Вместо совести.
12 мая 2013 г. в 10:16
Повелитель оборотней.
Ушли быстро и незаметно, как и пришли.
Разница только в том, что вместе с собой увезли Дика. Я даже не успел с ним попрощаться. От осознания того, что мы так плохо расстались, что последними словами были вовсе не те, что хотелось и следовало бы сказать, было душно. Не помогали распахнутые настежь окна и травяной чай с большим количеством кошачьей мяты. Не получалось занять разум только делами. Стоило хоть немного отвлечься – и в памяти всплывала неестественная улыбка моего сына на окровавленном лице, звенящие детской обидой, а вовсе не гневом слова – «у меня нет больше отца». Есть, мой мальчик. Я никуда не делся. Просто бывают такие обстоятельства, которые выше тебя. Когда все, что остается, только беспомощно следовать вежливому совету – уничтожьте после прочтения.
Так бывает… Когда ты просыпаешься живым, веселым, строишь планы не только на сегодняшний день, но и на будущее, а потом – три тени в плащах, небольшой серый лист бумаги, исписанный кривым и плохо разборчивым почерком и… будущего больше нет, нет планов, нет сына. А есть только предопределенность и тянущая боль в сердце.
Тихий стук прервал невеселые раздумья, в которые я снова незаметно скатился.
- Войдите.
Ирвинг. Как всегда, спокоен и безупречен.
- Слушаю.
- Конверт был передан Рокоту. Прочел, как вы настаивали, сразу же.
Ирвинг неуверенно замолкает. Значит, что-то пошло не так. Просто смотрю на него, спокойно и с ожиданием.
- Он… Не отрекся, но он сказал, что подумает.
- Плохо. Кажется, ты обещал мне, что этого будет достаточно?
- Да, так и должно было быть. По всем расчетам…
- Рокот не подходит под стандартные расчеты. Я вас предупреждал, не так ли?
- Я виноват, - он склоняет голову. – Готов понести любое наказание.
Если бы это был кто-то другой, подумал бы, что оборотень рисуется, пытаясь или произвести впечатление, или избежать наказания показной покорностью. Но только не Ирвинг. Он действительно сейчас считает себя виновным и действительно готов принять любое мое решение. Вот только виноват не он. А я… Ведь знал, чем все может обернуться, и ничего ему не сказал. Просто не так легко оказалось предавать того, кому обязан жизнью и победой.
- Свободен.
Ирвинг дернулся, словно бродячий пес в ожидании удара, посмотрел неверяще, но поклонился, принимая мою волю, и вышел.
- Просто так надо… - тихо шепчут губы, пытаясь оправдать творимую мерзость.
Снова – тихий стук в дверь. Да что сегодня происходит?
- Войдите!
Голос звучит резче, чем позволительно, и секретарь решается просунуть внутрь только голову.
- При входе в резиденцию был задержан посторонний. К вам с докладом начальник службы охраны. Прикажете впустить?
Посторонний? Как необычно.
- Да, пусть войдет.
Это тот офицер, который, несмотря ни на что, до последнего пытался защищать Дика. Хороший, честный, ничем особым не отличающийся парень. Стоит, тянется, как на параде.
- Присаживайтесь, - указываю на свободный стул напротив.
Он не решается возражать, но садится в той же позе «смирно» - на самый краешек. Ему должно быть ужасно неудобно.
- Чаю?
Мой собеседник краснеет.
- Нет, благодарю вас.
- Отказываешь Повелителю?
Это шутка, но он тут же стремительно бледнеет.
- Нет, да - чаю, то есть…
- Успокойтесь, Дарин. Все в порядке. Лучше рассказывайте, кого там отловила ваша служба, - переключаю его на мысли о службе. Я вовсе не хочу довести беднягу до нервного срыва. Вот так все они – смущаются, боятся, словно я тиран какой-то. А ведь за все время правления не было ни одной публичной казни. Да и не публичных старался избегать до последнего. Каждого, кому подписывал смертельный приказ, отлично помню.
- Это оборотень-волк. Он был как-то у вас. Вы тогда приказали отпустить – с оружием отпустить.
Сердце сбивается с привычного ритма. Как там его, мальчика с удивительными глазами? Как же его звали?
- Приведите.
- Он снова с оружием, - предупреждает офицер.
- Неважно. Или вы считаете меня неспособным справиться с одним противником?
- Прошу простить, был неправ!
Что ж вы все прямые такие? Вот сейчас в комнату входит по-настоящему интересный собеседник – непредсказуемый, не лебезящий, свободный. Даже, пожалуй, слишком свободный – вон как с охраной огрызается.
- Клинок верните! Не вами даренный, не вам и отнимать!
- Верните, - разрешаю устало. Ожидаю, когда за посторонними закроются двери. Теперь мы одни, и я могу быть самим собой.
- И что тебе в своем селе не сидится? Или Рокот послал?
Парень хмурится.
- Нет. Сам пришел.
- Больше ничего не подарю.
- И не надо! Я не за этим. Вы зачем Рокоту эти пасквильные газетенки прислали?! – возмущенно трясет он испачканными в грязи листами прямо у меня перед носом. От бумаги ощутимо несет не только… кхм… землей, и я брезгливо отодвигаю это от лица.
- Тебе не кажется, что ты лезешь не в свое дело?
- Это и мое дело тоже!
- Чуть тише. Я прекрасно слышу, - нахальство этого волка сопоставимо только с его молодостью – и того, и другого – в избытке. – Так в чем же твое право? Или ты считаешь, что дела твоего бывшего любовника – твои дела? А, может, решил, что знакомство с наследником – то же самое, что и дружба?
Он выглядит растерянным и каким-то удивительно беззащитным. Похоже, правда считал, что имеет право задавать вопросы, требовать чего-то. Мне даже немного жаль так грубо разрушать его иллюзии. Но иллюзии тем и плохи, что слеплены из тумана воображения. Они прекрасно разрушаются и без чужого вмешательства – обычным временем.
- Мое право – в правде, - тихо произносит он в ответ.
- Сильно сказано. Присаживайся.
Этот мальчик занимает весь стул и сидит на нем расслабленно, словно это я тут гость.
- Можно? Что-то в горле пересохло, пока по всему саду от охраны гонял.
Не дожидаясь разрешения, это чудо спокойно допивает мой чай из моей чашки… А я… Мне это нравится! Он – словно свежий снег после грязной и мрачной осени. По крайней мере, ему так же радуется душа.
- Так зачем? - снова пытливо смотрит, ожидая ответа. Вот сейчас скажу, и он уйдет. И, наверное, никогда уже не вернется. А мне сейчас хочется чувствовать себя живым. Пусть даже, согреваясь теплом чужой души.
- Ты все еще любишь его?
- Да, - и отводит взгляд.
Значит, уже сомневается. Интересно, кто же отвоевал сердце мальчика у великолепного Рокота?
- И готов даже заплатить за информацию?
- Если она будет полезна, - тут же отвечает он. – Но с бОльшим удовольствием я заплачУ, если Рокота оставят в покое.
Заманчиво. Как же заманчиво получить хоть что-то для себя. Неужели я не имею на это права, не заслужил? Вот этого – чистого и красивого мальчика – не заслужил? А Рокот… Думаю, уже не так опасен. Свадьба свершилась. Там за Диком присмотрят, голову от дури юношеской очистят. Опасно только, если вернется Дик, а Рокот встрять попробует. Но это еще не скоро – есть еще три года.
- Хорошо. Я отдам приказ, чтобы его больше не трогали.
- И не присылали ненужную информацию о Дике.
- И это тоже, - соглашаюсь легко. – Но не даром, разумеется. За все нужно платить.
- Я понимаю, - он до смешного серьезен.
- И цена может показаться тебе слишком большой.
- Сперва назовите, а там – посмотрим.
Осторожничает, не понимая, что ловушка уже захлопнулась.
- Рокот в обмен на тебя. Все просто, мой юный друг.
На его лице, в красивых глазах – непонимание.
- Серые будут избивать меня?
- Нет, немного больше. Меняется одна жизнь – на другую, - делаю паузу. – Впрочем, ты можешь отказаться. Ведь ты не обязан… К тому же, это страшно, я понимаю…
И он сдается. Как многие до него и многие после – не может вынести намека на трусость.
- Хорошо, - голос чуть дрогнул, а плечи непроизвольно расправились. – Меня убьют?
- Нет.
- Тогда… что?
- Просто будешь принадлежать мне.
- Навсегда?
Вот теперь в красивых глазах страх. И мне становится его жаль. Слишком свежи в памяти очень схожие воспоминания – белое, словно мел, лицо Дика, держащего в подрагивающих пальцах бессрочный Договор.
- На три года, - сами собой вырываются слова.
- На три года… - эхом повторяет он.
- Ты можешь отказаться, - зачем-то напоминаю я. Но в ответ – твердый взгляд серебристых глаз с черным ободком. Отчаянная, чуть отдающая горечью решимость.
- Согласен. Я должен что-то подписать?
- Нет. Достаточно твоего слова.
- Что я должен теперь сделать?
- Ничего. Просто сопровождать меня. Всегда и везде. И выполнять мои приказы, если таковые последуют. Еще – не отказался бы по утрам работать с тобой с оружием.
- И это все?
- И тебе не стыдно – не верить старшим, да не просто старшим, а Повелителю?
- Да причем тут неверие? – с досадой говорит он. – Я же знать должен. Это же моя жизнь.
- Вот-вот. А ты так легко отказываешься от целых трех лет.
- За учителя не жалко!
Ага, уже не за Рокота, а только за учителя. Определенно, они теперь бывшие. Мальчик, скорее всего, просто переболел первой любовью и сейчас совершенно свободен. Можно считать, что мне повезло.
- Ну, так ты слушать будешь, или ковырять ногтем дырку в обивке моего кресла?
Он смущенно отдергивает руку и чинно складывает ладони на коленях.
- Слушать?
- Проблемы с памятью? Ты спрашивал, зачем я давлю на Рокота.
- Нет! Не так!
- Не придирайся к словам. Смысл правильный?
Уверенно кивает.
- А вы вот так возьмете – и расскажете?
Вздыхаю, с укором глядя на мальчишку. Леший! Как же его зовут-то?! Похоже, это у меня проблемы с памятью.
- И не соврете?
- Не имею обыкновения. Вот недоговаривать – обычное дело.
Улыбку сдержать уже не получается. Он очень живой. И я, оказывается, прилично устал от церемониальной вежливости. Вот кто бы из ближнего окружения посмел подозревать меня во лжи?
- Я слушаю! – напоминает он и нетерпеливо ерзает.
- Тебя зовут как?
- Гордон.
Точно! Гордон…
- Хорошее имя. Итак, о Рокоте. Многого не скажу, потому что это государственная тайна, причем касается она сразу двух государств. Но ты же понимаешь и будешь молчать?
Он очень серьезно кивает:
- Не сомневайтесь!
- Ты, наверное, слышал о пророчествах Серенаты?
- Рокот обучал нас не только железом размахивать, - просвещает меня мальчишка.
- Прекрасно. Значит, мне не нужно говорить лишнего. Тогда ты понимаешь, что эти пророчества исполняются всегда. Попытки их обойти и изменить оканчиваются неудачей и еще большими проблемами для окружающих. А пророчества все равно исполняются.
- И при чем тут Рокот?
- Рокот как раз ни при чем. Просто оказался не с тем парнем рядом. Последнее пророчество касается моего младшего сына.
- Дика!
- Да, Второго Наследника. А, вернее, единственного.
- У вас два сына, - осторожно замечает Гордон.
- ПОКА два, - тяжело роняю режущие сердце на части слова. – Скоро останется только один.
- Пророчество?.. – с ужасом и сочувствием шепчет мальчишка.
- Да.
Чтобы продолжить, мне нужно глотнуть чего-то покрепче мятного чая. Я щедро наливаю полбокала крепкой ягодной настойки и выпиваю залпом. Уже неделя прошла, как я узнал, что старший сын обречен, а все еще не могу говорить об этом.
- Не это важно. Ты, наверное, знаешь, что у многоликих долгих четыре века правил Князь Вольтен?
- Все знают.
- И детей он не оставил – все были нежизнеспособны, даже их маги ничего с этим поделать не смогли. Остались ближние родичи – две ветви – первая и вторая. Причем, права обоих одинаковы. Было решено, что дальнейшее управление ляжет на плечи старейшин обеих ветвей. По два многоликих от каждого. Так они и правили еще около сотни лет. А потом появилось пророчество. Я сейчас не могу тебе всего сказать. Только важно, что Дику нужно выйти замуж или жениться – это совершенно неважно – на представителе одной из ветвей. На ком – повторяю – неважно. От этого союза обязательно должен быть ребенок. А тут – Рокот. И Дик становится совершенно непредсказуемым. Вывод – я просто обязан все сделать, чтобы они не были вместе. Теперь – понятно?
- Понятно, - вздыхает Гордон. – И что же вы все так думать-то не умеете?
- Не понял? – удивляюсь я.
- А что тут непонятного? Ну, должен он заключить брак и родить ребенка от этого союза. Да и бог с ним! Дик же – разумный парень. Почему ему все, как мне не объяснили? Он бы в свою очередь Рокоту объяснил. И все дела. А вы тут секретность развели!
- Повторяю – это не все пророчество. Ты кое-чего не знаешь. Неужели считаешь всех глупее себя?
Гордон краснеет.
- Нельзя было все это Дику сказать. Почему – не имею права объяснять. Даже то, что ты сейчас услышал – секретная информация. И я надеюсь, что она за пределы этого кабинета не выйдет.
- Скажите, а старший сын знает?
Почему же ты такой жестокий, парень? Смотрю на него и молчу. А самому даже дышать больно и в ушах шумит. Наверное, он что-то понял, потому что вдруг подошел и крепко меня обнял. От него пахло лесом и чуть заметным ароматом разогретого тела. Он был немного ниже меня ростом, и это хорошо. Не хотелось бы, чтобы кто-то сейчас видел мое лицо.
- Прости меня, - тихо прошептал он.
- Не стоит. Это просто пророчество…
Все проходит. И страшное, выжигающее пожаром изнутри ожидание неминуемой смерти дорогого мне человека тоже пройдет… Но все равно больно и страшно. И сейчас я в ответ сжимаю в объятиях постороннего мне оборотня, словно за соломинку хватаюсь в окружающем меня кошмаре.