Пневмония ноябрьской ночью

«Спринг, ты слышишь? Не подведи меня. Я отправлюсь на твои поиски по безграничным пустыням тьмы и света, если ты перестанешь дышать до утра». Если мир потустороннего существует, как одиноко и тоскливо тени ушедшего. Настенные часы насмешливо считают время ноябрьской ночи. В туманном небе восходит красный месяц над призрачными очертаниями города. Улицы и дома выделяются из кромешной тьмы неоном и оранжевыми огнями ламп. За высоким больничным окном жизнь продолжается, а он в плену собственного больного тела. Катетер прирос к локтю, лекарство больше не греет воспаленные легкие. С каждым вечером тяга ко сну приходит раньше. В палате тепло, он укрыт по плечи, но холод мерзкими прикосновениями пробрался до костей. Борьба бесполезна, он еле дышит и хрипит из-за удушья болезни, и сдается. Тяжелый сон опустился на веки. Тишина, покой и право не двигаться. Мечта в недооцененных днях до простуды. — Звездопад уже сегодня, собирайся, — сказал Спринг Винсенту неделю назад. Винсент лениво промычал. Зачем выползать в мороз и темноту? К полуночи они уже сидели на лавке в безлюдной и неосвещенной аллее, где Млечный Путь в ясном небе виден до мельчайшего клочка его туманности. Дымящий кофе мало согревал Спринга, его зимняя куртка истончалась. Ледяные пальцы, красный нос и несвойственно твердый характер при слабом иммунитете.  — Может, домой? — спросил его Винсент через полчаса. Он защищал его от переохлаждения объятием. — ты замерз.  — Еще немного. Нескоро будет возможность побыть нам здесь снова. Зимой отличный вид… — ответил Спринг, а сам прижался к нему, как птенец под крылышком матери, — смотри, первая упавшая звезда. Лето, прибрежное кафе. В этот раз его пригласил Винсент. Эль себе и вишневый сок Спрингу, покрепче ему нельзя. У него длинный список ограничений, но Спринг не хватался когтями за жизнь. Как он может умереть молодым? Жизнь кончается в старости, а пока, когда он смотрит на игру янтарного заката в бликах бордового нектара, у него много времени до нее. Принесли мороженое. С шоколадными сердечками, которых нет в заказе. Спринг усмехнулся и взял свою порцию. Винсент хмуро глянул вслед молодой официантке, но добро улыбнулся тоже. Частично ее безобидная шутка оказалась правдой. Спринг подошел к нему с птенцом ворона в руках. Это было в парке чуть позднее.  — Оставь бедную птицу, — сказал Винсент.  — Она будет нашим ребенком, — ответил он и с нежностью посмотрел на сиротку. Винсент не возразил. Он качнул головой и погладил птицу по лбу. С тех пор их «ребенок» просторно живет в обустроенной клетке. Осенью Винсента пригласили на подростковую вечеринку, такую же безбашенную и сомнительную. В день ее начала он остался со Спрингом смотреть вечером фильмы. Вместо «качественной» выпивки и зажигательных людей он предпочел домашнее, с любовью приготовленное какао с зефиром и близкую душу.  — Ты не жалеешь о своем выборе? — спросил Спринг, пока выбирал фильм. Винсент собирал его волосы в косу. Длинные и редкие, один из тревожных признаков, но мягкие на ощупь и с приятным светлым оттенком. Подросший ворон елозил украденный зефир, как вдруг бросил его, взмахнул крыльями и глянул на «родителей».  — А должен? — Винсент улыбнулся. Вечеринка началась час назад, ему и не позвонили. Они вдвоем устроили собственный праздник. Спринг сдержан в эмоциях, но если разыграть его, жди беды. В разгаре веселья он запрыгнул на Винсента и зарычал. Первый поцелуй в порыве чувств, грубоватый, но жаркий и взаимный. Винсент не пожалел о выборе. После ночи на аллее Спринг ослабел. Небольшой стресс на работе сбил его с ног, но он держался бодро даже при простуде. Винсент лечил его лекарствами и смехом, каждый вечер они проводили вместе, если температура больного позволяла. На третий день воспаление горла ушло вниз, и Спринг мгновенно задохнулся. Пневмония развилась так быстро, точно кто-то ждал его по ту сторону мира и торопливо забирал домой. Винсент и присматривал, и ночевал в одной комнате с больным, и в одну из ночей он не спал; его совсем смутило тяжелое, хриплое дыхание друга, и его еле слышимый полубред во сне. Он приблизился к нему и прикоснулся к раскаленному лбу, и слегка потряс за плечо, тихо зовя его по имени. Спринг проснулся легко; прежде, чем Винсент спросил его о самочувствии, парень тут же прохрипел о ком-то "большом", "белом" и "птицеподобном". "Всего лишь бред от жары" - можно подумать, но Винсент строго сдвинул брови и сразу же вызвал врача. И теперь Спринг один перед ликом смерти. Лучше встретить ее в покое, чем в окружении мокрых от слез лиц и быть виноватым в их горе. Яркие моменты короткой жизни промелькнули. Он попрощался с Винсентом и вороном, пожелал им спокойной ночи, и заслуженно уснул. Настенные часы пробили полночь и остановились; их циферблат тихо треснул. Вдали города завыл пес. Винсенту сообщили время смерти прежде, чем он пришел в пустую палату. Еще вчера Спринг хрипло смеялся и шутил, подавал большие надежды на выздоровление. К вечеру он ослабел из-за скачка температуры и лег в постель. Медсестра попросила постороннего выйти, больному нужен покой.  — Ладно, до завтра, — сказал Спринг уходящему. Винсент попрощался легко, думая увидеться с ним еще завтра. Крепкая, с годами сотканная личность человека рассыпалась, как песок сквозь пальцы. Винсент забылся после объявления времени смерти. Он как ни в чем не бывало кратко переговорил с медсестрой, но не видел ее и не слышал ее слов. По дороге к вестибюлю Винсент оглядывался. Наверняка выйдет Спринг из угла, засмеется и поприветствует его в духе: «Думал, я откинулся? Размечтался, будем еще считать седые пряди друг друга». Нигде не мелькнула его тень, мертвую тишину коридора не прервал его теплый голос. Туман в голове сгущался. Винсента чаще мучило головокружение, когда явь кажется сном. Он увиделся со Спрингом еще. Неестественно белое лицо его празднично одетого друга. Вокруг немного людей, они кладут цветы ему на грудь, поверх скрещенных рук. Мелкий снегопад пудрой присыпал серый пейзаж кладбища и плечи присутствующих. Снежинки на сухих губах и волосах спящего не таяли. Винсент рассматривал пожелтевшую траву у ног. Живого Спринга в его памяти не должно вытеснить безжизненное тело, что теперь подвержено ужасным изменениям до превращения в прах. Он видит его милый образ, его добрые серые глаза и живую улыбку. Он любовался ими, когда Спринг был его единственной поддержкой. Мать Винсента умерла прошлой весной от рака, а брат и того раньше, после несчастного случая. И не осталось никого? Под тоскливым одиночеством затаилась свобода. Винсент освободился от смысла жизни. Все еще туман. Остальные, чья скорбь была громкой и фальшивой, перешептывались о его бесчувственности: «Друг умер, а он ни слова не сказал, ему будто все равно». Винсент согласился с ними. Любимое дело не удовлетворяло его больше, невзгоды не цепляли и люди не интересовали. Внутренняя пустошь оглушала и опускала его руки. Только ворон распушился и не слезал с плеч «родителя». Вещи и мелкие подарки Спринга он надежно спрятал. От их вида пекут глаза и сжимается нутро груди. Пусть они покоятся в картонной могилке и не дразнят его, истощенного мучительным желанием вернуть умершего. Винсент принял реальность и решение. Он обещал найти друга. Бокал хорошего алкоголя с лошадиной дозой снотворного. Он поднял напиток в память за павшего и выпил его. И он найдет. Спи спокойно, Спринг.