов, служили здесь именно для того, чтобы оберегать магов от опасностей извне и изнутри. Не все храмовники, конечно, были одинаковы, но волноваться вроде бы было не о чем. Ну, придется посидеть пару дней в камере... Потом ведь выпустят. И Каллен обещал, что о поступке Мориса доложит рыцарю-командору Грегору. И господин Ирвинг наверняка будет недоволен, когда узнает, что ученика — мага, поправил сам себя Алим — держали в тюрьме безо всякой причины. Нужно просто подождать. Сурана кивнул и выразил готовность идти, куда прикажут. Он, конечно, обещал помочь Йовану, но тот ведь не дурак, поймет... А любые сведения о том, что происходит в Круге, неизбежно достигают ушей тех, кто хочет слышать. Это Алим знал отлично. Надо просто потерпеть. Морис вдруг поднял забрало щита, и Алим краем глаза увидел, что лицо у него все-таки есть. Неулыбчивое, хмурое лицо, которое сейчас было искажено странной гримасой. Теперь Алим видел, что храмовник этот — настоящий, живой, но в его облике проглядывало что-то... звериное. Сурана никогда не видел настоящих хищных зверей, но когда коты башни Кинлох дрались за добычу или за кошку... За все время пути к нижним этажам им никто не встретился, и это тоже было неприятно и немного страшно. В башне всегда кто-то был, так отчего же все попрятались? Неужели... Неужели из-за Йована? Сурана неплохо знал друга, но теперь, узнав, что тот скрывал от него горячую и встретившую взаимность любовь к сестре Церкви, невольно думал, что все не так просто. Все вообще непросто. Эта мысль рефреном билась в голове, пока Морис вел его коридорами и лестницами. Эта мысль невольно заставляла задуматься о тех разговорах, на которые он ранее внимания не обращал — об ущемленности магов, об их беспомощности... Алим всегда был вполне доволен жизнью и вполне счастлив. Воспоминания о раннем детстве были смутными, но мама — та самая добрая, настоящая — всегда чего-то боялась. К ней нередко приходили стражники — такие же, как храмовники, огромные люди. И она тяжело вздыхала, а потом укладывала его, мелкого еще, в кроватку, и уходила с ними. И возвращалась под утро, когда Алим уже уставал плакать и затихал. В Круге такого не было. В Круге любой маг, будь то эльф или человек, мог быть уверен, что у него есть кров, стол и дом. Сурана вздрогнул и очнулся. Сейчас «дом» выглядел довольно неприветливо — сухая небольшая камера с глухими стенами и тяжеленной дверью. Морис втолкнул его в камеру, а потом легко толкнул толстую сталь. Заскрипел засов. Сурана рассеянно подумал о том, что дверь настолько тяжелая и так проржавела, что не факт, что ему, не самому сильному даже из эльфов, удалось бы сдвинуть ее и без засова. Только это тоже никакого значения не имело. По разговорам Алим знал, что заключенным в нижних камерах многого не полагается, а он уже успел поужинать, поэтому он обследовал небольшой клочок отмеренного ему пространства — свечей не было — и устроился на каменной койке. От нее тянуло холодом, но на полу было еще холоднее. Впрочем, после Истязания и треволнений заснул он быстро. Да и мысли витали светлые... Первый Чародей, должно быть, не задержится на большой земле, вернется... И рыцарь-командор Грегор с ним. А значит, наутро все войдет в колею. И будет праздник, и ему наконец вручат настоящий посох мага, а не ученика... Который отобрал Морис... Алим распахнул глаза от неясного звука. В камере царила непроглядная тьма, и он не мог понять, сколько проспал. Возможно, уже наступило утро, но эльф чувствовал себя усталым и разбитым. Да и поспал, казалось, не больше пяти минут... Однако дверь распахнулась, и Сурана тут же спустил ноги на пол. Босые ступни коснулись ледяных плит пола, и он слегка приостановился, поджимая пальцы. Из-за приоткрытой двери лился тусклый свет, но даже в этом свете Алим узнал огромную фигуру храмовника. Тот шел с пустыми руками. Один. Почему-то от этих наблюдений стало как-то... страшно. И неприятно. Умом Сурана осознавал, почему — не мог найти ни единой причины,по которой Морис мог бы прийти сюда. Раз тот один, то, должно быть, ни Ирвинг, ни Грегор в Башню еще не вернулись. А если пришел до их возвращения, то почему не принес хотя бы воды? Алим облизнул пересохшие губы и вопросительно уставился на храмовника, так и не встав с неудобной лежанки. Морис неожиданно потянул дверь за собой, и та закрылась с тяжелым скрипом, отрезая даже слабый и неверный свет из коридора. В темноте Алим почувствовал, что сердце стучит быстро и заполошно. Происходящее пугало, а теперь он еще и не видел ничего. Слабый свет, поманив, погас, и на его фоне в камере царила кромешная темнота. — Эй, — неуверенно позвал Сурана. — Господин Морис? Вы обещали... пить... — Будешь послушным — принесу и поесть, и попить, — вдруг прозвучало совсем рядом. Эльф даже не успел заметить, как тот подошел настолько близко. И прозвучало... угрожающе. Алим не понимал, в чем мог провиниться теперь — когда был заперт в одиночной камере, но, судя по тону, мог. Мысль о Йоване теперь показалась абсурдной. Не в нем дело... Темнота скрадывала движения, поэтому на прикосновение к шее Алим среагировал нервно — дернулся и вскрикнул. Неосознанно, как вскрикивал еще тогда, в эльфинаже. Мама подолгу баюкала его, а потом перестала бороться. Долго и ласково объясняла, что им предстоит расстаться, что у него, Алима, другой путь... Вот только прикосновение на мамино было совсем не похоже. — Что вам нужно? — эльф даже отметил, что голос его позорно дрожит. — А ты не догадываешься? — Морис говорил тихо, но в голосе его звучали незнакомые нотки — он как будто одновременно насмехался и восхищался. — Вы все такие наивные и невинные... поначалу. Так и хочется пожалеть и приласкать. Ровно до тех пор, пока в вас не вселяется демон. Алим почувствовал, что рука на шее скользит и вцепляется в холку, и срывающимся голосом возразил: — Но я прошел Истязание! Демоны мне больше не страшны, я выдержал бой! — А откуда же тогда берется столько Усмиренных? — почти ласково мурлыкнул Морис, сильнее сжимая пальцы. — Если тех, кто поддается демонам во время Истязания, уничтожают на месте? Вы, маги, опасны сами по себе. Но я пришел не для этого. — А... для чего? — Сурана перешел на шепот, потому что голос не повиновался ему. — Я люблю эльфов, — как-то слишком доверительно шепнул ему в ухо храмовник. — Особенно таких, как ты — совсем юных. Советую тебе не сопротивляться. Я не демон, мне можно. — Что вы... Закончить эльф не успел. Что-то безумно сильное опрокинуло его на лежанку, и он только спустя несколько мгновений понял, что Морис в своих тяжеленных доспехах, навалился сверху, погребая под собой. Алим все еще не понимал, но что-то уже подсказывало; пугающая, страшная правда рвалась из подсознания на поверхность. Как будто из Тени, проступали истинные намерения храмовников... — Нет, — сбивчиво забормотал юный маг, пытаясь отбиться. — Не надо! Прошу вас, господин храмовник! Я не опасен, я не одержим! — Пока, — влажно выдохнул ему в ухо Морис. — Я не допущу, чтобы такой маленький очаровательный эльф стал одержимым. Я позабочусь о тебе. — Не надо, — жалобно повторил Сурана, когда почувствовал, что под стандартную ученическую мантию (новую ему выдать пока не успели) забирается большая тяжелая рука. — Прошу вас... — Мне нравится, как ты просишь, — Морис явно упивался мгновениями. — И ты будешь так же просить, когда я буду в тебе. А когда я зафиксирую тебе челюсть, ты не сможешь просить, но будешь беззвучно плакать, когда я буду иметь тебя в горло. Не дергайся, у нас все еще впереди. — Прошу вас... — Алим лепетал, почти безнадежно пытаясь увернуться от грязных прикосновений. Широкая ладонь храмовника бесстыдно ощупывала тело, пальцы впивались в бедра и ягодицы... — Что мне сделать, чтобы вы... не стали? — Ничего, — припечатал его и словом, и собой Морис. — Если хочешь понравиться, расслабься. И тогда, возможно, я принесу тебе воды. Ну, а нет — мне все равно будет хорошо. А вот будет ли тебе... Сурана почувствовал, как жесткие сухие пальцы раздвинули ягодицы и беззастенчиво впились во вход в тело, и невольно всхлипнул. Бороться с тяжеленным храмовником было почти бесполезно — тот был много выше и сильнее, а кроме того, был обучен сражаться. Сам эльф не мог ему противопоставить почти ничего, кроме яростного сопротивления, но, похоже, попытки отбиться, только забавляли храмовника. Он легко удерживал бьющееся под ним тело и глубоко вздыхал, когда ему — без особого труда — удавалось одержать верх. Внезапно Морис поднялся, и эльф полузадушенно глубоко вздохнул. На грудь перестал давить тяжеленный металл, и появилось время одернуть мантию. И появилась надежда... — Господин Морис, — дрожащим голосом окликнул храмовника эльф, — вы... не будете? Скажите, что мне следует сделать для вас — и я все, все сделаю! Только не надо, пожалуйста... В ответ раздался тяжелый звук — металлическая броня столкнулась с камнями пола, и Алим невольно сжал ноги, понимая, но не принимая происходящее. — Очередной наивный маг, — хмыкнул в кромешной темноте Морис. — Я и без твоего дозволения сделаю с тобой то, что хочу. И с рыцарем-командором как-нибудь разберусь, не впервой. Ему тоже отношения с магами из-за твоей дырки портить невыгодно. А вот мне твоя дырочка очень даже понравилась. Скоро... Он не успел закончить. Алим едва видел в темноте, но вдруг дверь со скрежетом распахнулась, и на пороге возник яркий свет факела. Сурана мгновенно ощутил тошноту, когда в этом слабом и неверном свете увидел, что нависший над ним храмовник сладострастно тискает стоящее естество приличных размеров. От мысли, что это войдет в него, становилось жутко, все внутри сжималось. Но ведь кто-то пришел сюда? — Морис, — раздался удивительно ровный голос, — отпусти мальчика. Сурана почувствовал, что нос теплеет, а глаза жжет непролившимися слезами. По крайней мере, если его и возьмут сейчас, то это не будет уже тайной, Морис за это ответит. Может, он и может скрыть убийство мага, но убийство такого же, как он сам, храмовника скрыть не получится. — Каллен! — в голосе насильника послышалась настоящая ярость. — Ну что тебе неймется?! Хочешь сам? Давай тогда! Я уж, так и быть, буду вторым, если тебе этот эльф так приглянулся! Постарайся только не сильно рвать, а то мне не хочется вставлять в кровавое месиво. — Морис, — голос Каллена остался таким же ровным, как будто все происходящее его не касалось. — Ты оставишь юношу и отойдешь от него. Я не собираюсь с ним ничего делать, и ты тоже ничего не сделаешь. Если будет нужно, я буду сидеть и караулить его. Или тебя. Ты недостоин звания храмовника. — Да что ты знаешь, щенок! — Морис, тяжело дыша, оттолкнул Алима за плечо и поднялся во весь рост. — Этот эльфийский выродок тебе ближе, чем свой собрат? Он такой же, как все! Рано или поздно его демоны нашепчут ему в ухо, как хорошо будет, если... Им нельзя давать воли. Они должны знать свое место. — И мы должны знать свое место, — голос молодого храмовника налился металлом. — Оставь мага. Или ты забыл, как клялся? — Я принес присягу, — Морис брезгливо подопнул Алима, который сразу свел ноги, но не решился еще одернуть мантию. — А ты — слабак. — Пусть так, — равнодушно отозвался Каллен. — Я слабак, но не такая мразь, как ты. Пошел. Вон. Иначе о твоих милых шалостях станет известно и рыцарю-командору, и Первому Чародею. — Да чтоб ты сдох, — Морис приподнял заплаканное лицо Алима за подбородок, а потом резко ударил — так, что голова мотнулась в сторону, а на щеку плеснуло теплым. — Ты еще поймешь, чего стоят маги. И не раз пожалеешь. — Может быть, — Каллен не терял решимости. Морис нарочито грубо толкнул молодого мага и протиснулся в коридор, оттолкнув Каллена с факелом. Алим очень старался сдержаться, но не смог. Стоило страшному Морису уйти, как слезы побежали сплошным ручьем, а горло крепко сжало. Он хотел было поблагодарить спасителя, но не мог — только икал и сдавленно шипел что-то, что даже словами-то было трудно назвать. Каллен опустился рядом с койкой на колени. Отведя взгляд, помог опустить мантию и взял за руку. — Тише, — произнес он резко и ровно. — Он ушел. Больше не вернется. — Он... — Алим снова икнул и схватился за горло, отчаянно пытаясь справиться с истерикой. — Он... — Послушай, парень, — Каллен вздохнул и вдруг потянулся к поясу. Алим замахал руками испуганно, и храмовник внятно и четко пояснил. — Это всего лишь вода. Фляга с водой. Пить хочешь?.. Сурана не хотел быть обязан храмовнику, но пить хотелось почти нестерпимо, поэтому он кивнул. Каллен протянул ему флягу и грубовато приказал: — Пей. Обычная вода, безо всяких добавок. Для себя ношу. Алим дрожащими руками взялся за флягу и постарался отпить. Зубы стучали об металл, и часть воды пролилась на шею и грудь, однако он сделал несколько глотков и сдавленно произнес: — Он... Он не оставит меня в покое. — Боюсь, что так и есть, — со вздохом отозвался Каллен, но попытался утешить. — Я постараюсь быть рядом. И, конечно, расскажу об этом рыцарю-командору. — Он не защитит, — выпалил молодой маг — и вдруг понял, что сам выносит себе приговор. — Он не защитит. Он наверняка знал. Я не первый. — Я буду рядом, — устало повторил Каллен. — Не бойся меня. — Я и не боюсь, — Алим уже спокойнее отпил и вернул флягу. — Спасибо. Меня еще долго будут тут держать? — Я не могу отменить приказ, — извиняющимся тоном произнес Каллен. — Мы в одном звании, а рыцаря-командора нет в башне. Но как только он придет, ты отправишься в покои магов. Тебя ведь зовут Сурана? — Меня зовут Алим, — дрожащим голосом выпалил маг, а потом... А потом вдруг дрожать перестал. Слова о том, что ждет впереди, вызвали уверенность. Его, молодого юношу, берегли от страшной правды. Ни один маг не может быть в безопасности в Башне. И это стало слишком страшным открытием... Теперь понятно, почему Йован так переживал. Ему нужно помочь. А потом — и бежать самому. Если, конечно, после побега друга останутся возможности. Но на себя Алим махнул рукой еще тогда, когда Морис грубо раздвигал ему ноги. Это все равно случится — рано или поздно. — Спасибо, Каллен, — смиренно произнес маг, хотя в душе уже возникла решимость. — Я не забуду.