* * *
Утром ее разбудил пронзительный голос фрейлины: — Миледи! Миледи Инквизитор! Еле-еле Фреда оторвала голову от подушки и с трудом разлепила глаза. После муторного серого сна тело ощущалось, как неподъемный мучной мешок. — Что... что случилось? — Помилуйте, еще даже восьмичасовой колокол не звонил? Фредерика внутренне застонала: до чего же она не любила вставать спозаранок. Но в этот раз ее тормошили явно не ради утренней молитвы. Лишь эта мысль помешала Вестнице вновь задремать. — Миледи, вас просят спуститься как можно скорее, мессир Солас желает вас видеть! — скороговоркой доложила фрейлина. — Солас… Что? Тяжкое послевкусие сна сняло как рукой. И та же невидимая длань вытолкнула Фреду из постели меньше чем за три секунды. — Мессир очень просил не задерживаться! Подгонять Вестницу не было нужды. С разбегу влетевшая в повседневный наряд, она уже собирала в хвост свои каштановые волосы. Ее пальцы тряслись не то от волнения, не то от недосыпа. — Пожалуйста... завтрак… в ротонду… — Тревельян так спешила, что начала говорить урывками. Приведя прическу в порядок с третьей попытки, она рванула вниз по ступенькам, как вдруг услышала: — Но ведь мессир ждет вас в своих покоях! О, Создатель! Ошарашенной Фреде пришлось ухватиться за стену, чтобы не скатиться кубарем по этой лестнице. Он ждет у себя — но ведь она еще ни разу к нему не заглядывала. И вот, получив это неожиданное приглашение, совершенно растерялась. Будто не двадцать восемь лет прожила на свете, а всего лишь пятнадцать; будто впервые сбылась мечта, о которой было боязно даже подумать. Но здравый смысл тут же предостерег: на что бы ты там ни надеялась — не надейся. Фреда шумно выдохнула, больше не чувствуя слабины в ногах. Все правильно. Не стоит воображать невесть что. Тогда и разочаровываться не придется. Тем не менее извилистый путь в жилое крыло Фредерика проделала, как в тумане. Чудом ей удалось взять себя в руки, когда перед нею возникла нужная дверь. Что ж... И Вестница осторожно постучалась. — Ты звал меня, Солас? — Да… Входи, — был негромкий ответ. С замиранием сердца Фреда толкнула дверь и переступила порог аскетически убранной комнаты. Оконные шторы были плотно задернуты, но вместе с Фредой в помещение проник свет. Здесь было просторно и чисто. Из всей мебели, очевидно, Соласу нужна была только кровать, на которой он и лежал. Укрытый тонким одеялом до подбородка, весь какой-то размякший, он слабо повернул голову и взглянул на Тревельян тусклыми глазами. В них была вся скорбь эльфийского народа. Так вот оно что! Впервые увидев Соласа заболевшим, она вспомнила, сколько раз он шлепал босыми ногами по болотам Бурной трясины, по дождливым и ветреным берегам Недремлющего моря… Прославленное эльфийское единение с природой, будь оно проклято! Но прилив странной щемящей нежности и сострадания помешал произнести с укоризной: «Ну, теперь-то ты будешь знать?» — Ma serannas… Я рад, что ты пришла, — Солас вдруг затрясся, словно в лихорадке. И тут уже стало плевать на излишнюю фамильярность. Фреда мигом очутилась у смятой постели и приложила ладонь к его лбу. С едва ли осознанной благодарностью и облегчением он подался к ее прохладной руке. «Не знаю, как там духи и эльфы из Арлатана осязали друг друга, — вдруг подумала она, — но мне нравится так, как сейчас». От этой мысли она покраснела до корней волос. У Соласа действительно был жар. К счастью, не слишком сильный. Тревельян улыбнулась ободряюще: — По-моему, ты простужен. С этим мы... — Не может быть, — эльф было замотал головой, но тут же скривился. — Ты, верно, ошиблась. Я не болен. Исключено. — Так зачем же ты звал меня, если не болен? — поддела она и не получила ответа. Повисло угрюмое молчание. Только тут она поняла, что непозволительно задержала руку на его лбу. Отдернув ее, Фредерика продолжила чересчур деловито: — Чувствуешь слабость? Озноб? Может, где-то болит? — Это совсем не то, чем кажется, — Солас закатил глаза. — Даже если у людей похожие симптомы, это не значит, что… Фреда тоже закатила глаза: «Знакомая песенка». Ее старший брат при первых признаках обычной простуды ложился и «умирал» по нескольку дней. Признаться, от Соласа она этого не ожидала. Но нежность уже пустила в сердце свои побеги и вытеснила всякое раздражение. — Что ни говори, а голос у тебя сиплый. Ну, что же ты разволновался? Всем случается болеть, Солас, никто не бессмертен. Его лицо как-то странно вытянулось: — Но я же... — Но простуда — это не смертельно, конечно, — быстро добавила она. И спустя еще одну долгую, неловкую паузу Соласа, наконец, прорвало. — Я так и знал, — страдальчески выдохнул он. — Вечером появились первые симптомы. Сначала саднящее горло, затем этот кашель… — тут эльф даже покашлял, демонстрируя всю серьезность своего недуга, — и еще слабость… Голова так и кружится. Я едва сумел выйти наружу и послать кого-нибудь за тобой. — Почему за мной? Почему не за штабным медиком? — снова улыбнулась Тревельян. (Умеет же он драматизировать.) — Думаешь, надо было звать штабного медика? — Нет, что ты. Пока еще тебе не нужно ничего ампутировать. А именно это она и советует, если больше ничего не помогает. Солас притих. Решив больше не перетруждать его больное горло, Вестница принялась за дело. Для начала раздвинула оконные шторы, пропустив чужой протест мимо ушей (Солас горла своего не жалел, настаивая, что от света ему станет хуже), затем послала ожидавшую за дверью фрейлину за вторым одеялом, а сама отправилась на кухню. Пока готовила горячее питье по рецепту своей няни, не переставала думать о печальных глазах эльфийского мага. Целый день (а может, и два!) она будет наедине с Соласом, вся в заботах о нем. От этой мысли у нее теплело на душе. Плохо, конечно, что ему нездоровится, но можно хотя бы радоваться каждой минуте, проведенной с ним. Правда, есть вероятность, что всего через пару часов она захочет его убить. Но Фреда на всякий случай пообещала себе стойко встречать любые капризы. — Знаю, ты не любишь чай, — сказала она по возвращении, — но в этот я добавила мед, шалфей и немного перца. Он и согреет, и взбодрит. Полный очевидных сомнений, Солас получил кружку из ее рук. Осторожно отпил и признался, что не чувствует вкуса. Фредерика только вздохнула. С чаем Солас управился минут за пятнадцать, ни разу не поморщившись. А там и фрейлина подоспела с одеялом в одной руке и подносом в другой. Солас аппетита не выказал, зато Фреда в то утро узнала, до чего ей нравится завтракать, сидя на его постели. На душе у нее по-прежнему было тепло.* * *
В Скайхолде заговорили о серьезном недуге, постигшем мастера Соласа. Сама леди Инквизитор бросила все дела и не отходила от него ни на шаг. Именно это обстоятельство убедило всех, что эльф-отступник балансирует на грани жизни и смерти. Последствия не заставили себя ждать. Сначала Фреде пришлось отбиваться от излишне деятельных Кассандры и Жозефины. У первой были наготове не только слова поддержки и сочувствия (что было очень мило с ее стороны), но и неварранский справочник с перечнем редких заболеваний и абсолютно диких способов их лечения. Вторая сыпала именами духовных целителей, которых можно было созвать в Скайхолд, не говоря уже о бывшем придворном лекаре императрицы. Вместе они составили бы целый консилиум. Не успела Фреда их утихомирить, как наведался Каллен. И принес с собой целую банку маринованных яиц. Потому что в Ферелдене все от мала до велика знают, что на свете лишь две панацеи. Это Урна Священного Праха и яйца в маринаде. Где искать Урну, сам Создатель не ведает, сетовал Каллен, зато банка с яйцами уже здесь и готова доказать свои чудодейственные свойства. Солас принял подарок из вежливости, но сделал это с таким лицом, что у Фреды от ухмылки чуть не треснуло ее собственное. С Дорианом было проще. Стоило лишь заикнуться, что болезнь хоть и не опасна, но очень заразна, как он живо засобирался. Пожелал Соласу скорейшего выздоровления и был таков. От Сэры по просьбе больного пришлось запереться на все замки. Последним был Коул. Он тоже хотел помочь — неудивительно, ведь сострадание было его натурой. Но случилась странная вещь. Заглянув в глаза Фредерике, он произнес: «Здесь все из солнца, из стекла, из спрятанных снов. Я не понадоблюсь», — и исчез до того, как она опомнилась. Сразу же Вестница боязливо оглянулась на Соласа: не слышал ли? Но тот, кажется, задремал. Лишь недавно его знобило, а теперь он мирно лежал, смежив веки и отклонив к плечу лысую голову. В своих самых заветных мыслях Фредерика уже прикоснулась к его лицу. Но не чтобы измерить жар, а чтобы снова почувствовать, насколько приятна эльфийская кожа на ощупь. Костяшками пальцев — к точеной скуле, легко-легонько — и вниз по щеке. И столь же бережно этот путь проделали ее губы... Разумеется, лишь в мечтах, не наяву. Это было, как наваждение, и оно захватило ее целиком. Вот она наклоняется над спящим — так, словно имеет на это право. Ласково, не спеша целует его бровь, висок, снова скулу... Нет, нельзя. Он был болен и уязвим. Из наваждения, смешанного с отчаянием, ее вырвал раскатистый кашель пробудившегося Соласа. — Как ты? — спросила она, все еще полная тихой надежды. — Понятия не имею... Сейчас в закоулках Тени легче сориентироваться, чем в моей голове. Фреда немедленно потянулась к заготовленному блюду с водой — в нем плавало полотенце. — Это пройдет. Тебе просто нужно побольше сна. Солас воззрился на Вестницу чуть ли не с упреком. — Больше, чем я уже спал? Если бы ты только... — Тут он вздрогнул и, помолчав, продолжил гораздо мягче: — Сам не знаю, что говорю. Мысли путаются. Прости, друг. Приложив холодный компресс к его щеке, словно желая стереть с нее болезненный румянец, Фредерика заставила себя улыбнуться.* * *
На следующее утро в кухне Скайхолда все гремело, звенело и переворачивалось. — Что тут делается? — полюбопытствовал Варрик, заглянув за закусками к элю — и обнаружив Сэру и Фредерику. — Безешки! — бодро возвестила эльфийка. Она сидела на углу стола, болтая ногами; на ней был старый и замызганный (очевидно, любимый) передник. — Башковитый наш, видите ли, не любит глотать пилюли. Всю душу у Инквизитора вынул: «а это что, а это зачем, а почему оно выглядит, как козьи катышки, я не буду это пить»; балда, одним словом! — А, понял, — Тетрас уже порылся в ящиках со съестным, но безрезультатно, — готовите «приманку для виверна». — Фу-у-у! Ну ты и... такой же балда! Даже хуже! — Про катышки тоже было неплохо. Сэра скривилась от неприятных ассоциаций, а гном обратил внимание на Тревельян. Та колдовала — не в буквальном смысле — над подносом с маленькими изящными пирожными. На фоне кухонного погрома они казались даже слишком идеальными. Не меньше удивляло и лицо Вестницы, методично посыпавшей верхний слой безе тертым шоколадом. Мечтательное — это не то слово. — Выглядят здорово, — отметил Варрик, и Фреда еще заметнее расцвела. — Не ожидала, что получатся. У самой точно не получились бы. — О-о-о-о-о, — с фальшивой скромностью отмахнулась Сэра. — Брось, Тревельян, это же я. Обожаю вставать в ранищу и стряпать для всяких плешивых умников. Тем не менее улыбалась она очень довольно. — Солас, кажется, не доверяет общепринятой медицине. Но и собственными методами не делится. Сказал, что уже тысячу лет не болел, — пояснила Фредерика. — Я все утро с ним спорила, уговаривала принять лекарства — все без толку. И вдруг меня осенило: пирожные! Солас к ним неравнодушен. А пока он болен, то вряд ли заметит, что с ними что-то не то. Варрик усмехнулся: — Да уж, такой подставы наш друг Смеюн точно не ждет. — А чтобы ему было еще интереснее, я сунула в пару-тройку пирожных настоящие козьи... Эй, чего вылупились? Да ладно вам, я шучу, где вы видели здесь коз, — и Сэра покатилась со смеху. Сполна одарив ее настороженным взглядом, Тревельян забрала поднос с дымящейся выпечкой и поспешила наверх. — Представляешь, она уломала его надеть шерстяные носки, — вновь прыснула Сэра, отряхивая руки от муки. — Еще и колючие небось. Вот умора! — А я все думал, кто из них более упертый, — покачал головой Варрик и тоже отправился по своим делам.* * *
— Нет ничего хуже, чем просто лежать, — вздохнул Солас, устремив печальный взгляд в потолок своей спальни. Сидевшая возле него Тревельян так удивилась, что позабыла о важных бумагах, доставленных леди послом. Разбирать документы Вестница начала после обеда, а сейчас уже вечерело. — Разве ты не провел полжизни в Тени? — Согласен, не самое физически активное занятие. — Он усмехнулся, от чего ее душу приятно защекотало. — Но сейчас я опасаюсь уходить глубже в Тень даже знакомыми дорогами. Звон в ушах просто... не позволяет сосредоточиться на ориентирах. А без таких прогулок сон мне не в радость. Фредерика была женщиной предусмотрительной. Как раз для такого случая она принесла пару книг из библиотеки, не слишком мудреных, но способных развлечь ее пациента. Однако вместо «я могу тебе почитать» у нее почему-то вырвалось: — Я могла бы тебя проводить... Как он тут на нее посмотрел. Это был не взгляд — ледяная хватка. Фреда обмерла, в мыслях примеряя на себя то, что смогла ухватить из пронзающего взора: недоверчивое изумление, немой вопрос, непроизвольный интерес. На совместные прогулки по Тени был наложен принципиальный запрет. Всего один раз Солас сделал для нее исключение, но больше вторгаться в свои сны не позволял. А теперь все это звучало и вовсе безумно: чтобы она была его проводником, а не наоборот... — Что ж, — произнес Солас медленно, будто сам не был уверен в происходящем, — тогда устраивайся поудобнее. Должно быть, она неправильно его поняла. — И дай мне свою руку. Так тебе не придется искать меня в Тени. Она, без сомнения, не поняла ни единого слова. Но стоило ему молча улыбнуться уголками губ... Фреда тут же отложила бумаги, стащила с себя перчатки и сапоги, от волнения не заботясь, куда все это бросить. Она чувствовала себя так, словно сама заболела: ее бросало и в жар и в слабость, во рту пересохло, а голос не подчинялся. И вот она примостилась на второй половине широкого ложа прямо в одежде, поверх одеяла. Не вплотную к Соласу, но все равно ближе, чем когда-либо. Ее левую руку с Меткой накрыла ладонь эльфийского мага — и сердце Фреды замерло, как в промежутке между ударом молнии и громовым раскатом. Солас уже прикрыл глаза и затих. Тревельян еще какое-то время неверяще рассматривала его гордый профиль, словно вырезанный из мрамора. Ее дыхание не сразу стало глубоким и мерным — в упоении она почти забывала дышать. Но постепенно Фреда соскользнула за Завесу, где осталось всего одно живое ощущение: ее рука в его руке. Она не думала о том, куда устремился ее дух, а позволила себе просто перетечь из бодрствующего состояния в забытье, из одного места в другое. Уводя Соласа все глубже в Тень, Вестница целиком доверилась своему наитию. И не ошиблась. — Помни, это лишь сон, — произнес эльф чуть сипло, но как всегда умиротворяюще. И Фреда сама отпустила его ладонь, чтобы зеленоватые искры Якоря осветили им путь. С Якорем сновидения были потрясающе яркими и осознанными для них обоих. Тень, словно только того и ждала, возложила к ногам Тревельян свои лучшие сокровища: заросшие сорной травой замки древнего Тевинтера и неизведанные уголки пустынного Андерфелса. В материальном мире эти места были заброшены уже много веков, и некому было нарушить их первозданный облик в царстве Тени. Они были вечны, хотя их история навсегда окончилась. Солас без устали рассказывал все это ей — Фреда чутко слушала, стараясь охватить взглядом и своего спутника, и прекрасные виды, позабытые целым миром. А где-то там, в яви с той стороны Завесы, она, не просыпаясь, прильнула горящим лбом к его плечу. Любой, войдя в эту комнату через незапертую дверь, застал бы совершеннейшую идиллию.