Голос

      Под закрытыми глазами — тишина картинки и сожаления странные обо всём почти.       У Шаня в голове одной надоедливой нотой играет чужой голос, отпечатавшийся бурлящей лавой где-то в мозге, и глаза он не хочет закрывать совершенно. Мо вслушивается в слова, никак не связывающиеся в предложения, и утешает себя хотя бы тем, что лучше всё равно не могло быть, а, значит, так правильно. И на голос, отдающийся фантомными рассечениями на висках, давно пора забить.       Шаню по-странному не холодно от ветра, проедающего путь через одежду, и сумка на плече, то и дело спадающая вниз, не чувствуется чем-то тяжелым. Шаню комфортно почти. Шумы улицы доносятся чётко, не испарившись по дороге — детский крик, смешки чьи-то; вода, льющаяся небольшими каплями с неба, ударяется об асфальт, оставляя за собой звон и волны; и листья шуршат под его ногами какой-то погремушкой.       Тяжелый вздох — чтобы вернуться обратно и не пройти мимо школы. Хочется в детский сад: там у детей всегда есть какой-нибудь воображаемый друг и мысли свободные. Они не знают, что будет дальше, но и не сожалеют как-то. Мо хочется так же — верить, но не видеть. А не наоборот.       Коридоры встречают высокими потолками, по которым слова растекаются вязкой черной водой. Шаню страшно, что она польётся вниз. Шань закрывает рот, чувствуя боль в зубах и дёснах, и обещает не жалеть себя. Нужно дойти до класса. Нужно вспомнить, какой сегодня день, и придумать оправдания, почему он взял не те предметы, которые были в расписании.       Кажется, ему делают уже не первое замечание. Шань вязнет немного, но привычно грубит учительнице. Ему шумят листья под ногами. Только они уже закончились как-то. Тут пол деревянный, который даже не скрипит. В окнах видна лишь другая сторона массивного здания школы, красящего в серый всё вокруг. Может быть, сейчас вообще зима? Мо пытается вспомнить, сколько времени прошло, но не может почему-то.       Шань выходит из тухлого класса, дыша таким же пропащим воздухом, и чувствует себя неважно немного: не хватает чистоты. Пылью покрыты и люди, и бетон, и его пальцы, что бьются тысячами иголок, когда трогают что-то. В лёгких места не остаётся, и Шань ударяется головой о стену, пытаясь успокоиться, и представляет, как растекается по ней и выливается куда-то вниз, под землю через трещины в полу.       А трещины в голове. На полу их нет. Чёртов чужой голос. Чёртовы картинки и тишина.       Чёртов Чжань, идущий прямо к нему лёгкой походкой. Шань сжимает руки в кулаки, оставляя след от ногтей на потресканной коже, превращающийся в капли крови. Хочется смыть их дождём. Хочется смыть кусок себя, чтобы посмотреть на это со стороны и посмеяться беззаботно, обнажив белые зубы. Страшно только, что зубы станут чёрными из-за слов.       «Вот заблокировать бы его номер телефона, но чтобы он не мог говорить и в реальной жизни», — думает Шань.       Чжань не слышит эту просьбу. Чжань улыбается приветливо, смотрит слишком прямо, подходит так, чтобы его можно было услышать — всё на раздражающей ноте. А отходить некуда. И по стене не растечься никак. На висках у Мо выступают рассечения, впитывая в себя солёный пот и раздирая кожу болью как-то слишком реально. Шаню смешно. И листья под ногами шумят.       — Мы все сдали тест по математике, можно выдохнуть спокойно, — говорит Чжань. — Пойдёшь с нами в кафе? Цзянь платит за всё.       Голос ударяется о потолки, заставляя чернь на них вибрировать, как желе. Никто почему-то не зовёт Чжэнси к себе. Даже Цзянь. И где он, когда действительно нужно? Шаню некомфортно. Шань не уверен, что перед ним стоит человек, а не только его голос. Может быть, это опять в голове?       По закрытыми глазами — тишина, нарушаемая беспокойным «Ей, ты здесь?». Значит, всё взаправду.       — Я не могу, прости. Мама хочет, чтобы я с ней поужинал, — Мо врёт. Мо с трудом вообще расцепил зубы, будто склеенные между собой.       — Жаль, а я хотел посидеть с тобой, — Чжань улыбается понимающе и кивает, разворачиваясь назад. За ним остаётся разочарование какое-то.       Шаню холодно почему-то становится. И холод не покидает ни разу. Мо не знает, сколько времени прошло, но очухивается он снова в классе. Учительница говорит что-то про выходной. Кажется, прошло несколько дней. Или недель.       Мо неосознанно примеряет голос Чжаня на голос этой женщины, размахивающей бумажками перед доской. Лучше не становится. Шаню нельзя жалеть себя. Он думает, что хуже просто не может быть, и успокаивается.       Хочется залечь на дно, содрав кожу и мясо и оставив лишь кости. Вода не съест останки. Вода не спросит про цели мечты. Вода чёрная и вязкая, остающаяся на руках вместе с пылью.       Дна не видно. Только трещины. И листья шумят под ногами.