Фэа исцеленная

— Тэльма, осторожнее! Тэльмиэль прищурилась и перехватила руку поудобнее. — Куда ты собралась? — Тар, там жила! Тэльма поставила руку козырьком и попыталась на взгляд оценить расстояние. Высоковато, но делать нечего. Интересно же посмотреть, что там блестит. Она коротко вздохнула, переставила руку и подтянулась. Камешек выскочил из-под ноги и бодро заскакал вниз. Брат выругался. Тэльмэ хмыкнула. Кто бы мог подумать, что аманский эдьда из приличной семьи знает такие слова. — Тебе помочь? — Только попробуй. Я сама. — Тэльмиэль Лехтэ, учти, свернешь шею — попрошу Намо, чтобы из Мандоса тебя не выпускал. — Я тоже тебя люблю, Тар. Они целый день провели в пути. День клонился к вечеру, ладья Ариэн готовилась опуститься за горизонт. Лучи слепили, били прямо в глаза, но Тэльмэ это не слишком смущало. Добравшись до места, где заметила блеск, она достала молоток, уперлась поудобнее ногами в шаткий выступ и отколола солидный кусок породы. Убрала камень в сумку, поднялась еще на несколько футов и отколола второй образец. — Все, слезай, не то поднимусь и стащу силой! — Уже! Тэльма осторожно принялась спускаться. Получалось медленно. Это злило. Наконец, она развернулась и просто-напросто сбежала вниз, вызвав заодно небольшой камнепад. Отряхнула руки и победно посмотрела на Тарменэля. Тот промолчал. Впрочем, за него все сказал взгляд. Тэльмэ пожала плечами. — Быстро на лошадь, — сквозь зубы процедил он. Тэльмэ улыбнулась: — Не злись. Посмотри лучше, что я нашла. Она продемонстрировала брату находку, тот некоторое время ее рассматривал. — Что ж, кажется, это и впрямь стоящий образец. — Ну, молодец у тебя сестра? — Молодец, — признал он. — Только ты в следующий раз будь осторожнее. — Хорошо. Они сели на лошадей и ехали, пока не заметили петляющий впереди ручеек. Спешились, разбили лагерь, напоили коней. Тар взялся готовить мясо, а Тэльмэ пошла к ручью за водой. Набрала котелок, посмотрела на свое отражение. Не мешало бы помыться, все-таки из Тириона они выехали неделю назад, но сил уже не осталось. Завтра. Взошла луна, звезды обильно высыпали на небосклон. Они пили ароматный чай из трав и негромко беседовали. Потом Тар запел. Пел он хорошо. — Мясо кончается, — заметил он вскоре. — На охоту пора. Завтра сходим? — Давай. Тар, арбалет стал туговато ходить, не глянешь? — Могу глянуть. Только муж твой справился бы с этим делом лучше. — Да где ж я его возьму? Брат посмотрел слегка удивленно. — Так он месяц уже, как вышел. Ты что, не знала? Лехтэ молча поворошила веточкой костер. А что она могла сказать? Да, не знала. Что ж, наверное, бывает и так. Пожала плечами и вслух сказала: — Посмотри арбалет ты, Тар. Тот медленно распрямился и упер руки в колени: -Та-а-ак… Лехтэ подняла и голову и встретила выразительный взгляд брата. — Что? — спросила она. — И можешь не смотреть на меня так. Ты говоришь, он уже месяц, как возродился? — Ну? — Мы три недели были в одном городе, Тар. Три! Я прекрасно понимаю, что это я перед ним виновата, и про характер его пока еще не забыла. Но, Тар, за эти три недели можно было хотя бы намекнуть, хоть через третьи руки дать знать, что уже вышел из Мандоса, а? А вдруг я соскучилась и уже раскаялась? Можно? Можно. Но он не дал. Значит, не скучал и видеть не хочет. Все логично, Тар, поэтому завтра мы едем на охоту и дальше по маршруту, куда собирались. Несколько секунд брат молчал, видимо обдумывая ее слова. Наконец проговорил: — Это еще как минимум месяц, а то и больше. — Я помню. И прошу еще раз посмотреть мой арбалет именно тебя. Тар тяжело вздохнул: — Посмотрю. Лехтэ оглянулась на него: — За меня не переживай — я сильная девочка. К тому же с тех пор прошло уже семь эпох. Лехтэ встала, подошла к седельным сумкам и достала лук. Осмотрела придирчиво, достала тетиву и, наконец, удовлетворенная осмотром, положила все поверх сумок. — На случай, если завтра арбалет подведет. Она достала спальный мешок, и Тар тоже молча встал и начал готовиться ко сну. Он расстелил теплый плащ, Лехтэ же залезла в мешок и принялась его застегивать. Брат присел рядом и принялся ей помогать. — Ну что, сестреныш, хочешь, я тебе спою? — спросил он. Лехтэ улыбнулась. Сестренышем он ее называл, когда Лехтэ была совсем малышкой. Когда родители уходили куда-то вдвоем, он частенько с ней возился, а потом укладывал спать. И пел песни. — Хочу, — подтвердила Лехтэ и повозилась в мешке, устраиваясь поудобнее. — Спой ту, что любила нам петь аммэ, про жизнь под звездами до переселения в Аман. — Хорошо. И Тар запел. * * * «…Тело. Моё. И руки мои. Странно и непривычно как-то. Попробовал сделать шаг. Получилось. Два, три. Качнулся. Постоял. Потом «вспомнил» и пошёл. Так и было. Что же тогда сейчас не так? С моего возрождения прошла неделя. Или чуть больше. Радость от возможности обнять братьев, вновь съездить на прогулку или охоту, да что там говорить, от возможности вновь поработать в мастерской, уже немного утихла. Я стал воспринимать как должное привычные мне дела. И это было правильно. Чего-то не хватало, пусто и холодно, будто радость фэа от воплощения прошла и теперь ей нужно что-то иное, другое. Тогда я сидел у камина, смотрел на огонь и… нет, я не думал ни над созданием новых палантиров, ни над новым сплавом, я просто сидел и смотрел на огонь. Голос Тьелко вернул меня в реальность — о ней думаешь? Так сходи — навести. С удивлением глянул на брата: — Ты о ком сейчас? Турко замялся, но продолжил: — О твоей жене, о Лехтэ. — У меня нет жены, — процедил сквозь зубы. — Та, что оставила меня, сама отказалась быть ею. Я замолчал, показывая, что разговор окончен…» * * * День был какой-то несуразный, нескладный. Словно что-то с самого утра пошло не так и потом никак не могло вернуться в правильную колею. Проснулась Тэльмэ в плохом настроении. Всю ночь ей снились какие-то непонятные, бессвязные сны. Они не имели, конечно, ничего общего с теми кошмарами, которые были ее постоянными спутниками несколько эпох назад, и, тем не менее, все равно было неприятно. Она во сне куда-то бежала, кого-то искала и не могла найти. Какой-то серый туман, и смутные тени. Проснувшись, Лехтэ встала и пошла умываться, и влезла сапогом прямо в ручей. Пришлось разуваться и сушить обувь. Потом она вспомнила, что хотела помыться, и снова пошла к ручью. Потом завтракала и долго сушила волосы у прогорающего костра, а когда тот почти прогорел, то нечаянно схватилась руками за горячие угли. Тарменэль вздохнул и принялся что-то делать с ее рукой. В итоге боль ушла и все обошлось без последствий. — Может, отложим охоту? — спросил брат. — Ну нет! — Тэльма, по-моему ты не в том состоянии. — С моим состоянием все в порядке. Брат красноречиво приподнял брови и посмотрел немного насмешливо. Тэльмэ фыркнула, но настроение все же немного улучшилось. — Так что же? — спросил Тар. — Мы едем. Когда было надо, она могла становиться упрямой. Мда. И все же… В груди снова кольнуло. Он ничего не сказал… Тэльмэ встала и взяла арбалет. — Ну пошли. Брат взял нож, лук и подошел к коню, прошептал что-то. Конь Лехтэ уже давно перебирал копытами. Она подошла, погладила его и легко вскочила. Первого зайца она упустила. Такого не бывало уже несколько эпох подряд. Потом прямо перед носом коня взлетел фазан, и Тэльмэ оцарапала ему кончик крыла. Вниз спланировало несколько перьев. — Тэльма, делай поправку на ветер, — восхитительно спокойным голосом напомнил Тар, не отъезжавший, впрочем, от сестры больше, чем на два корпуса. Весь день. Да что ж такое? — Я делаю! — ответила ему Тэльмэ. Быть может, немного громче и резче, чем следовало. Увидев, как впереди мелькнула голова оленя, она отбросила бесполезный лук и схватила левой рукой арбалет. Выстрелила, почти не целясь. Тар скрылся в кустах. Лехтэ нетерпеливо ждала. — Наповал! — наконец крикнул брат. Лехтэ вскинула руки и ликующе закричала. А потом снова вспомнила, что произошло, и радость угасла. * * * «…С того короткого разговора у камина прошло несколько дней. Легче не становилось. Турко был прав — я много думал о Лехтэ. Слишком много — я опять перегрел заготовку. Не сказать, что всё из рук валилось, но такая задумчивость в кузнице до добра не доведёт. Решив, что на сегодня работу стоит прекратить, я переоделся и отправился прогуляться по улицам Тириона. Ноги сами отнесли меня к её дому. Странно, вроде хотел пойти в другую сторону. Постояв немного поодаль, я убедился, что сейчас там никто не живёт. В голову пришла безумная мысль — она вновь вышла замуж, как дед, у неё другой муж. Другие руки ласкают Лехтэ, а она также обнимает, также целует и также льнет к нему всем телом, и шепчет другое имя. От боли и ярости я скрипнул зубами и, не разбирая дороги, пошёл прочь, налетев на какого-то эльда и даже не извинившись…» *** «…На моё счастье у нас заканчивалось мясо и, заняв Амбаруссар какой-то ерундой, отправился на охоту сам. По пути к лесу меня нагнал Турко. — Тебе нечем заняться? — буркнул я вместо приветствия брату. — Очень даже есть. Чего один-то умотал? Раньше вроде как всегда вместе ездили, — немного недоумённо спросил старший брат. — Или ты не на зверя собрался? — Выкладывай, что о нём знаешь, — почти рявкнул я брату в лицо. Недоумение отразилось во взгляде Светлого: — А вот сейчас совсем тебя не понял. О ком я что-то должен знать? — О муже Лехтэ, — почти себе под нос ответил я. Лицо Тьелкормо отражало полнейшее недоумение и нешуточное беспокойство одновременно. — Курво, — казалось, брат очень старается подобрать слова, — скажи начистоту, что именно ты о себе забыл, я помогу, честно, мы ж почти всё время были вместе… — Я не потерял память! Я о её новом муже. — Лехтэ снова вышла замуж? — крайне удивился брат. — Откуда ты знаешь? — Ниоткуда. Был рядом с домом. Её домом, а там никого… Ну и подумал. А потом представил. Турко подъехал ещё ближе и, заглянув мне в глаза, сказал: — Прекрати изводить себя. Она могла быть у брата, у сестры, в гостях у подружек, на охоте… Да где угодно. Курво, не придумывай того, чего нет… Не перебивай, говорю же, что нет. И да, уверен. Мы углубились в лес и даже подстрелили пару зайцев. Вечером всё повторилось — мне вновь виделась Лехтэ, гибкая нежная и такая любящая, только вся её ласка доставалась тому другому…» * * * «…Прошёл примерно месяц с моего возрождения. Ничего не изменилось — никаких известий от Лехтэ не было. Она что, считает, что я должен прийти к ней первым? Я, тот, кто звал её с собой, тот, кто не хотел расставаться, тот, кто забрал сына, её сына, с собой, а она даже за ним не пошла?! «И хвала Эру, что не пошла», — добавляла другая часть меня — та, что готова была сейчас обшарить весь Аман, но найти Лехтэ. Я взял за правило гулять по улицам Тириона каждый день. Почти в одно и то же время я выходил на улицу, шёл, улыбался встречным, обменивался ничего не значащими фразами. Не знаю, на что я рассчитывал или что именно я хотел — встретить Лехтэ или не встретить. Я опасался, что не смогу холодно и предельно вежливо поздороваться с ней, как планировал, что пересилит другая моя часть — та, которая при одной мысли о жене готова была заключить её в объятья, целовать до головокружения и… Дальше я обрывал свои мысли, запрещал себе думать. Получалось не всегда…» * * * На тот факт, что что-то идет не так, Лехтэ обратила внимание достаточно поздно. Просто она вдруг поняла, что они едут гораздо быстрее, чем планировалось изначально. Тар еще пару раз намекал ей на возможность возвращения в Тирион и, получив решительный отказ, сделал иначе. Они тратили времени на исследования меньше, чем собирались, кое-какие остановки вообще пропускали. Лехтэ не следила за всем этим поначалу, мысли ее были заняты совсем другим. Например тем, как ей поступить дальше. Почему-то прежде, все эти долгие семь эпох, она была уверена, что рано или поздно все наладится. Что она сумеет объяснить все Атаринкэ, и они так или иначе помирятся. Непонятная, ни на чем, в общем-то, не основанная надежда. Ни на чем, кроме любви. Их любви. А как иначе, если при воспоминании о прошедшем, о том далеком, навсегда ушедшем счастье сердце до сих пор замирало, а фэа рвалась от боли. Да, сама виновата, но она за это уже заплатила. Однако теперь эта надежда ушла. Ушла целиком, без остатка. А что ей делать? Что если, вернувшись в Тирион, она узнает, что он давно полюбил другую и там, в Эндорэ, женился второй раз, как его дед? Нет, здесь бы он не успел, а вот там… Но даже если нет, то что это меняет, если сама Лехтэ ему не нужна? Они ехали, дорога стелилась под копыта, узкой лентой убегала в даль. Тэльмэ мало что видела перед собой, погруженная в невеселые мысли, и только нежная забота брата не давала забыть, что она все еще жива и что у нее есть те, кто ее любит. Тирион становился все ближе и ближе. Встречи с городом Тэльмэ ждала с легким страхом. В тот раз, когда ей приснилась их с Атаринкэ первая ночь, она проснулась в слезах. Пожалуй, этот сон был куда страшнее и тяжелее всех прошлых кошмаров. Она ушла за пределы лагеря и наконец-то наплакалась вволю, впервые дав выход слезам. Тар сделал вид, что ничего не заметил, однако позже они проехали мимо сразу трех запланированных остановок. Совсем скоро впереди замаячили белые башни Тириона. * * * — Ну что, сестренка, побыть с тобой? — спросил брат с нежностью, когда помог ей занести и распаковать вещи. Случайной встречи при въезде в город не случилось, и Тэльмэ невольно вздохнула с облегчением. Она мечтала об этой встрече и боялась ее. Что она ему скажет? За прошедшие годы она много раз прокручивала в уме возможные варианты, придумывала фразы, но теперь они стали бессмысленными и бесполезными, ведь они строились на одной-единственной предпосылке — что он любит ее. А что теперь сказать? Увы, в отличие от него, ей не был дан дар слова, и она боялась, что просто-напросто растеряется. Простоит столбом, не в силах сказать ни слова, а он постоит, подождет, а потом развернется и уйдет. И вот тогда-то точно останется только один путь — в гости к Намо. — Нет, Тар, не надо, спасибо. Все хорошо. К папе с мамой я потом зайду. Не говори им, что я знаю о возвращении Атаринкэ, а то они будут за меня волноваться. Тар посидел еще немного, а потом ушел, оставив Лехтэ наедине с мыслями. Она обоих любила одинаково, и брата, и сестру. Но Тар все-таки лучше, чем Миримэ, понимал Лехтэ. Может быть, это было связано с тем, что в них обоих была сильна нолдорская кровь отца, а сестра была больше похожа на нежную мать-ваниэ? Тэльмэ переоделась в платье, причесала волосы, надев любимую жемчужную нить, полученную в подарок от отца, а также браслет — подарок матери, и решила немного погулять. Просто побродить по улицам Тириона, может быть подумать. А может и нет. Как бы то ни было, она с детства привыкла решать проблемы ногами. Тэльмэ притворила дверь, посмотрела еще раз на окна и вышла за порог. Думать о чем-либо уже не осталось сил. Она ходила, рассматривая шпили башен, ажурные мостики, и просто пыталась найти утраченную гармонию с самой собой и с миром. Наверное, пока получалось не очень. А потом она присела на бортик фонтана, которым частенько любовалась еще в те годы, когда были живы Древа, и тихонько, как всегда, когда находило настроение, и не было никого вокруг, запела. Она пела и крутила на руке браслет, потом сняла его, чтобы полюбоваться поближе, и вдруг он выскользнул из ее рук и упал прямо в воду. * * * «…Был обычный ни чем не примечательный тёплый вечер в Тирионе. Ладья Ариэн уже спускалась по небосклону, а длинные тени наполняли город белых башен. Я уже собирался завершать прогулку, сегодня мне ещё надо было починить несколько вещей дедушки Сармо. Каких именно, я не запомнил — он попросил меня, когда я уже уходил. Что ж, работать я всегда любил, а сейчас это стало моим спасением, возможностью хоть на какое-то время перестать думать о Лехтэ. Мысли о ней стали моей тенью, не оставляя меня даже ночью, приходя ко мне во снах, показывая картины прошлого, такого счастливого и такого далёкого. Свернув на улицу, ведущую к фонтану, я увидел, как какая-то дева пытается достать из него что-то, но терпит неудачу. Не раздумывая, я поспешил помочь ей. Заходящее солнце делало воду в фонтане изумительно красивой, можно было наблюдать множество оттенков розового и даже местами золотого. Я приближался к эльдиэ, любуясь фонтаном и совершенно не обращая внимания на неё саму. Зря. Когда я подошёл на расстояние в пару шагов, моё сердце замерло, почти остановилось, а потом, словно желая исправиться, в бешеном темпе стало гнать мою кровь. Передо мной стояла Лехтэ. — Приветствую Тэльмиэль, дочь Ильмона, доброго вечера. Позвольте вам помочь. И не дожидаясь ответа, почти нырнул в фонтан, чтобы достать её браслет. Вернув вещь владелице и ещё раз пожелав ей доброго вечера, неспешно ушёл. Завернув за угол, несколько раз ударил ни в чём не повинную стену чьего-то дома, разбил себе руку в кровь и почти бегом влетел в дом деда. Ночь прошла без сна — я заперся в кузнице, и только Турко смог вытащить меня оттуда на следующий день к обеду…» * * * Лехтэ стояла, от волнения забыв, как дышать. Перед ней стоял тот, кого она до сих пор любила. Атаринкэ. Он официально (слишком официально!) поприветствовал ее, достал браслет, а после с каменным лицом удалился. А Лехтэ стояла с открытым ртом, так и не сумев ничего сказать. В ушах у нее шумело, голова немного кружилась. Больше всего хотелось догнать его, броситься на шею и попросить прощения. Плевать, что не любит! Боясь, что не выдержит и все же бросится за ним, она развернулась и со всех ног, подобрав юбки, побежала к дому. Заперлась там и долго, долго плакала. Потом, когда в небе уже показался Тилион, успокоилась, вздохнула глубоко, отирая щеки, посмотрела немного в окно, размышляя над ощущением чего-то неуловимого, непонятого, а потом в конце концов легла спать. Проснулась с настойчиво крутившейся мыслью, что она что-то упустила вчера, чего-то не заметила за своими переживаниями. Все думала и думала, перебирая в памяти одну минуту за другой, каждую сцену. Что-то, что произошло уже в Тирионе. Что же это? Что? Вдруг Лехтэ вскрикнула. Она поняла. Глаза Атаринкэ. Каковы бы ни были его мотивы, таких глаз не бывает у того, кто перестал любить. Она заметалась по комнате, не зная, что делать и куда бежать, и вдруг, подбежав к окну, увидела, как к дому подходит Атаринкэ. * * * «…Турко меня достал — в прямом и переносном смысле. Вот не лень ему было полночи и полдня колотиться в дверь мастерской, нести какую-то чепуху, то угрожая, то умоляя помочь. Выудил меня он фразой, что приехал Нельо и ему срочно нужен я. Пришлось выйти. Майтимо обнаружился в столовой и даже не догадывался, зачем я ему понадобился. Да, у Светлого с фантазией всегда хорошо было, только в мелочах прокалывался, тоже всегда. Что ему стоило попросить старшего чем-то меня занять… Ладно, раз уж вышел, можно и поесть. Нет, вы только посмотрите на это белобрысое чудо-умиляется тому, что я ем. Прямо как тогда, давно-давно, когда я смог первый раз поесть ложкой и ничего не разлить. Невольно улыбнулся. Когда мы остались вдвоём Турко спросил: — Не хочешь ничего мне рассказать? Помолчав какое-то время, взглянул ему в глаза и жестко ответил: — Только то, что я трус. Больше ничего. Молча встал из-за стола и пошёл к себе в комнату. Измерив вдоль и поперёк её своими шагами, быстро переоделся, переплёл волосы и вышел из дома. Никто не смеет называть Куруфинвэ Феанариона трусом. Даже он сам. Я шёл к Лехтэ — не извиняться, не обвинять её, нет. Мне нужно было знать, любит ли она меня ещё и согласна ли вновь быть моей женой…» * * * «До дома Лехтэ я шёл быстрым и решительным шагом. В начале пути я даже продумывал, что скажу ей и как, однако вскоре отказался от этой затеи — неизвестно, будут ли мне рады или сразу выставят вон за порог. Да и самому бы выдержать и не накинуться на неё сразу. На крыльце я на мгновенье остановился, зажмурился и, открыв глаза, постучал в дверь. В доме послышались шаги, и вскоре дверь открылась — Здравствуй, Лехтэ, — немного не своим голосом поздоровался я с любимой…» * * * — Здравствуй, — поздоровалась Лехтэ и чуть было не добавила «любимый». Кровь отлила у нее от лица. Опять зашумело в ушах. Она медленно отступила, давая Атаринкэ пройти и не имея сил сказать сейчас хоть слово. * * * «…Я зашёл в дом и притворил за собой дверь. Лехтэ была бледна и, казалось, сейчас упадёт в обморок. Так испугалась меня или… Не зная, как лучше начать разговор, хотел уже сразу, без церемоний сказать ей о своих чувствах. Побледневшая Лехтэ чуть качнулась. — Что с тобой? — всерьёз испугавшись, спросил я. — Тебе нехорошо? Чем помочь?..» * * * «Да, — хотелось сказать ей, — скажи, что прощаешь!» Хотя, наверное, эти слова были бы больше похоже на истерику. Любая помощь сейчас будет бесполезна. Что он может сделать? Дать воды, помочь сесть на диван? Нет, не то, все не то! Не поможет! — Я ждала тебя, — прошептала она еле слышно. — Прости… И, уронив лицо в ладони, заплакала. * * * «…Внутренняя пружина не выдержала и сорвалась, как только я услышал её слова. В один прыжок оказавшись рядом, я обнял Лехтэ, прижал к себе на мгновенье, а потом, чуть отстранив, убрал её ладони от лица, поцеловал её глаза и тихо прошептал: — Не плачь, любимая. Всё будет хорошо, мы больше не расстанемся, никогда. Обхватив её лицо ладонями и глядя в её серые глаза, вновь признался: — Я люблю тебя, Лехтэ. И, прикрыв глаза, едва коснулся её губ своими…» * * * — Мелиндо, — шептала Лехтэ, чувствуя, что сходит с ума от ощущения почти забытых объятий мужа. — Прости меня, я так виновата… А потом Атаринкэ поцеловал, и Лехтэ, не раздумывая, обняла его за шею и с жаром ответила. * * * «…Поцелуй Лехтэ был такой искренний и такой горячий, что я всё-таки не выдержал. Подхватив не сопротивляющуюся жену на руки, я понёс её наверх, в её спальню. На пороге всё-таки одумался и вопросительно взглянул на жену…» * * * Перехватив взгляд мужа, Лехтэ улыбнулась счастливо и молча кивнула. И обвила его шею руками. * * * «…Получив согласие Лехтэ, я аккуратно опустил её на кровать. Не переставая целовать жену, я скинул сапоги и почти полностью накрыл собой. Как же ты прекрасна, любимая. Распустив завязки её платья, медленно потянул его вниз, открывая её нежную кожу. Казалось, что время остановилось. С помощью Лехтэ, я избавился от рубашки, а чуть позже и от всего остального. Я не спешил, стараясь быть нежным, лаская и шепча слова любви. Когда же пульс стал стучать в висках подобно молоту, а дыхание превратилось в выдохи-стоны, наши тела наконец соединились, а фэар ликовали. Спустя какое-то время Лехтэ, совсем как раньше, уютно устроилась у меня на плече и заснула. А я лежал и улыбался-сегодня я вернусь домой не один. Жизнь наконец-то обрела свой смысл…»