Резкая боль в голове стала приводить в чувства бессознательную девушку. Ступни ощутили сквозняк, проходящий по полу, отчего её пальцы на ногах начинали дёргаться. Она издавала тихий, хриплый стон, с тяжестью, равной тяжести наковальни, растерянно поворачивала свою голову и старалась раскрыть изумрудные глаза.
Проморгавшись, она увидела перед собой тёмное помещение. Недалеко находилась лестница, ведущая на второй этаж. Впереди был виден круглый деревянный стол, на котором стояла стеклянная ваза с одинокой увядающей розой, а около стола было несколько стульев. На мрачных серых стенах висели фотографии, вставленные в рамки — на них Моника разглядела некую неприятную пожилую женщину, но ее удивило, что на некоторых из портретов старушка была изображена с Юри — знакомой девочкой из литературного клуба.
Моника вздрогнула, и по её телу пробежали мурашки. Последнее, что она помнила — то, как она вместе с Юри была в литературном клубе и доедала с ней последние кексы, которая любезно приготовила Нацуки, но не ради своих подруг, а для того, чтобы впечатлить новенького, и по совместительству, первого парня, который появился в их небольшом кружке по интересам.
Юри попросила её помочь и пригласила к себе домой. Не желая отказать близкой подруге, Моника согласилась, несмотря на то, что все её мысли были лишь только об этом новеньком мальчике, который был скромным и неуверенным, но просто сражал президента литературного клуба наповал своим взглядом и милой улыбкой.
Доедая последний кекс и запивая его горячим чаем, Моника внезапно ощутила сильную головную боль, всё вокруг стало кружиться. Она попыталась вымолвить хоть что-то, сказать Юри, что плохо себя чувствует, но резко её глаза захлопываются, чашка с чаем с треском разбивается об пол, а тело бессознательно валится со стула.
Вспоминая это и осознавая, в какую ситуацию она влипла, пленница попыталась резко сорваться с места и убежать из этого страшного дома. Но, приготовившись это сделать, она заметила, что была крепко-накрепко привязана веревкой к стулу. Рот был плотно заклеен толстым скотчем, а из одежды на ней было только нижнее белье светло-бежевого цвета, которое хорошо подчеркивало её выразительные формы. Моника не сдавалась и стала дергаться и раскачиваться на стуле. Доски на полу были уже очень старыми и начали скрипеть, создавая неприятный звуковой эффект для ушей.
— Я всё слышу! — послышался старческий женский голос, доносящийся из комнаты на втором этаже.
Испугавшись до смерти, девушка замолкла и стала молить всех богов, чтобы эта бабуля оказалась доброй и милой старушкой, а не персонажем среднестатистического фильма ужасов времен восьмидесятых годов.
Дверь распахнулась и, к разочарованию Моники, старушка выглядела почти как из дешевого ужастика, если даже не хуже. Доводящие до ужаса белые пустые глаза без зрачков, худое тело, словно с кожей трупа бледно-серого цвета, гнилые, местами чёрные зубы, измазанные в крови и простенький халат весь в пятнах от застывшей крови и грязи.
В какой же ад её затащила Юри?
Бабуля молча и медленно спускалась по лестнице, глядя на свою нежеланную гостью и сжимая в руке свою большую деревянную биту. С каждым её шагом сердце Моники выдавало всё более сильный стук, но когда бабка спустилась и приблизилась к ней, Моника сдалась, зажмурилась и загадала желание оказаться в раю, рядом с тем самым красивым новеньким мальчиком, и плевать ей на то, что он еще жив, а она уже нет.
— Сладких снов, дорогая, — пробубнила старуха, замахиваясь битой для нанесения последнего удара.
В памяти резко промелькнула вся жизнь. Детство, садик, взросление, школа, учёба, первая любовь, девочки и дорогой литературный клуб. А самое главное — ей привидился тот милый мальчик, что не давал покоя её сердцу, с которым она хотела быть навеки вместе, который навечно останется в ее сердце, как главная любовь.
— Не смей этого делать, бабуля! — послышался спасительный знакомый голос, который не звучал уже таким застенчивым и скромным тоном, а был уверенным и грубым.
Бабуля опустила руку вниз и посмотрела вперёд. Мимо стула, к которому была привязана Моника, уверенно прошла Юри, даже не обратив на подругу своего внимания. Любительница литературы подошла к своей пожилой родственнице и прописала ей знатную оплеуху, указывая пальцем на комнату, из которой сама явилась ради спасения подруги.
— Убирайся туда, — грозно произнесла Юри, — можешь плакаться над манежью своей покойной Слендерины, или паучка мясом покормить, пока тело дядюшки ещё свежее. Я тебе право бить Монику не давала и десять раз тебе об этом сказала, больная ты старуха! Убирайся немедленно, иначе я твоей же любимой битой тебя ко всем чертям в землю забью, старая сволочь немытая!
Моника шокировано наблюдала за происходящим. Что стало с её подругой, что произошло с Юри? Самая тихая и застенчивая девочка в клубе говорила так, словно являлась внебрачным плодом любви Сатаны и Гитлера.
Бабка что-то невнятно фыркнула, и, слегка стукнув битой по локтю внучки, спокойно поднялась наверх, закрыв комнату.
Юри обернулась к Монике, оглядывая её пустым взглядом и слегка улыбнувшись краем губ.
— Ты уж извини за мою глупую бабулю, — надменно произносит Юри, — это, конечно, её дом, но позволила она себе слишком многое — тем более, обижать мою дорогую подругу.
Юри мило улыбнулась, закручивая на пальце локон своих сиреневых волос. Она хихикала, наблюдая за дергающейся и что-то пытавшийся вымолвить подругой. Закончив смеяться и кавайно улыбнувшись, Юри выхватила из-под юбки свой любимый нож, на котором были свежие следы алой крови.
— А это, дорогая Моника — мой любимый друг, — произнесла Юри, указывая пальцем на острое лезвие ножа, — Я не расстаюсь с ним практически с самого своего детства. Я просыпаюсь и засыпаю вместе с ним. Я так мечтаю, что когда-нибудь на его месте, будет тот новенький мальчик из нашего клуба, которого ты так рьяно пытаешься у меня отбить!
Юри скривила лицо и оскалилась. Она смотрела прямо в глаза напуганной подруги, которые стали заливаться слезами, протекавшими по холодным щекам. Та, которую некогда считали скромной, подошла к Монике и провела лезвием ножа по её щеке, оставив кровоточащую царапину. Она провела пальцем по порезу, зачерпнув бегущей крови и, с радостью на лице, облизнула свой палец, прожигая Монику взглядом.
— Я думала, что твоя кровь будет слаще, — разочарованно вздохнула она, — Тело выглядит так аппетитно, что его можно было бы даже за чашечкой чая в нашем любимом клубе попробовать. Но все тогда начнут смущаться, будут говорить: «Где же наша любимая Моника?», ну, а я им с улыбкой отвечу: «Ну как же вы её здесь не замечаете? Она ведь рядом!»
Завершив свои безумные фантазии, Юри начала резко водить глазами из стороны в сторону и несколько раз очень быстро моргать. Её губы изобразили кривую, поддельную улыбку, а глаза от неловкости прищурились.
— Ой, да я пошутила! — улыбнувшись отмахнулась Юри, — Да не могу я так поступить, милый мальчик точно этого не оценит с моей стороны. Лучше мы об этом умолчим, — она подмигнула правым глазом и чмокнула Монику в нос, после — вальяжно пройдя на кухню.
Покопавшись несколько минут на кухне, Юри нашла в одной из тумбочек пластырь, и, возвращаясь в прихожую, захватила с собой стул. Раскрыв пластырь, она осторожно заклеила рану на щеке Моники, а сама развернула стул спинкой к подруге и уселась на него.
— Ты так прекрасно выглядишь сейчас, подруга, — с воздыханием лепетала Юри, сложив руки на спинке стула и положив на них голову.
Не дождавшись ответа от подруги, она продолжила:
— Тащить тебя в чёрном мешке до этого дома было трудно, я безумно устала и даже чуть не попалась некоторым людям на глаза. Благо, что они поверили в то, что я просто тащу мусор на свалку. Нацуки, кстати, открыто мне признавалась, что считает тебя мусором. Ну не сволочь ли? А я тебя вот к себе домой пригласила, пришлось тебя, конечно, усыпить, чтобы ты не устала от долгой дороги. Силы тебе ещё понадобятся.
Рассказывая об этом, Юри царапала ножом спинку стула, словно пытаясь его заточить.
— Было так приятно тебя раздевать, снимать всю твою школьную форму. Я кое-как смогла сдерживать своё возбуждение, глядя на тебя, но когда ты спишь, ты выглядишь ещё более красивой. Бабушка была против моих действий, но я её не стала слушать и, пока ты была без сознания, я разделась и легла с тобой в кровать. Я ощущала, как билось твоё сердце, и этот звук был таким приятным. Я обнимала тебя, гладила ладонью твои волосы. Я задумалась — а зачем вообще нужен тот парень, если есть ты. Прижимать тебя к своему телу было невероятным удовольствием, но ответишь ли ты взаимностью? Я в этом очень сомневалась.
Моника стала кривить бровями и стучать ногой об пол, пытаясь что-то сказать. Звуки были неразборчивыми, но среди них было ясно слышно слово «Хватит!», хоть до Юри дошло лишь окончание этой мольбы.
Юри грустно вздохнула. Ей стало очень обидно, что даже близкая подруга не желает её послушать. Сердце дрогнуло, ведь она попыталась открыть его Монике, признаться в том, что так долго скрывала от дорогой подруги. Столько дней, столько раз она пыталась ей намекнуть — своими объятьями при приветствии и прощании, жестами, когда президент клуба глядела на неё, но не понимала, что та пыталась показать.
Юри встала и резким движением руки сорвала с Моники скотч закрывающий её рот. Девушка вскрикнула от резкой боли и попыталась дышать ртом.
Губы были бледные, скотч их довольно плотно сжимал.
— Зачем, Юри? — спросила, отдышавшись, Моника, — Для чего ты притащила меня сюда? Почему ты думаешь, что я пытаюсь завоевать симпатию новенького? Я добиваюсь того, чтобы ему было комфортно в клубе и он смог подружиться со всеми девочками, даже с тобой. Да, может он мне и нравится, но с кем ему дружить — это его личный выбор, ни ты, ни я не имеем право влиять на него.
— Что ты пытаешься мне нести, лгунья! — Юри подняла двумя пальцами голову Моники вверх, держа её за подбородок и злобно вгляделась в блестящие от слёз, но по-прежнему красивые, изумрудно-зелёные глаза, — Ты только за ним и плетешься, как хвост за кошкой, всё время! Постоянно навязываешься и просишь его о помощи, хвалишься своими успехами и строишь ему глазки, мило улыбаясь. Ты ведь знаешь, что он является другом детства Сайори, а вот её чувства ты в грош не ставишь, не замечая того, как она переживает.
— Если ты помнишь, Юри, я тоже была с ним ранее знакома, — кратко отвечает Моника, пытаясь до последнего сохранять спокойствие и хладнокровие.
— Какая же ты, чёрт возьми, эгоистка! — озлобленно проговорила Юри, сжимая пальцами скулы подруги, — Всё только ты, ты, да ты! Всё пытаешься быть везде и во всех дырках затычкой! Небось по утрам ещё себя на собственное отражение ублажаешь?
— Юри, тебе нужна немедленная помощь психиатра, — выдавливает из себя Моника, — Пожалуйста, освободи меня. Давай вернёмся в город и всё нормально обсудим. Я наслышана, что у тебя есть проблемы, что на руках твоих кровавые раны, и, если ты так рьяно желаешь, я постараюсь сделать всё, что в моих силах, чтобы новичок из нашего клуба заинтересовался тобой.
— Да не нужна мне ничья помощь! Особенно твоя! — нервно выкрикивает Юри, — Не пытайся сыграть на моём доверии, я не поведусь на это. Я уже знаю, чего я хочу, и я это сделаю. Ты будешь лишь моей игрушкой. Сейчас внутри меня словно бушует вулкан, я не могу уже держаться, я хочу кого-нибудь. У тебя прекрасное тело, так почему бы нам не сделать это?
— Это? — задумчиво переспрашивает Моника, внезапно срываясь на крик, — Юри! Обернись! — кивая головой впрёд, указывает она на появившуюся опасность.
Крик Юри потревожил её бабушку во время сна. Когда та обернулась, старушка уже нанесла по её голове не очень уж сильный, но и не самый слабый удар битой.
— Будь тише, психопатка мелкая, — хрипло прошипела старуха.
Юри дернулась и скривила лицо от невыносимой злости. Голова стала болеть от полученного удара, но девушку это ничуть не вывело, а только придало ей ещё больше озлобленности. Тонкие пальцы крепко сжимали рукоять любимого ножа. Поправив свою прическу, она лишь фыркнула в ответ пожилой родственнице.
— Убирайся отсюда, пепельница недокуренная, — монотонно протянула Юри, злостно глядя в пустые глаза старухи.
— Если посмеешь ещё раз выкинуть что-то подобное, то я не позволю больше использовать свой дом как секретную базу. Выгоню тебя вместе с подругой, что вечно нервно выражается и читает своё глупое манго, прямиком на улицу.
— Мангу, а не манго! — поправляет внучка, — Это не фрукт, а японская литература, глупый ты ходячий прах!
— Ты совсем потеряла страх и уважение ко мне. Наконец я смогу за столько лет проучить тебя!
Бабка сжимает пальцами биту и замахивается для нанесения удара по родной, но такой глупой и злобной внучке. Но как это часто бывает, молодежь оказывается куда проворнее пожилых. Не успев нанести свой удар, Гренни получает колотое ранение в грудь. Взмах лезвием — и Юри наносит глубокую царапину по её шее, из которой потоком струится темная кровь. Старуха выронила биту и стала захлебываться ею. Внучка пнула старческое тело ногой, с грохотом свалившееся на пол. Юри присела на колени и стала резкими движениями бить ножом в грудь своей уже отправившейся на тот свет бабушке.
— Двадцать шесть! Двадцать семь! Двадцать восемь! — с каждым ударом проговаривала Юри, подсчитывая их. Устав, она вытерла лезвие ножа об халат бабули и победоносно встала.
— Ты действовала наверняка, да? — спросила шокированная Моника, стараясь отводить взор от трупа покойной старушки.
— Теперь, мы остались только вдвоём, — Юри с былым воздыханием посмотрела на подругу, выдав злобную улыбку и слизав остатки крови на ноже.
***
Юри сходила в ванную и смыла с себя остатки крови. Вернувшись в прихожую, она освободила Монику и отвела её в комнату на верхнем этаже, где привязала её к кровати.
— Юри, мы ведь лучшие подруги, зачем ты так поступаешь? Ты только что убила свою бабушку! Пусть она и была не самым лучшим человеком, но это твой родной и близкий родственник! Как ты можешь опускаться до такого?
— Заткнись ты уже! — она резко замахивается и шлепает Монику по щеке, после чего срывает с неё лифчик и трусики.
Юри с каждым шагом все больше шарахается и дергается, она снимает всю свою одежду и надевает на бедра кожаный ремень к которому был прикреплен чёрный фаллоимитатор. Подойдя к Монике, она с трудом пытается раздвинуть её длинные ноги, которые продолжают сопротивляться её воле и сжимаются, не позволяя открыть проход к самому ценному органу девушки.
— Ты напросилась на это сама, — раздраженно заявляет Юри.
Она встает с кровати и подходит к шкафу, в котором берет шприц и набор ампул с некой ярко-розовой жидкостью. Быстро, но внимательно изучив инструкцию к примирению ампул, Юри отбрасывает её прочь и спокойно набирает жидкость в шприц.
— Тебе это очень поможет, просто расслабься и получай кайф, подруга, — улыбаясь, произносит Юри, вкалывая препарат в вену Моники.
— Что это?! — ошарашенно вскрикивает та.
— Сильнодействующий наркотик под названием «Экстаз». Повышает гормональный всплеск и заставляет человека поддаться своему удовольствию.
Юри освобождает Монику от веревки и вкалывает ей вторую ампулу наркотика. Моника кричит и захлебывается в слезах, пытаясь просить прощения за всё то, чем она могла когда-либо обидеть Юри. С улыбкой на лице, та встаёт с кровати и начинает наблюдать за реакцией организма Моники на действие наркотика.
Поначалу, она лишь тихо лежала и медленно шевелила руками, её глаза пытались закрыться, но действие наркотика в организме не давало мозгу отключаться. Через пять минут Моника стала хихикать и поглаживать себя по животу, затем она начала сжимать свои груди и играться пальцами со своими сосками, после чего согнула ноги и стала активно поглаживать киску тонкими пальчиками.
— Никто не сможет стоять перед действием этого наркотика, — заявила Юри, присаживаясь к Монике.
Уложив Юри на кровать, освобожденная Моника стала целовать её тело, проходясь губами от её шеи и до самых ног. Крепко впившись ногтями в плечи подруги, она садится на неё и крепко целует в засос.
— Не нужно прелюдий, я знаю, чего ты хочешь. Можешь приступить прямо сейчас, не тяни! — вальяжно указывает ей на свой страпон Юри.
Словно дикая тигрица, Моника устраивается между ног подруги. Насаживаясь влагалищем прямо на чёрный страпон, она начинает скакать на нём словно на ковбойском родео, неумолимо постанывая от притока наслаждения.
Моника встаёт со страпона и ложится спиной на Юри. После страстных объятий и поцелуев, любительница резать вены стала мять груди дорогой подруги, крепко сжимая их в своих руках, закручивая соски и жёстко шлепая по ним до покраснения.
Моника раздвинула и согнула ноги. Юри вошла в неё страпоном и стала интенсивно долбить киску подруги. Моника кричала, стонала, извивалась, как только можно было. Юри хватала её за горло и слегка душила, добавляя в их действия больше адреналина.
— Я хочу сделать это стоя, — заявила задыхающаяся Моника и встала с кровати.
— Как пожелаешь, — ответила Юри.
Она подошла к подруге и с треском прижала её лицом к стене, подняла и ухватила её правую ногу и снова запихнула страпон в её прелесть. Юри не позволяла ей расслабиться, с каждой секундой работая своими бедрами всё быстрее. Моника кричала как последняя стерва, она молила продолжать и добить её. Юри не стеснялась шлепать подругу по заднице, та лишь только просила ещё больше. Наконец, Моника почувствовала сладкий оргазм и уже не могла устоять на ногах. Юри отпустила её и та свалилась на пол, а удовлетворенная похитительница ушла переодеваться.
***
Прошло пару часов после этих событий. Юри сидела за кухонным столом и наслаждаясь чаем с конфетами, ломала голову за новыми стихами новенькому парню — они так ему нравились и она очень хотела порадовать его ещё больше. Но, раз теперь нет Моники и она не сможет помешать, Юри не слишком боялась за качество своих произведений, ведь теперь можно будет остаться с ним наедине и рассказать, какой же груз лежит на сердце при виде его очаровательных глаз.
Дописывая последние строчки на листке, она с радостью допила чай и решила для начала подняться наверх и зачитать своё новое произведение пауку, который живёт там.
Уже поднимаясь по лестнице, Юри услышала, как входная дверь с грохотом распахнулась. На пороге стояла Нацуки, которая тащила большой чёрный мешок по полу, которая тяжело дышала, с трудом затаскивая его в прихожую.
— Что там? — спрашивает взволнованная Юри.
— Да ты не парься, — отвечает запыхавшаяся Нацуки, вытирая пот с лица, — Там мой отец лежит, но уже не встанет. Спасибо, что одолжила свой нож, — Нацуки достает острый предмет и кидает его в руки владелице, — Ну, а ты как? Смогла расправиться с Моникой?
— Нет. Я оставила её в живых, — с ухмылкой на лице отвечает Юри.
— Какого чёрта?! — Нацуки со злости подскакивает, — Мы ведь говорили о об этом, строили этот план неделю, а ты всё снова похерила, дура!
— Придержи свой пыл и подожди минутку, — холодно заявляет Юри и поднимается наверх.
Через пару минут она появляется перед Нацуки, держа в руках чёрный кожаный поводок, который был закреплен к ошейнику на Монике. Тело, руки, ноги президента литературного клуба были обмотаны широкими кожаными ремнями. На животе чуть выше, прямо над киской, была надпись «Free Slut» и нарисована стрелка, прямо указывающая на вход в дырочку. Моника послушно и тихо стояла, пока Нацуки с большим удивлением рассматривала всю её.
— Я только вчера, читала мангу о чём-то похожем, — говорит Нацуки, не веря своим глазам.
— Не хочешь попробовать втроём? — Предлагает Юри, дергая за поводок и опуская Монику на землю.
— Ну… — смущенно заикается Нацуки, — Я ничем подобным раньше не занималась, но почему бы и не попробовать? Жизнь и так слишком короткая, — она медленно стягивает с себя юбочку.
Не успевает Нацуки раздеться, как в доме снова распахивается дверь. На пороге дома стоит озлобленная Сайори, заряжающая дробовик находящийся в своих руках.
— На парня моего покушаться решили?! Притон шлюх официально объявляется закрытым! — выкрикивает Сайори и одним точным выстрелом сносит голову Нацуки.
— Сайори, ты всё неправильно поняла, мы здесь просто… — пытается высказаться Юри, но тут же получает два выстрела в грудь и замертво падает на землю.
Сайори перезаряжает своё оружие, и, перешагивая через трупы теперь уже бывших подружек, подходит к обдолбанной наркотой Монике.
— Больше не будет ни литературного клуба, ни кексиков, ни порезанных от ревности и безумия вен. Лишь только он и Сайори, — признаётся девушка, подставляя дуло дробовика к подбородку Моники, — Я должна была действовать, а то ты бы могла отбить его у меня, да ещё и заставить покончить с жизнью. Но вот, что я тебе скажу: пулю тебе в рыло, грязная шлюха.
Сайори спускает курок, и тело Моники остается без головы в самом прямом смысле. Отбросив дробовик в сторону, она достаёт их совместную с мальчиком фотографию и начинает танцевать по всей комнате, любуясь на него на этом фото.
—
Поскорей ответь: мне приснилось, или всё так и есть? Тогда пускай продлится сладкий сон! Останемся вместе навеки, не разлучимся ни за что!
—
Не разлучимся ни за что…
Мечтательно прыгая по комнате и напевая слова из песни, Сайори даже не заметила приближение очнувшийся бабушки. Последняя неторопливо приблизилась к ней и оглушила битой. Сайори бессознательно повалилась на пол, и бабка с кровожадностью стала разбивать битой её черепушку, оставляя вместо неё лишь кровавое месиво.
— Чёртовы молодые прошмандовки. Ни спать не дадут, ни умереть спокойно, — ворчала под нос старуха, поднимаясь наверх.
Конец
