Бабочки в груди

В пустых и безмолвных закоулках маггловского Лондона бродил какой-то человек. Его силуэт издали можно было спутать с женским из-за длинных волос, но это было бы ошибкой. Только что, буквально каких-то два часа назад, шёл проливной дождь. Капли безжалостно бились о землю, о крыши домов, о подоконники. Дождь закончился, но небо так и осталось серым, едва ли не чёрным. Однако давно известно, что в Лондоне солнце и ясное небо — не то чтобы редкость, а скорее даже роскошь. В целом, погода соответствовала состоянию бесцельно бредущего мужчины, который просто не мог переварить до конца новость, дошедшую до него ещё неделю назад. Смерть кружилась над ним чёрным вороном с самой молодости, когда он думал, что всё должно быть прекрасно и идти по плану, ведь молодость — это пора достижений и открытий! Боже, как же он ошибался тогда… Однако ему не сразу удалось осознать, какова она, взрослая жизнь без прикрас — и во что он втянул дорогих ему людей, на что они обречены теперь из-за его глупости… Хотя здесь был виноват в какой-то степени и его отец. Сейчас лорд Люциус Малфой пытался восстановить душевное равновесие, прогуливаясь там, где нет риска встретить знакомых, среди домов простых, ничего не знающих о нем людей. Он не находил покоя ни в вине, ни в женщинах, ни дома у семейного очага — всё, что он любил, потеряло всякий смысл. Всё, что обожал этот победитель по жизни, осталось в чёрных глазах, горящих неугасимым огнём страсти — и в то же время холодных, как лёд. Эти глаза потухли навсегда. Когда их обладатель в последний раз посмотрел на сына своего врага, унижавшего его все школьные годы, и той, что пыталась его от этих унижений спасти — он простился с жизнью. Все же Люциус сначала надеялся, что он жив, поэтому послал несколько писем к нему домой, а также Макгонагалл и паре общих знакомых, а впоследствии отправился на поиски лично. Новый директор «Хогвартса» сказала, что тело пропало без вести, но мальчишка Поттер с двумя своими друзьями видел, как он погиб. Вероятно, его съела Нагайна или какой-то другой хищник. Всю неделю Малфой слонялся по магическим и маггловским улочкам, не находя успокоения. Раньше, когда Снейп был жив, ему нравилось бесить его, демонстративно говоря, что уходит к проституткам и до завтрашнего дня будет недоступен для всех. Иногда Северус реагировал на это спокойно, И Малфой либо с грустью уходил домой, либо брёл всё-таки в бордель и находил кого-нибудь. Конечно, не девушку, а худенького мальчика, телосложением напоминающего Снейпа, а главное — с такими же волосами до плеч. Глупым поступком ранних лет Малфой обрёк на страдания и своего сына, и Северуса, ставшего впоследствии его семье чуть ли не родственником. В любом случае, они звали его на каждый праздник, но по разным причинам он приходил не всегда. Лишь потеряв его, Люциус понял, насколько сильны его чувства к Северусу. Чего только не было, когда они выпивали вместе в двадцать лет… — Ты всерьёз считаешь, Люци, что я соглашусь пить это пойло? Прости, но я даже не знаю, что здесь такое, и это это меня… смущает, — придирчиво посмотрев на непонятную бутылку со спиртным, которую Малфой где-то раздобыл, сказал Снейп. — Ой, не веди себя как восьмиклассница. Тебе давно не четырнадцать. Разве что ты еще девственник, — подколол Люциус и, вытащив пробку, поднес к носу горлышко бутылки, чтобы понять, что за запах. Впрочем, «аромат» был резкий и не очень приятный, так что Люциус еще больше побледнел и поставил бутылку обратно на стол. Снейп, понюхав её, спросил: — Покупал у магглов? — Ради интереса — да, — кивнул Люциус. — Домашняя водка, Люци, — улыбнулся Северус. — Отец сам делал, потому что мать отказывалась. У него получалось ужасно. — Но это же пьют? — Да. Малфой с довольной улыбкой достал рюмки, а Алковар (как прозвали Северуса после этой ночи) разлил по ним «божественный» напиток. Той ночью они долго беседовали ни о чём. До самого утра — просто разговоры и это самое «пойло», как окрестил его Снейп. Учитывая, что оно творило с его отцом, который в свою очередь отравлял существование жене и сыну, это и правда сложно было назвать иначе. Захмелели они быстро, но весёлая ночка на этом не кончилась, так как Люциус всегда имел запасы алкоголя и если решал напиться, то не ограничивался парой рюмок. — Люци, — тихо позвал Снейп. — Да? — ответил тот чуть сонно и взглянул на друга. — Ты любишь её? — спросил Северус неожиданно. Да… Он отлично знал, как спросить, чтобы Малфой долго пытался понять, о чём вообще речь. — Нет, — после паузы ответил Люциус, поняв наконец, что речь о Нарциссе. — Тогда зачем этот фарс? Люциус готов был поклясться, что услышал страдание в голосе Снейпа, и даже пристально посмотрел на него — лицо Северуса меняло очертания от бликов, отбрасываемых пламенем в камине, но оставалось бесстрастным. — Фарс? — переспросил Малфой. — Ты говоришь ей, что любишь её, но на самом деле это не так. — Северус… — Это ложь! — Снейп! — А ничего, если рядом с тобой человек, который любит тебя с четвёртого курса?! — Это мой долг! Воцарилось молчание. Боже, Снейп умудрялся кричать, и при этом его лицо оставалось спокойным — как это возможно чисто физически?! Только через минуту раздумий Малфой, до которого наконец дошло услышанное, ошеломлённо спросил: — Ты… меня любишь? — Что? В черных глазах Люциус заметил панику. — Ты сам это сказал. — Понимай, как хочешь. Люциус запомнил эту минуту на всю жизнь, во всех подробностях — неосторожно сказанные слова неловкого признания клокотали в груди, как взбесившиеся бабочки, рвущиеся наружу. Безобразие. Только по прошествии времени он осознал, почему Снейп тогда так испугался и поспешно ушел, сославшись на какие-то срочные — ну, конечно! — дела. Он боялся быть отвергнутым. Наверное, лет пять прошло, или даже больше, прежде чем Люциус понял, что этот угрюмый парень для него важнее всех остальных друзей! Ему приходилось старательно скрывать это, хотя сердце бешено стучало, когда Тёмный Лорд произносил имя Снейпа, смотрел на него непроницаемым взглядом, звал к себе… Когда он пытал его непростительным заклинанием за какие-то огрехи, у Люциуса было ощущение, что пытают его самого — тройным Круциатусом и изнутри. Малфою приходилось призывать все свои душевные силы, чтобы боль за друга не обернулась летящей в Лорда Авадой. Теперь Северус мёртв. Нет… Это просто не укладывается в голове… Как и то, что, родившись и мгновенно обретя статус потомка древнего знатного рода, Люциус был обречён на страдания из-за своего происхождения. — Северус, мой титул, дом и родня — абсолютно чужды мне, и я не знаю уже, как быть. Противно мне всё это, — откровенничал тридцатилетний Люциус, прохаживаясь туда-сюда по кабинету, где, кроме Снейпа, услышать его мог разве что паучок в углу, который, впрочем, был занят попавшейся в паутину мухой. Снейп, зная пристрастия друга и то, как и чем он расслабляется, нашарил в кармане флягу с коньяком и сделал предлагающий жест. — Не хочу, — грубо ответил Люциус. В ответ Снейп недоверчиво поднял бровь, но бутылку убрал с глаз долой. Малфой отказался от выпивки! Жуть… Это что-то серьёзное. — Я абсолютно потерял вкус к семейной жизни, — снова заговорил Люциус. — А я что сделаю? — Дай мне совет! — потребовал Малфой. — Магглы в таком случае разводятся, — ровным голосом ответил Снейп, прикрывая глаза. Конечно, Малфой утрировал, все было не так уж плохо — но его невыносимо злило спокойствие Снейпа… Очень хотелось, чтобы Северус проникся его страданиями. — Все просто ужасно, — продолжал Люциус. — И как теперь жить? Он совсем? Какого лешего он дремлет? Не понимая, какой черт толкает его на это, Малфой шагнул к Снейпу и, оказавшись рядом, взял в ладони лицо этого равнодушного ко всему эгоиста и… поцеловал в губы. Он мечтал об этом последние пять лет… Проснулся Снейп мгновенно, но, к огромному удивлению Люциуса, не оттолкнул того, не накричал и не убежал из поместья, а ответил на поцелуй, позволяя ласкать языком свой рот изнутри. Он отозвался легким стоном удовольствия, когда Малфой положил одну руку ему на затылок, а другой обвил талию. Северус всем телом прижимался к сгорающему от страсти Малфою, в груди которого яростно, с щемящим восторгом, бились бабочки, так что распирало ребра. В ту ночь Люциус овладел Снейпом и тем самым присвоил его себе, а тот и не сопротивлялся — даже наоборот, он как будто стал более спокойным. И видимо, был удовлетворен произошедшим. Северус не считал положение любовника унизительным, если люди любят друг друга. После того дня они стали чаще проводить время вместе, но уже не за разговорами о Лорде, книгах, бренди и проблемах Люциуса, а о них самих, о вечности и любви. Что важнее, без чего человек может жить, а без чего нет… Великие философы… Ответов они, конечно, не находили, но всё же тщательно искали, вновь и вновь приходя к общему выводу, что все их усилия канули в бездну. — Люциус, твой сын сильно отстаёт по Истории Магии, — с ходу сказал Снейп. Малфой посмотрел на него взглядом, ясно говорящим: «И что такого, я тоже её терпеть не мог», затем вновь уставился в какие-то бумаги. — Ты понимаешь, что это может отразиться на итоговой оценке? Ты отец, мать твою! — А ты не трогай мою мать! Чего злой такой?! — в тон Снейпу ответил Люциус. Снейп лишь устало потёр виски и глубоко вздохнул, глядя на приятеля с той самой учительской укоризной, которую Люциус терпеть не мог, и готов был сделать абсолютно всё, лишь бы это не видеть. — Хорошо-хорошо, — торопливо ответил он, — я поговорю. Люциус Абраксас Малфой знал и видел лишь одно: Снейп был расстроен, да и выглядел более усталым, чем обычно. Он быстро обогнул разделяющий их стол и обнял это ядовитое, как сто королевских кобр, создание, прижимая к себе. Северус крепко обнял его в ответ — он всегда так делал, когда всё было плохо, но Люциус его ни о чем не спрашивал, потому что знал: обо всём, что нужно и что он хочет рассказать, Северус поведает сам. Где-то сверкнула молния, отразившись в окне ослепительной вспышкой, а потом, через некоторое время, послышался глухой рокот грома. Гроза ещё далеко… К счастью. Не любили они оба грозу, хотя вместе не боялись ничего. Потому что вдвоём им было хорошо, они легко разделяли и любовь, и печаль, и жестокие удары судьбы которых в их жизни было немало. . Люциусу было холодно, воспоминания кромсали сердце сильнее всех ножей и режущих заклинаний, которые он когда-либо получал от Тёмного Лорда. Но бабочки в его груди оставались живы — это усиливало скорбь, но и воскрешало надежду. — Господи, если ты есть… за что ты отнял его у меня? — неожиданно глянув на небо, прошептал Малфой. — Прошу, верни его мне… Он не верил в Бога, даже почти ничего не знал о религии, но однажды, увидев на груди Северуса крест без распятия, спросил… — А что это у тебя? — Люциус ткнул пальцем в это, как он думал, украшение. — Это крест, — ответил Северус, пряча крест под рубашку. — Я вижу. Зачем он? — склонив голову к плечу и моргая, не отставал Люциус. — Мне дали его, когда крестили. Вместе с крестом я получил веру в Единого Бога. — В Мерлина? — Он сильнее Мерлина, но не Мерлин… Ну, ты понял, — Снейп сдвинул брови, и морщинка между ними стала ещё более выраженной. — Ой, да брось! Сильнее Мерлина никого нет! Спор был тогда очень долгим, но они достигли консенсуса: каждый остаётся при своём мнении, но уважает чужое. Если этот Бог и правда так всемогущ, то Люциус готов был поверить в него, сделать что угодно, вырвать себе сердце голыми руками, лишь бы знать, что тот, кто занимал его мысли в этот момент, жив, что он ходит где-то неподалёку… Но чуда не происходило, а тучи, словно решив убить всю надежду в измученной душе, собирались вновь, нависая свинцовой тяжестью над уставшим от ливней Лондоном. Люциус никогда не позволял себе плакать на улице, при жене, сыне или в кругу друзей. Все слезы оставались в личных комнатах, на его подушке или на плече возлюбленного, которому он доверял больше, чем родной жене, ибо был уверен, что Северусу нет никакого смысла предавать его и рассказывать об этом кому бы то ни было. Они не дети всё-таки. Священного сияния ожидать не стоило, как и чего-либо другого, кроме дождя, который грозил вновь пойти в любую минуту, а Малфой все стоял посреди дороги, оплакивая своё горе. Потом он снова пошел куда глаза глядят, погруженный в безрадостные думы, из которых его вырвали чьи-то руки — одна закрыла рот, а другая обхватила так, что Люциус не мог даже пошевелиться, не то что убежать. Нападение произошло со спины, и лица мерзавца он не видел, но… что-то знакомое было в этих сильных руках, в их грубости… Когда сопротивляющийся Малфой был затащен в подворотню, грубость сменилась на нежность — напавший обнял его со спины и прошептал: — Только не кричи… Снейп! Это был его голос, его шепот… Он всё-таки жив… Этот Бог сотворил чудо, и теперь Малфой точно знал, что он существует, и что он сильнее Мерлина… Теперь он верил. Люциус развернулся в объятиях, жадно оглядывая того, с чьей смертью так и не смог смириться: давно небритый, сменивший мантию и сюртук на одежду обычного маггла… Северус выглядел так по-домашнему, что у Люциуса защемило в груди, а бабочки ожили, спазм сжал горло, и солёные капли покатились по его щекам, стекая к подбородку. Он плакал не от боли, а от всеобъемлющей радости — тот, кого он любил, снова был рядом. — Идём, долго здесь оставаться нет смысла, — сказал Северус и быстро повёл Люциуса куда-то. — Где ты был? Тебя все ищут, — наконец сказал Малфой. — Вот потому, что меня все ищут, я и в бегах. Я инсценировал свою смерть, а мальчишка поверил. Да. Змея укусила, но у меня было противоядие, которое я выпил сразу после того, как Поттер со своими дружками ушёл. Если бы я этого не сделал, он бы задержался около меня, стал бы спасать… А времени у него было мало, он должен был сделать самое главное… — с этими словами Северус опасливо оглянулся. — С чего ты взял, что он бы не ушёл? — фыркнув, спросил Малфой, поражаясь высокому мнению Снейпа о себе. — Он чувствовал вину. К счастью, копия отца он только физически, — ответил тот и ускорил шаг. — Так вот, я выпил противоядие и залечил раны, а потом, грубо говоря, уполз. Теперь шифруюсь. Малфой широко улыбнулся, радуясь, что Северус — потомок древнего рода зельеваров, ведь иначе он вряд ли выжил бы. Да, конечно, он знал, что Нагайна может с ним сделать, и наверняка должен был себя обезопасить каким-то образом. Что?.. Аэропорт? Но он же на другом конце Лондона. Аппарация… Чёртов талантливый Снейп, даже без палочки умеет колдовать. — Люци, — повернувшись к нему, начал Северус. — Я не могу без тебя, но и остаться здесь у меня нет ни возможности, ни желания. Я хочу предложить тебе… — он приблизился к Малфою, глядя прямо в глаза. — Полетели со мной? Ты не любишь Нарциссу, сын вырос, а в Министерстве тебя отстранили от должности… Хоть теперь дай себе толику воли. Малфой подумал, что в словах Северуса была чистая правда. Он не хотел больше этой жизни и давно понял, что не желает жить по канонам, установленным основателями рода. В любом случае, долг выполнен: сын вырос и скоро женится, а Люциус будет жить с тем, с кем хотел с двадцати пяти лет, о ком думал постоянно… Хватит жить так, как требуют правила! К чёрту правила! К чёрту! — Да! — крикнул Малфой и обнял Северуса крепко, насколько мог, не контролируя своих эмоций и чувствуя, что Снейп улыбается — несносный змей! — Но куда? — Во Францию. Там тоже есть магический мир, и я всё устроил ещё три года назад, — тихо ответил Северус, уткнувшись носом Люциусу в плечо. * * * Тихо отворилась дверь, но Люциус услышал, даже находясь в другом конце дома. За это время он привык улавливать малейшие шорохи — а как иначе, когда твой парень передвигается так же бесшумно, как котенок, хоть и не имеет таких маленьких мягких лап, да и вообще он несколько больше очаровательного пушистого комочка. — Mon cher, — раздался голос Снейпа, а затем появился его обладатель с небольшой декоративной белой розочкой, которую протянул Люциусу. — Спасибо, — тихо ответил тот. — Приятно, что ты запомнил, что цветы в горшке лучше срезанных, ведь они живые. — Я сам не люблю срезанные цветы, милый, — ответил Снейп и чмокнул его в щечку. — Травки перебираешь? — Да. Моя смена кончилась, и я решил помочь тебе хотя бы с травами. Ты меня научил, и теперь я знаю, что к чему. Ты ведь и так устаёшь в своей лаборатории, как собака, — еле касаясь губ любимого, тихо ответил Люциус. — Мой помощник, спасибо тебе. Я приготовлю ужин, — ответил он и поднялся. — Северус, у Драко в четверг свадьба, и он прислал приглашение. Поедем? — неуверенно спросил Малфой. — Он всё-таки мой сын, и я люблю его по-прежнему… — Конечно, поедем, ведь он и мне не чужой человек, — ответил Снейп и повернулся, чтобы уйти на кухню. — Северус… Снейп повернул голову, смотря на улыбающегося Малфоя, нерешительно теребящего цветочек в корзинке. — Я тебя люблю, — почти шепотом сказал Люциус. — И я тебя люблю. Больше всего. Больше жизни. И тихо удалился на кухню. Люциус не жалел о своём выборе. Только так и получилось обрести счастье — гуляя с Северусом по Парижу. Французский Люциус знал, и вскоре уже чувствовал себя во Франции как дома. Магический Париж, где они и жили сейчас, принял их очень дружелюбно, отношение к таким парам, как они с Северусом, было абсолютно спокойным — будто идут парень и девушка. Люциуса это сильно удивило, но он был рад, что хоть где-то в этом огромном мире они нашли себе приют. Каким же правильным было это решение, и как же мало человеку нужно, чтобы чувствовать себя счастливым… Да, всё-таки эти маленькие крылатые насекомые внутри него — которые так и не умерли в тот день, когда, как он считал, оборвалась жизнь его спутника — лучше человека все знают и чувствуют. Нужно доверять, но ни в коем случае не людям, а тому, что полыхает внутри, как пламя, как цунами, поглощает твоё сердце… тому, что как землетрясение, убивает всю гордыню, как смерч, закручивает все чувства в один вихрь — бабочкам в груди. Или тому, что называется любовью.