Страна Чудес на Бейкер Стрит

      — Чёрт, Себастьян, выключи долбаный свет!       — Это Солнце.       — Значит, выключи долбаное Солнце!       — Всё для тебя, Джимми.       Джим слышит шаги, какую-то возню, звук сдвигаемых штор, и наступает блаженная темнота. Не идеальная, конечно, но жить можно. Мориарти пытается снова заснуть, но какие-то мысли настойчиво бьют в черепную коробку. Во-первых, голос явно принадлежал не Себастьяну (кроме того, тот никогда не зовёт его «Джимми»), во вторых, постель: бельё не привычное, шёлковое, и пахнет незнакомо. Он явно не дома. И не в одной из «рабочих» квартир. Нужно оторвать голову от подушки и разобраться с этим. Но голова тяжелая и горячая, к тому же в неё явно завезли новые колокола и сейчас испытывают звучание. Значит, нужно подождать. Всё может подождать. Мориарти проваливается во тьму.       Следующее пробуждение уже куда осмысленней. Джим выползает из-под одеяла и осматривается. Незнакомая ему спальня. Небольшая и практически без мебели. Никаких безделушек. Собственно, сама кровать, тумбочка, и, практически слившийся со стеной, угловой шкаф. Мориарти возвращается взглядом к тумбочке. Там лежит блистер с таблетками от похмелья, стоит стакан с водой и записка: «Выпей это, Алиса. Твой Безумный Шляпник».       В комнате стоит легкий, почти неуловимый запах: нотки сигаретного дыма, одеколона, каких-то химических реактивов. Удивительно, но всё вместе создаёт довольно приятное сочетание. А от самого Джима, наверняка, разит перегаром. Он не может вспомнить, когда последний раз так надирался. Да и как вчера надирался, он тоже не помнит. И где он, чёрт возьми?       Джим швыряет лекарство в воду, смотрит как оно там пенится, чуть покачивает стакан, ждёт пока таблетка растворится совсем, и медленно выпивает. Нет, он обычно ничего не пьёт и не ест в незнакомых местах… но нужно заставить замолчать бьющие под черепом колокола. Да и если бы ему хотели навредить, сделали бы это уже тридцатью тремя способами.       Осушив стакан, криминальный гений сбрасывает с себя одеяло и понимает, что да, ему не почудилось. Он совершенно голый. И одежды в зоне видимости не наблюдается. Точнее, его одежды. На спинке кровати обнаруживается синий халат с приколотой запиской тем же почерком: «Надень это, Алиса. Твой Безумный Шляпник».       Судя по запаху, халат только что из стирки. Хотя… глупо проявлять брезгливость, проведя ночь в чужой постели. Ночь… Джим осторожно касается рукой ануса. Нет… не похоже, что было что-то кроме сна. Он проводит руками по телу и осматривает себя. Никаких новых следов, никаких засосов… и никаких воспоминаний ни о ночи, ни о вечере… хотя… нет. О вечере что-то брезжит. Вроде бы он… точно! Он оделся в костюм Алисы! Синее платье, белый передник, полосатые чёрно-белые чулки и жёлтый парик с белой ленточкой вокруг головы. Но с чего бы это? Может, они потащились на какую-нибудь костюмированную вечеринку? Но тогда, кем был верный друг-киллер-снайпер? Не Шляпником, точно. Котом? Абсалемом? Ну и имечко для гусеницы. И где тогда Себастьян? Не в его привычках бросать босса одного.       Надев халат (он достаёт ему практически до щиколоток), Джим медленно выползает из спальни. Слава небесам, в коридоре полумрак. Где-то (скорее всего на кухне) что-то звякает. Он идёт на звук. И почти врезается в…       — Чёрт! — вырывается у Джима. — Что ТЫ здесь делаешь?!       — Живу, — спокойно отвечает Шерлок.       В одной руке величайший детектив современности держит чашку, судя по-всему, с крепчайшим чёрным кофе, а в другой — тарелку с яичницей. И парой бутербродов с ветчиной.       От запахов еды должно мутить, но Джим чувствует, что он не прочь перекусить.       — И давно? — спрашивает Мориарти, чуть покачиваясь вперед-назад.       — Да вот как заселились с Джоном, так и живу. Раз ты встал, давай на кухню.       На кухне Шерлок кивает Джиму на стул перед круглым столиком и ставит перед ним всё, что держал в руках.       Мориарти пару минут изучает натюрморт, потом берёт в руки чашку, делает глоток. Кофе дешёвый, конечно, но приятно смывает во рту привкус ночевавших там котов.       — Сколько времени? — спрашивает криминальный гений, просто чтобы не молчать.       Холмс смотрит куда-то ему за спину и чуть выше головы.       — Почти пять.       — Оу… Довольно рано.       — Вечера.       — Ау! — Джим делает ещё глоток и подцепляет вилкой яичницу. Белок густой, желток течёт. Откуда этот мастер дедукции знает, что именно так Джим и любит? Мало соли, но много перца. Обалденно вкусно.       Разобравшись с завтраком тире ужином, консультирующий преступник опять устремляет взгляд на детектива.       — Значит… я вчера надрался и пришёл к тебе?       — В точку. Я немного прифигел, если честно, когда в три ночи раздался стук, и у меня на пороге обнаружилась пьяная в стельку Алиса, рухнувшая мне в руки, едва я открыл дверь.       — Мда. Совершенно этого не помню.       — Жаль.       В голосе Шерлока пробивается явная печаль. С чего бы это?       — Но… я же не позволил себе чего-нибудь… недопустимого?       — Если не считать, что ты заблевал мне весь коридор, разбил раковину, когда я пытался тебя умыть, а потом ещё пару часов сидел в гостиной на ковре в чём мама родила и пел песни на ирландском… То в целом ночь прошла спокойно.       Джим икнул.       — Ты же шутишь, да?       Холмс опустил руку в карман, нашарил мобильник, отыскал нужную видеозапись и протянул Джиму.       — Только телефон не бей. Я потом сотру, если захочешь.       — Упс ты ж…       — У тебя потрясающий голос. Я решил что будет непростительно это упустить.       — Ладно… но почему голый-то?! Алисино платье я испортил, но…       — Я пытался запихнуть тебя хотя бы в рубашку, но ты протестовал против «дешёвых тряпок заурядного детектива».       — Да. Это я мог, — Джим вернул телефон Шерлоку. — Я только пел? Или что-нибудь говорил?       — Признался в нескольких махинациях.       — Нескольких… это скольких?       — Да в парочке…       — Ладно.       — Десятков.       — Это уже хуже. И ты это тоже записал?       — Нет.       — Почему?       — Ну… я подумал, что кража печенья со сваливанием на соседскую собаку когда тебе было пять, и кража любимого кулона у противной соседки (что срезала все тюльпаны твоей мамы), когда тебе было восемь, не заинтересуют Скотланд Ярд.       — Мама обожала эти тюльпаны, ты бы их видел. А эта старая суч… Ладно. А мой телефон не знаешь где? Нужно Бастиану набрать, волнуется небось.       — Не переживай. Я ему позвонил, пока ты коридор уделывал. Он хотел приехать, но…       — Но?       — Но я сказал, что позабочусь о тебе сам.       — Почему?       — Ты тоже не помнишь? Не помнишь, что сказал…       — Нет, иначе не спрашивал бы!       — Ну, тогда… тогда это и не важно, — Холмс забрал грязную посуду и отправился к мойке. Взял губку, выдавил на неё немного моющего средства. — Твой мобильник на подоконнике. Можешь набрать Себастьяну, пусть тебе одежду привезёт. Моё тебе велико, да и…       — Холмс! — Джим поднялся с кресла и шагнул к Шерлоку, — ЧТО Я ТЕБЕ СКАЗАЛ?       — Ничего особо важного. Ты был пьян, нёс всякий вздор… А я…       — Холмс, не вынуждай меня применять силу! — Джим схватил детектива за плечи и развернул к себе. — Ну?!       Шерлок вздохнул.       — Прежде чем рухнуть мне на руки, ты сказал: — «Я люблю тебя, мой Безумный Шляпник».       — И ты… — Джим хохотнул, — ты в это поверил? Куда ты дел своего Мартовского Зайца, кстати?       — У него свидание с ночёвкой.       — Как удобно. С мышью Соней?       — Её зовут Мэри.       — Ага.       — И она живёт почти около его госпиталя. И мне нравится моя шляпа.       — Ну да. Ох, ты действительно, безумен, Шерлок! Недаром твоё имя созвучно с «Шляпник»! — Джим расхохотался уже в голос. — И поделом тебе, любитель двух козырьков. Не будешь в следующий раз таким дураком.       Джим отошёл к подоконнику, взял мобильник, нажал на набор. Ответили сразу же.       — Привет, Себастьян. Да, всё хорошо. Подъезжай. Костюм только захвати. Да, и чистое бельё. Уже? Молодчинка моя. Слушай, а кем ты вчера был на вечеринке? Как на какой, куда мы пошли… А… да… ясно… хорошо. Когда? — Мориарти бросил взгляд на Холмса. Тот уже закончил с посудой и вытирал руки. — Думаю… часа через три. Значит, договорились.       — Часа через три? — повторил детектив.       — Первое. Где моё платьице Алисы? — Джим проигнорировал вопрос.       — Сохнет.       — Второе. Твоя спальня изнутри запирается?       — Нет.       — Значит, задвинем дверь тумбочкой.       — Она открывается наружу.       — Значит, повесишь табличку «не беспокоить». Третье, у тебя презервативы в доме водятся?       — У Джона должны быть, но Джим…       — В четвёртых, ты хочешь быть сверху или снизу?       — Ммм…       — Девственник, значит. Тогда, на первый раз, будешь сверху. Потом научу импровизировать.       — Мне кажется ты не совсем верно понимаешь этот термин.       — И это единственное, что смутило тебя в нашем диалоге? — Джим изобразил глубочайшее удивление.       — Ты же шутил всё это время.       — Нет, Шерли, — Джим шагнул ещё ближе, так что их дыхание смешалось, — я перестал шутить с момента признания. Признания самому себе, что я без ума от тебя. Вчера. Когда нарядился Алисой и пил в компании зеркала, пытаясь пройти в Зазеркалье. В другой мир, где мы с тобой могли бы быть вместе.       — А почему мы не можем быть вместе в этом? — Шерлок осторожно обнял криминального гения за плечи и прижал к себе. — Я же люблю тебя, моя Алиса.       Джим хмыкнул:        — Тебе пять причин перечислить или десять?       — Лучше помолчи.       — Ладно, — Мориарти вздохнул и поудобнее устроился в объятиях, — поцеловать тебя я могу и молча. Через минутку.       — Я… начинаю верить, что мы и вправду в каком-то другом мире. Но скорее, в Стране Чудес… В Зазеркалье не было Шляпника. Там Алиса была с Белым Рыцарем. Который скоро приедет за тобой.       Невидимые Джиму часы принялись бить. Пять раз. И «Шляпник», и «Алиса», были бы не против, чтобы их время остановилось на этом, как и в сказке. Но оба знали, что в их мире оно продолжает свой неумолимый бег.