Король воронов

      Город тонул в золоте. Пылало горячее стекло, освещенные стены были тёплыми на вид и на ощупь. Закат плавил зрачки, тёк жидким и жёлтым по радужке, хлопьями блестящей фольги опадал на дно за закрытыми веками.       Казалось - если прислушаться, то можно услышать, как солнце скользит все ниже, ниже, ниже - с мерным шероховатым шорохом секундной стрелки.       Черных перьев золото не коснулось; от них сине-пурпурные переливы поползли вокруг - легли в тенях, погасили окна, достали до неба и стали вылизывать путь на запад. Король воронов свесил с крыши человеческие ноги и передёрнул плечами, сбрасывая остатки крыльев. Ещё немного - пара вдохов, пока втянутся птичьи когти, разгладится чешуистость кожи, клюв чуть помягчеет, разделившись на крючковатый нос, тонкие нервные губы и узкий подбородок. Последний штрих - резкие морщины - и можно прыгать вниз, на улицы, просыпающиеся по окончании рабочего дня.       У дверей крохотного магазина, расположенного на цокольном этаже старого жилого дома, среднего роста женщина в сером пальто задумчиво курила, игнорируя круглый знак с перечеркнутой сигаретой, криво приклеенный скотчем к обшарпанной стене. Глубокие редкие затяжки, рот кривится от горечи, бычок летит в урну, спалённый до самого фильтра, и женщина уходит - спешно, чтобы не столкнуться с "тёть Валей", соседкой с третьего, которая как раз спустилась за молоком (или хлебом?). Тёть Валя смотрит в удаляющуюся спину и укоризненно качает головой, мол: "Что за молодёжь пошла... Хотя, какая там молодёжь - тридцатник уже Таиське, а всё в девках. Бесплодная, наверное, курит же".       Таисия скрылась за углом и остановилась, решая, куда дальше - сразу в шумный центр, или сначала в тихий парк. Коряво поплясать в клубе под громкую музыку, предварительно заправившись спиртным, чтобы притупить память и после не мучиться от стыда, - перспектива прельщала, но - пока чего-то не хватало для таких развлечений: дурашливой смелости, беззаботной отваги, свойственной подросткам в пору полового созревания. Бальзаковской даме искать-вспоминать юношеский задор на безлюдных дорожках между вековых лип - странно, казалось бы, но обычно срабатывало.       Воздух уже стал по-ночному прохладным, пустые недавно покрашенные скамейки лаково блестели под несколькими горящими фонарями, остальные казались вырезанными из черного картона. Похрустывала под подошвами гранитная крошка, над деревьями метался орущий слёт ворон - Таисия поёжилась, не столько зябко, сколько от ощущения лёгкой жути, и спрятала пропахшие табаком руки в карманы.        - И вскричал я в скорби страстной: "Птица ты - иль дух ужасный,        Искусителем ли послан, иль грозой прибит сюда, -        Ты пророк неустрашимый! В край печальный, нелюдимый,        В край, тоскою одержимый, ты пришел ко мне сюда!        О, скажи, найду ль забвенье, - я молю, скажи, когда?"        - Каркнул Ворон: "Никогда".       Таисия почти не удивилась, услышав ответ. Это так вписывалось в обстановку, что было ожидаемо, по-книжному банально, драматично до нелепости. Она обернулась, рациональной частью мозга подозревая в незнакомце с хриплым скрежещущим голосом какого-нибудь злодея - вора, маньяка, бомжа-наркомана, на худой конец. Кто ещё станет в подобном месте подкрадываться к беззащитной особе дамского полу? В солнечном сплетении пробрало морозной дрожью - признак выброса адреналина, страха и готовности к обороне. Раздался короткий гортанный смешок.        - Не бойся, барышня, не обижу. Ты не единственная, кому приспичило этим вечером прогуляться на природе - не такое уж преступное желание. А вот говорить вслух в полном одиночестве - признак нездоровья, как считается. Лечиться не пробовала?       Мужчина вступил в размытый круг света. Его фигура, одетая в чёрное, тоже казалась вырезанной, двухмерной, и сочеталась с окружением, словно он - актер, вышедший на приготовленную специально для него сцену. Абсурдность происходящего крепчала.        - Пробовала.        - Не помогло?        - Не помогло.        - Не расстраивайся, барышня. Может, раз так - то и не надо лечиться. Налёт безумия вполне сойдет за изюминку, которой обязана обладать всякая привлекательная женщина.       Флиртовать и правильно реагировать на комплименты Таисия не умела. Впрочем, не была она уверена ни в том, что сказанное - комплимент, ни в том, что ситуация - правильная. Подходящие слова никак не шли на ум, голова рефлекторно мотнулась влево, как случалось при приступах нервозности. Это бесило. Хотелось самой себе отвесить оплеуху, и правая рука в кармане сжалась в кулак, гася порыв. "Свалить бы" - мелькнула мысль.        - Прогуляемся вместе?       Предложение незнакомца определенно шло вразрез и со стремлениями души, и с доводами рассудка, но рассудительность никогда не была сильной стороной таисиной личности, а вот упрямство - было.       Спустя какое-то время ее ладонь уже обнимала галантно предложенный локоть, чувствуя через плотную ткань необычную хрупкую костистость. Стая вверху заорала громче. Мужчина ругнулся сквозь зубы.        - Уймитесь, про́клятые...        - Может, прокля́тые?        - Не слышала старую сказку? Жил-был король, поругался со мстительным волшебником, и тот заколдовал короля и всех его подданных - превратил в птиц. Так и летают по сию пору.        - Другая же была концовка. Дева-жена, голубая трава, хэппи-энд...        - Приукрасили. Дескать, такой был монарх смелый да сильный, что девица его полюбила, даже не видев, и такой был распрекрасный, что с первого взгляда полюбила ещё сильнее - достаточно для подвига. Не смешно ли?        - А какова твоя версия?        - Девчонка, оторванная от семьи, вынужденная семь лет провести в одиночестве из-за ненормального мужа, который появляется лишь по ночам, на которого нельзя смотреть, который к ней даже не прикасается - его она могла только возненавидеть. А когда он проснулся от капли воска со свечи и понял, что жена предала, ослушалась - мог ли простить и милостиво позволить виновнице уйти, чтобы не попала под раздачу люлей от волшебника? Вряд ли. Нет, скорее - пришел в ярость, кричал, наверное - ударил дуру, и уж точно сломал пару-тройку предметов интерьера. Она среагировала симметрично - разозлилась, оскорбилась, обиделась, и сбежала. После - кто знает, либо сгинула в пустошах, либо была изнасилована и убита разбойниками. Может - выжила, нашла счастье в чьей-то постели.        - Звучит правдоподобно. А король?        - А что король? Век волшебников долог, но не вечен. Заклятие стало ослабевать, да что толку - все подданные-вороны давно перемёрли, в свите горе-правителя остались только их дети, внуки, правнуки, которые и людьми-то никогда не были, кроме птичьей доли ничего не ведают. И сам король - если вдруг расколдуется, тут же станет прахом, настигнутый прошедшими годами. Лучше, как есть - человеком ночью, чудищем-страшищем днём, зато с крыльями и без погибели.        - Почему же чудищем, если вороном?        - Так магия частично рассеялась. Был ворон - стал недолюдь пернатый.        - Хорошая сказка. Было б еще лучше, если бы По тоже написал о недолюде вместо обычной птицы, пусть и говорящей.        - Допустимый авторский произвол. Сама подумай, разве сохранилась бы философско-психоделическая атмосфера при введении в стихотворение столь вопиюще фантастического элемента? Вышло бы совсем несерьезно, сказочно-банально. Кому угодно под силу выдернуть из контекста кусок мифа и опошлить. А дать лишь намёк, навести мистический морок, представить обычное так, чтобы смешались явь и сон, стёрлись границы - это дело. Предположим, встретил как-то мистер По короля воронов, пообщался с ним о суетном и вечном, после переработал нереальный опыт в форму, доступную для восприятия публикой, не имеющей истинной веры в волшебство. Добавил остроты - и вот, пожалуйста. Отлично получилось.        - Убедил.       Каркуши притихли. Замкнув черт знает какой круг по парку, Таисия остановилась. Если она хотела успеть в клуб, то пора было домой: принять душ, прихорошиться, выбрать подходящий наряд - типичные женские штучки, которые одним удаются с естественной легкостью, а другим - мука адская.        - Больше не задерживаю, барышня, беги по своим важным делам. Но, в благодарность за приятную беседу - я ведь старался! - назови своё имя, будь так любезна. Слово по цене слова, честная сделка.       Страннее стать уже не могло. "Что будет-то, не ключи же от квартиры просит, не мобилу, не банковскую карту. Мало ли Таисий в городе, по одному имени не выследит... Пускай".        - Таисия. Тая.        - Очень приятно. Откланиваюсь.       Настораживала кривая улыбка, настораживал неожиданно изящный поклон - короткий, безо всяких расшаркиваний, но величественный в своей лаконичности. На всякий случай Таисия с минуту потопталась на месте - убедиться, что ушел далеко, и только тогда - действительно бегом припустила по знакомому маршруту, не самому короткому, с несколькими лишними поворотами, которые сейчас, как она надеялась, могли запутать ожидаемого преследователя. Каждый раз, перед тем, как скрыться за очередным углом - оглядывалась, но тощей черной фигуры было не видать. Только захлопнув за собой входную дверь и прислонившись к ней спиной, вслепую защелкивая замок, она почувствовала себя в безопасности.       В ванной сбившееся дыхание восстановилось. Струи теплой воды били по склоненной голове, стекали по бровям - и страх таял. Лампочка в плафоне горела ярко, даже за шторкой свет почти не тускнел, гигиенические процедуры успокаивали, розовый бритвенный станок "специально для девочек" скользил по коже как надо, гладко, руки уже не дрожали. После душа следовало перекусить - впереди выпивка, а на голодный желудок пить опасно, но запихнуть в себя удалось только завалявшийся в холодильнике банан. Кожура отправилась в мусорку, однако бросок вышел неудачным, и она неопрятно повисла, зацепившись за край ведра. В спальне на доставшемся от бабушки трюмо уже был разложен набор индейца, выходящего на тропу войны - тюбики, флаконы, коробочки и баночки с красками натуральных и не очень цветов. Сдвинув в кучу одеяла и подушки, Тая присела на край разложенного дивана и занялась гримом. Тени, подводка, тушь, тональник, румяна, помада, намазать тут, растушевать там - из отражения теперь смотрела неприлично яркая мымра, напрашивающаяся на неприятности. Скорбное выражение темных глаз и тяжелый вздох не сочетались с макияжем. "Вечно я перебарщиваю..." - смыв штукатурку, Тая вернулась к зеркалу. Отражение поблекло. Эту женщину никто не назвал бы девушкой - следы возраста слишком очевидны. Мимические складки на лбу, веках, у бескровных губ, недлинные ресницы, почти незаметный призрак седины в подсыхающих каштановых волосах до плеч. О таких говорят - "выглядит на свой возраст". Красавицей ее тоже никто не назвал бы - симпатичная, но не более, и слишком отстраненная, без той искры, которая порой даже некрасивую женщину делает привлекательной на каком-то энергетическом уровне. Чуть тоналки, коралловая прозрачная помада - "Хватит". Ритуал неизменно повторялся при планировании "выхода в люди" - попытка сделать себя сногсшибательной, разочарование, возвращение к необходимому минимуму. Прически и укладки Таисии также не удавались. На работу - конский хвост или то недоразумение, когда волосы зачесываются назад, верхний слой собирается заколкой, а остальное остается свободным. Дома - тот же хвост, для развлечений - и распущенные сойдут. Дальше - одежда. В углу шкафа уныло висели два платья, купленные, как водится, на случай, если сойдут лишние килограммы с боков - винно-красный "футляр" и нечто ультрамариново-синее в стиле пятидесятых, с облегающим лифом и пышной юбкой колокольчиком, закрывающей колени. Килограммы остались на месте, поэтому платья - тоже. Черное, простая майка без рукавов на лифчик пуш-ап и узкие джинсы сделали тело нейтральным, усредненным, а если нельзя похвастаться модельной худобой или аппетитными формами - это именно то, что надо. Переложить самое необходимое в микро-сумочку на длинном тонком ремешке, влезть в высокие ботинки на небольшом устойчивом каблуке - не настолько грубые, чтобы казаться мужскими, но достаточно удобные, чтобы на нетрезвых ногах добраться до дома без падений. Накинуть пальто, шарф в мелкую разноцветную полоску, тонкость которого с лихвой компенсируют длина и ширина, проверить наличие сигарет и работоспособность зажигалки. Угнетающая рутина создания образа для чужих взглядов - слишком много, чтобы просто оградить себя от дополнительных насмешек, чтобы хоть кому-то нравиться, но таковы законы двуногих.       "Штиль" был единственным в городе клубом, где вместо бездарной клонированной попсы крутили рок разных лет и направлений, качественную электронщину, даже фолк и экзотическую этническую музыку. К подбору композиций подходили с умом: и энергичные, и медляки, все отлично годились для танцев на любой вкус. Ввиду специфики заведения, здесь лояльно относились к странностям посетителей. Никто не стал бы мешать какому-нибудь патлатому-бородатому индивиду всю ночь трясти хаером, и ни один завсегдатай не стал бы тыкать пальцем в одинокую женщину, скверно пляшущую в сторонке. Это Таисия особенно ценила. Основным минусом "Штиля" был бар - отвратительные коктейли и пиво со вкусом мочи по цене золота, но зато с крепкими напитками не мухлевали, и выручка за литры рома, джина и виски перекрывала убытки из-за низкого спроса на остальную дрянь.       Докуривать пришлось в пяти метрах от металлических дверей с неоновой гологрудой русалкой: на таком расстоянии слева и справа стояли массивные урны, стена на этом участке от земли до уровня глаз сплошь пестрела запрещающими знаками разных размеров и форм. Была даже ядовито-салатовая наклейка в виде силуэта мужских половых органов c изображением сигареты на стволе и фиолетовой надписью "NO!" на яйцах. Избавившись от бычка, Тая кивнула охраннику - тот улыбнулся, узнав постоянную клиентку, и придержал тяжелую створку. В предбаннике подпирал косяк еще один страж порядка, следящий за гардеробом, остальные двое его коллег несли вахту где-то там, впереди, в главном зале. Сдать пальто, оставив при себе шарф и клатч, поправить волосы перед огромным плохо отлитым зеркалом - привычный ритуал, чтобы затем нырнуть в полутьму, полную громких, но не раздражающих звуков, пахнущую алкоголем, потом и духами. За стойкой суетилась полноватая девушка с оранжевыми дредами и безвольно болтающимися туда-сюда мочками ушей, растянутых тоннелями, которые сейчас почему-то отсутствовали.        - Виски, полный, безо льда, пожалуйста.        - Джаст момент!       Прошло, разумеется, куда больше момента, прежде чем барвумен расправилась с предыдущими заказами и взялась за вожделенную четырехгранную бутылку, но наконец ожидание вознаградилось ста восемьюдесятью миллилитрами янтарной жидкости. Тая с наслаждением сунула в стакан нос, прежде чем сделать первый глоток. Мелодии сменялись, чередовались мужские и женские голоса вокалистов, рок-н-ролльный квадрат уступил место заводной джиге, та - чему-то напевно-восточному; ёмкость опустела. Положив на стойку несколько купюр, Таисия отправилась на поиски свободного укромного места на танцполе. Шарф повязала на бёдра, закрепив длинным ремешком клатча, превратившегося в поясную сумку. Вскоре поиски увенчались успехом, но предстояло еще одно испытание - начать двигаться. Отбросить скованность и зажатость, служащие постоянным щитом от всего мира, дать себе право на свободу, почувствовать удовольствие, наплевав на посторонние мнения - и просто танцевать, хоть и не умеешь, никогда не училась, не имеешь тренированной мускулатуры профессионала, делающей тело гибким и точным. Не так-то просто, на самом деле. Сначала всегда неловко, некомфортно, но постепенно мышцы разогреваются, ритм начинает стучать уже не вне, а в голове, в горле, в пальцах, и становится хорошо. Сказать, что Таисия вдруг перевоплотилась в прекрасную фею, было бы ложью: она правда мало походила на прирожденную плясунью. Но что-то едва заметно менялось, раскрывалось медленно - не как бутон цветка, а как трещина в асфальте, через которую цветок пробивается к солнцу.       Час, два, три, четыре - ветром пролетели мимо. Тая посетила уборную, пару раз заказывала негазированную воду, снова танцевала. Настроение было замечательным, пока идиллию не разрушило настойчивое прикосновение к талии. Неизвестный, распустивший руки, чуть не получил локтем с разворота под дых, но успел отшатнуться и отступил на пару шагов, поближе к ухмыляющемуся приятелю.        - Полегче, дамочка!        - Что вам надо? - взглядом Тая выискивала охранников.        - Да вот, решили осчастливить красотку, скучающую в одиночестве.        - Да я не скучаю, спасибо за...        - Как так? В компании всегда веселее. Давай, потанцуй с нами!        - Нууу же, не ломааайся! - второй присоединился к уговорам, противно растягивая слова.       Парни явно были не местные, в смысле - не вписывались в здешнюю характерную среду. Наверняка "цивилы", решившие по приколу зайти в "байкерский притон" - такую репутацию клуб имел в городе. Случалось подобное редко, и Тая даже притопнула от досады - чертовски удручающее совпадение. Прилипалы расценили нервный знак по-своему, и продолжили:        - Не сомневайся! Отлично проведем время...        - Расслабьтесь, птенчики, барышня уже приглашена. Таисия, рад новой встрече, будто лет сто не виделись.       Незнакомец из парка, в отличие от двух молодых хамов, в обстановку вписался идеально. Опять. Не хватало только вороньего карканья - оформить появление с должным пафосом, но и без того - вокруг сплелся кокон той самой странной жути, пространство словно раздвинулось, тени сгустились, отражая черноту одежды и длинных волос. Тая подумала было, что вот-вот начнется драка, и тощего героя как следует помнут, однако, кажется, не только она ощутила необъяснимый страх - наглецы подавились на полуслове и спешно ретировались. Можно было только подивиться и смириться: вселенная полна чудес. Но остался неприятный осадок от того, что кто-то вмешался, когда не просили, влез не в своё дело. Сама бы справилась.        - Я бы охрану позвала.        - Что, так бесит чужая помощь?        - Ненужная помощь. Следил за мной?       Черный прищурился. Между век блеснуло светло-карим, почти желтым, морщины обозначились четче.        - А если и да, то что?       "А ничего". Тая все еще злилась, но поняла, что где-то на дне души - не мозга даже, ей эта мысль кажется теплой, волнующей. Чем больше человек обделен вниманием - тем приятнее хоть какое-то внимание, даже неадекватные его проявления. Приставания тех двоих тоже бы отозвались таким теплом - потом, в воспоминаниях, когда улеглось бы раздражение на обстоятельства. Тоскливо и грустно, но против истины не попрёшь.        - Не собирался следить. Бродил по городу, заметил перед входом в этот вертеп - зашел следом.        - И торчал тут 4 часа?        - Пил, слушал, смотрел.        - Не танцевал?        - Повода не было. А теперь можно. Или мне тоже откажешь?       Короткий поклон, приглашающий жест - отвертеться бы, но не потому, что не хочется, а потому, что стыдно.        - Не умею.        - Ерунда, это просто, если есть ведущий. Нууу же, не ломааайся! - передразнил так натурально, что Тая не удержалась от смеха.       Музыка звучала, как по заказу - дробно-тягучая, "под средневековье", а на самом деле - под барокко. Аргументы "против" отползли на задний план. Ладони соединились - обе узкие, обе холодные, так что холода никто не почувствовал, обе бледные - одна большая и с желтизной, другая - по-женски маленькая, розоватая.       И всё удалось.       "Штиль" закрывался в шесть. На улице еще стояла темень, домой не тянуло - кровь бурлила. Нормальные люди мирно дрыхли - законный выходной, как-никак, только вороны уже буянили, но и те пока вяло. Медленным шагом Таисия шла под руку с человеком в черном, переставшим быть незнакомцем, и совсем позабыла, что стоило бы запутать, скрыть место жительства - петляла только по привычке и ради продления прогулки. О чем-то они говорили - снова о сказках и стихах, наверное, и первые признаки рассвета застигли их недалеко от здания с обшарпанными стенами, где на цокольном этаже - крохотный магазин, а на третьем - тёть Валя. Мужчина остановился.        - Всё, барышня, Королю воронов пора улетать.        - Что ты... - она не закончила фразу, увидев то, что невозможно было видеть.       Изменения в лице, пробивающиеся сквозь одежду перья - действие макабрическое, завораживающее, с каждой секундой всё более явное.        - Пока еще могу говорить, скажу - спасибо. Славно было. И прощай.       Снова с поклоном, но - "прощай". Больно, черт побери, больно, когда показывают сказку, а потом - вот так, будто ссаной тряпкой по морде. Неправильно, нельзя...        - Имя. Назовись хоть, петух нещипанный! В уплату за танец, честная сделка.        - Не помню.        - Мы еще встретимся?       От лица ничего не осталось - птичий клюв неопределенно мотнулся, обозначая то ли согласие, то ли отрицание. Налетели вороны, проснувшиеся, оглушительно вопящие, мельтешащий клубок закрутился, прянул вверх и где-то там рассыпался на части. Под первыми лучами утра поседевшая на полголовы женщина осела на тротуар, размазывая по щекам слёзы вместе с остатками помады и тонального крема.       На две недели Таисия сказалась простуженной, заперлась дома и рыдала. Когда рыдать уже не было сил - тупо пялилась в потолок. Потом продлила больничный еще на неделю. С работы ее не вышвырнули только потому, что накопился отпуск за год, и этот срок согласны были простить. На двадцать пятые сутки она впервые отважилась взглянуть в зеркало - и решила, что седина украшает, а не уродует. Лишние килограммы испарились, и в первый день на службе коллеги с удивлением узрели Таю в винно-красном платье-футляре и со стильными платиновыми прядями в волосах.       Всё почти вернулось на свои места. Только сосущая дыра в животе, требующая чуда, продолжала требовать громче и громче. Идея о тяжелых наркотиках была отвергнута как несостоятельная только потому, что не улыбало разгребать последствия, влача существование жалкой развалины. Проблем и без того хватало. Таисия попыталась возобновить традицию танцевальных клубных ночей с пятницы на субботу, но прежней радости они уже не приносили. Попыталась, как нормальная баба, знакомиться, даже несколько раз водила к себе мужчин, за что получила еще порцию осуждающих взглядов от тёть Вали, в итоге плюнула на это дело. Слишком фальшиво и муторно. Пробовала психотерапевтов, таблетки, духовные практики, якобы способные из человека сделать нелюдя. Пыталась забыть, разувериться, пыталась достичь и приобщиться - но результата не дало ни одно, ни другое. Тянулись месяцы - на снотворном и тонизирующих, на кофе и сигаретах, на отчаянной надежде и безнадежном отчаянии. Говорят, если долго смотреть в бездну - та посмотрит в ответ: Тая провалилась в око бездны так глубоко, что уже куда проще было коснуться дна, чем выбраться вон.       Иногда звонил отец. Свежие новости периферийного городка, звучащие из динамика нарочито бодрым окающим голосом, отдавали чердачной затхлостью. "На заводе новым директором теперь наш дачный сосед, помнишь - Никитич, которому я газоны стриг электрокосилкой? А Фима второго ждет. Вот, видишь, осталась дома, замуж вышла, детки, все у нее хорошо... А ты-то в своем мегаполисе что? Лучше там, что ли? Мама ваша на что уж была образованная, начитанная, и то переселилась в нашу глушь, а вы, молодежь, через одного в центр сбегаете. Ничего, зато самые разумные на месте сидят, естественный отбор, как говорится. Возвращалась бы, что ли...". Евфимия, младшая сестра, эталонная дочь, везучая жена хозяина местной автомастерской, бывшего первого красавца, отрастившего в браке сытое пузцо и растительность на лице (перекочевавшую с макушки), счастливая мать четырехлетнего охотника на ворон и загадочного "второго", пока еще неопределенного пола - она Таисии не звонила. Пропасть между ними обозначилась еще в детстве, и с тех пор только росла. Так бывает. Не всякое кровное родство равнозначно родству духовному. Вздумай Тая рассказать Фиме о своем травмирующем приключении, та бы в лучшем случае зло посмеялась, в худшем - подняла бы панику, дескать, пора эту поехавшую в желтый дом, но ни в каком случае - не попыталась бы понять и поверить. Отцу история была поведана в кастрированном варианте: случайная встреча с мужиком, запавшим в душу и пропавшим, не оставив никаких контактов. Тридцатилетняя переживающая брошенка - печальная картина, но традиционная.       Таисия тешила себя мыслью, что вот мама бы поняла и поверила. Наверняка не узнать: в сорок с хвостиком "звезда из центра" погибла в аварии на трассе, ведущей к столице. По официальной версии - хотела навестить родственников, но неистребимые слухи шептали - надоело звездочке в мухосранске, семья опостылела, на родину потянуло. Поговаривали и о любовнике, разумеется - молодом, богатом и красивом, не чета обрюзгшему недалекому мужу-токарю.       Когда одиночество становилось невыносимым, Тая ныряла в сеть. Разочаровавшись в эзотерике разного пошиба, она переключилась на ресурсы фольклорного характера: сайты и форумы, посвященные исследованиям (как правило - кустарным) и интерпретациям (как правило - глупым) сказок, мифов, легенд и основанных на них авторских вымыслах. Среди километров бессмысленного текста иногда попадалось что-то интересное, правдоподобное. В одной статье рассматривались каноны повторяющихся ритуалов для связи со сверхъестественным, вроде призыва "сивка-бурка, вещий каурка", необходимости обойти три раза противосолонь, и тому подобное. Идея ясна: в каждой системе свои правила, и в рамках конкретной сказки действует определенный закон, следование которому запускает последовательность событий. Казалось бы - всё на поверхности, никакой тайны, простой анализ. Но почему-то, вероятно - из-за того, что нереальность плотно ассоциируется с иррациональностью, Тае даже в голову не приходило взглянуть на свой случай как на частный сказочный эпизод и сделать соответствующие выводы, пока Интернет не ткнул ее в это носом, исполнив функцию мистического проводника-советчика, вроде Мерлина или Гэндальфа.       Близилась вторая зима после знакомства с Королем воронов.       Редкая снежная присыпь, болезненная, как налет на языке, изменила парк до неузнаваемости. На липах кое-где потрепанной ветошью дрожали скукожившиеся листья, скамейки с белыми проплешинами по подветренной стороне выглядели неопрятно, будто краску содрали, обнажив внутреннюю пустоту. Гравий дорожек, схваченный тонким ледком, на каждом шаге ломко трещал - грустный звук рвущейся бумаги. Тая представила, как стелются под ноги страницы: мелкие тонкие буквы создают фактуру, рябью растекаются разговоры, мысли, всё записано, всё учтено, всё трещит. И ждать больше не нужно.        - И воскликнул я, вставая: "Прочь отсюда, птица злая!        Ты из царства тьмы и бури, - уходи опять туда,        Не хочу я лжи позорной, лжи, как эти перья, черной,        Удались же, дух упорный! Быть хочу - один всегда!        Вынь свой жесткий клюв из сердца моего, где скорбь - всегда!"        - Каркнул Ворон: "Никогда".       Утром город оделся серебром. Он еще не пылал, а лишь призрачно мерцал, и в этом мерцании радужно переливалась сиротливая кучка перьев на холодном фиолете парковой дорожки, до которой солнечные лучи еще не добрались.       Во второсортной газетенке опубликовали заметку: в стае ворон была замечена птица аномального окраса, с несколькими белыми пятнами, что в дикой природе обычно вызывает отторжение сородичами и раннюю гибель. "Четких снимков, к сожалению, сделать не удалось. По словам очевидцев - птица очень крупная, впрочем, точный размер выяснить также не получилось. Однако сам феномен несомненно примечателен". Чуть ниже втиснулось маленькое черно-белое фото: на фоне неба размытая темная тучка с парой светлых клякс в центре.