Кокон безумия

I have my own fun I have my own sun I'm going back home I'll be there alone I don't wanna hear Things waking my fear Again (Mushmellow — Loser)

      Грязноватый потолок стал медленно вращаться перед глазами, словно его кто-то взял и стал упорно трясти. Краски вдруг приобрели какой-то другой цвет — более яркий, насыщенный, четкий. Ваас лежал на кровати, неустанно пялясь в потолок. Вот уже минут пятнадцать как назад он принял мескалин. «Почему я вообще пошел в этот ебаный храм?» Посещение храма опустошило мужчину и вылизало из него все воодушевление. Ему казалось, что прийти туда была удачная мысль, особенно после неприятного визита Броди. Но все оказалось не так гладко и спокойно, как на первый взгляд. Монтенегро прикрыл глаза, чувствуя полную расслабленность. Тело слегка онемело и мужчина не чувствовал свое точное положение в пространстве. Он не мог сказать, где находится и как поставлена его конечность, согласно телу. Придя домой, Ваас полагал, что чувства, накрывшие его в храме — останутся там. Но увы, так не произошло. Все эмоции, чувства медленно наползали на его разум вновь и вновь, терзая душу и тело. Монтенегро решил искать поддержку в мескалине, ведь наркотик мог увести совсем не в темную, страшную часть сознания мужчины. Однако, так ли происходило это сейчас?       Открыв глаза, работорговец понял, что вновь смотрит на дверь храма, которая густо обросла мхом. Его ладонь неуверенно легла на дверь, ощущая холодный камень. Дверь с характерным скрежетом медленно открылась, заманивая путника внутрь. «Блять… а потолок то где?» Но не было никакого потолка. Ваас вновь прыгнул в свои же воспоминания о храме, от которых решил сбежать. Он снова оказался один на один со своими чувствами далеко не самыми приятными. Вновь молчаливые статуи, как когда-то давно, повернули свои каменные головы и взглянули на Вааса с какой-то тоской. Кажется, они были рады увидеть его вновь. Еле уловимый запах благовоний щекотал нос мужчины и он закрыл глаза, ясно понимая, что никаких благовоний тут нет. То, что он ощущает — лишь яркое воспоминание. Медленно открыв глаза, он посмотрел на статуи и, не понимая, что делает, сложил руки в молитве, совсем как они. Он смотрел на них, ожидая хоть какого-то мысленного напутствия. Однако статуи древних жрецов оставались безмолвными. Монтенегро неуверенно стал идти дальше, опустив руки. Храм — место священное и даже несмотря на то, что Цитра вместе с Джейсоном его пытались как угодно осквернить, он все равно сохранил в себе что-то таинственное, мистическое. Ваас оказался готов поставить на то, что Джейсон ничего такого не почувствовал, ведь он обычный белый мальчик, который стремится все вокруг разрушить и сбежать прочь. Под его ногами приятно хрустели ветки, а вдали виднелось огромное дерево, совсем как в Аманаки. Его ветки, усыпанные изумрудно-зелеными листьями, тянулись к небу в какой-то божественной молитве. Монтенегро остановился прямо посередине от одиноких вечно молчаливых статуй, взглянув на древесного гиганта и мягко ему улыбнувшись. Ваас чувствовал и ощущал себя совсем не так, как должен был, даже по отношению к этому дереву. Однако… «Джейсон не спалил его. Удивительно, как это долбоеб не сделал этого.» Ветки дерева вдруг зашевелились и, словно в фантазийном фильме, потянулись к Ваасу, будто руки. Мужчина стоял, с удивлением наблюдая за данной метаморфозой. Жесткие ветки добрались до него и, будто множество пальцев, оплели его голову, сжав. И в этот момент реальность померкла, оставив самые неприятные и жестокие воспоминания. Ваас вдруг вспомнил себя, отчаянного и потерянного мальчика, который со всей теплотой на сердце обнимал это священное дерево со слезами на глазах. Тогда Ваас умолял дерево дать ему надежду на чудо. Он хотел, чтобы сестра стала такой, какой была прежней. Он лишь хотел обычной жизни, где нет никакого насилия, травли, боли, мучений. Но Монтенегро не повезло. С детства он бежал от насилия и презирал его, не понимал. А теперь и вовсе купался в нем, потому что лишь оно спасало короля пиратов от той пронзительной душевной боли, которая когда-то родилась в этом храме. И она вновь, словно горящая стрела, ударила прямо в мозг. Чувства с резкой, непривычной болью вырвались наружу и потекли горячим металлом по жилам. Ваас рухнул на колени, отдаваясь той самой беспомощности и растерянности, которую испытал очень давно под этим храмом. «Пожалуйста, пожалуйста, пусть сестра станет прежней… Я ведь ее так люблю.» Боль текла по жилам, отправляя каждый орган, ткань, клетку. И, казалось, не осталось места, к которому она бы не прикоснулась своим острым щупальцем. «Люблю… Зачем она так поступила?» Острый нож проник в мягкую, податливую родную плоть, а слезы застыли на глазах. «ЗАЧЕМ ОНА ЗАСТАВИЛА МЕНЯ ИХ УБИТЬ?! МАМА!» Ваас крепко зажмурился и открыл рот, издав настолько душераздирающий рев, от которого, казалось, содрогнулись даже стены храма. Он пробуравил воздух, словно рой личинок, прогрызающих свой путь в гнилом мясе. Смех Цитры послышался где-то сзади, а затем одобрительные возгласы. Она была счастлива достичь того, чего желала больше всего. Именно тогда ее ступня мягко приземлилась на дорогу, выглаженную отравой лжи. И сияющая ядом корона манипулятора села на ее голову. «Что мне теперь делать? Я убил… Я УБИЛ РАДИ НЕЕ! МАМА, ТЫ СЛЫШИШЬ? РАДИ НЕЕ!»       Мужчина открыл глаза, почувствовав, как катится слеза по его щеке. Голова его оказалась свободна, а дерево стояло, как и прежде протягивая свои прекрасные ветки к унывающему небу. Ваас не мог позволить себе вот так вот утонуть в страдальческих воспоминаниях. Он не мог отдаться вновь превратиться в маленького беззащитного мальчика. Не сейчас. И в нем еще оставались силы на борьбу. «НАХУЙ, БЛЯТЬ… НАХУЙ!» Монтенегро тихо вздохнул и взглянул на небо, только вот привычной синевы там не оказалось. Кроваво-красные краски стекали по небу, словно по холсту. Ваас зачарованно наблюдал, как капли медленно просачиваются в белые облака, словно в вены, наполняя их. «Что за хуйня творится вокруг?! Что за хуйня творится со мной?!» Он не понимал, однако, боялся куда-то не туда взглянуть, дабы вновь не исчезнуть в пучине нестерпимой боли. Ваас терпеливо боролся с собой, стараясь вновь не утонуть в тех грязных, далеких воспоминаний. Особенно пугало воспоминание, когда сестра обманом заманила его на алтарь и попыталась изнасиловать. И когда он не повиновался, острый, как бритва, кинжал прошелся по его голове. В результате он на всю жизнь получил шрам. Кровь стекала с неба и падала крупными каплями на тело Вааса, быстро испаряясь, словно его тело достигало немыслимой температуры. Мужчина встал и повернул голову к каменным стражам храма. Именно через проход между ними ему предстояло войти и пойти к алтарю. Но не успел он сдвинуться, как одно из существ вдруг ожило, сойдя со своей вековой позиции. Каменные тяжелые лапы неестественно передвигались по земле, беспощадно топча под собой ветки и траву.       — Мы ждали, когда вернется истинный хранитель храма. Мы ждали, — безэмоциональный голос ударил Вааса по ушам буквально ото всюду. Второе существо тоже сошло с места и теперь они, как один, синхронно, двигались к Монтенегро. Мужчина стоял, не в силах пошевелиться и поверить в то, что происходит. Ведь это было просто нереально. Камни не должны двигаться по своей воли и уж тем более разговаривать. «Блять, где гребаный потолок?!»       — Истинный хранитель… Истинный хранитель, сбежавший от своей сестры. Сбежавший от смерти, — шепот холодного голоса раздавался ото всюду. Ваас закрыл глаза и уши руками, стараясь сопротивляться увиденному. Ведь то, что он видел не происходило в его воспоминаниях. «Будь проклят этот ебучий мескалин!»       — Прими себя, возроди племя. Прими себя, — послышался голос совсем рядом с ним, а топот тяжелых лап стал еще четче.       — А может уже слишком поздно? — спросил такой же безжизненный голос откуда-то справа. — Вендиго наползла на племя страшной чумой и теперь каждый заражен статусом «добыча». Вендиго истребит племя. Ваас не хотел открывать глаза и видеть это представление. Сошедшие монстры никаким образом не радовали и просто послать их к черту вряд ли выйдет. Они явно просто так, по воле, бы не исчезли. Монтенегро раньше любовался этими статуями, но теперь они его слегка тревожили.       — Он слышит… Он повис над островом порочной звездой, топот исчез и, кажется, статуи заняли позиции теперь рядом с работорговцем. — Он слышит каждое наше слово и знает обо всех наших тайнах. И о твоей тоже, Ваас. Он знает, что ты сделал ради Цитры в тот роковой день. Монтенегро хотел открыть глаза и заорать на этих существ, чтобы убирались на свои места и там, как прежде, вечно сидели. Он также понятия не имел, о ком беседовали статуи. Кто был вездесущим оком и все слышал, понимал — оставалось загадкой. И выяснить, как ни странно, мужчине это не хотелось.       — Не кори себя, ты ведь сделал это во имя любви. Ваас держался из последних сил, дабы не попытаться прогнать оживших каменных хранителей к черту. Ведь они напоминали ему о прошлом и пытались еще как-то успокоить. Это до боли раздражало работорговца.       — И ее же получил в виде шрама. Любовь — страшная инфекция, которая сожрала тебя изнутри. Но ты исцелился — больше никого не любишь. Монтенегро не мог больше это выносить. Статуи намеренно пытались вызвать в нем болезненные воспоминания, от которых он бежал. От которых его должен был спасти мескалин, но увы, наоборот привел к ним. «ЗАТКНИТЕСЬ! ЗАТКНИТЕСЬ, БЛЯТЬ!» — мысленно взревел он и, казалось, этот мысленный вихрь вплыл в реальность и прозвучал. По настоящему прозвучал, хотя мужчина не разжимал губ. И все голоса стихли, исчезли, затерявшись в могильной тишине.       Ваас нехотя открыл глаза, осматриваясь. Статуи стражей-зверей стояли на своих местах, не давая даже намека на то, что секунду назад они ходили вокруг Вааса и переговаривались.       — Пиздец… Какой-то, блять, пиздец творится вокруг… — озвучил он свою главную мысль и неохотно направился к статуям. На самом деле, он хотел пройти к алтарю и увидеть всю ту степень оскверненности, которую нанесла Цитра. Статуи-стражи не сошли со своих мест и даже не повернули в сторону Вааса голову. Он неуверенно вошел в туннель и как-то неожиданно оказался прямо напротив стены с демоном. Краснолицый демон повернул свое плоское лицо и улыбнулся острыми зубами Ваасу. В этой отвратительной улыбке не было ни капельки доброжелательности. Монтенегро тихо вздохнул. Он не хотел вспоминать все те легенды, которые болтались внутри племени, но…       — Ты должен был защищать свое племя. А ты стал его уничтожать! Позор тебе, воин Талугмай! Позор! — кричал шипящим голосом со стены демон. — Убирайся из этого храма, пока бездна не поглотила тебя! Монтенегро слегка вздрогнул от упоминания его, как воина. Меньше всего ему хотелось думать о себе, как о воине этого никчемного оскверненного племени.       — Пошел на хер. Просто, блять, пошел на хер, красный уебок, — огрызнулся Ваас ему в ответ. — Я сотру тебя с куска этого дурацкого камня и ты будешь забыт на хуй знает сколько времени. Демон угрожающе зашипел, но промолчал. Монтенегро вышел из туннеля, стараясь не акцентировать внимание на чем-то одном. Однако стоило ему выйти наружу, как вновь стало происходить что-то странное. Алтарь находился настолько близко к Ваасу, что это его слегка поразило. Ведь местонахождение алтаря являлось слегка другим.       — Какого хера… — с непониманием произнес Монтенегро, сделав шаг к алтарю. Он не понимал, почему вокруг него еще не происходит чего-то волшебного. Ведь после бегающих статуй и ожившего демона можно ждать чего угодно. Как только его ботинок мягко коснулся земли, алтарь вдруг взмыл в воздух, словно игрушечный. Он завис в воздухе перед Монтенегро и затем раскололся надвое, будто печенье. Из пространства между кусочками стали падать черные большие змеи, наполняя тишину угрожающим шипением. Но падая на землю, они корчились от какой-то неведомой мужчине боли и исчезали. Ваас, наблюдая за этим странным явлением, вдруг понял, что змеи — его воспоминания. Они, вылезая наружу из прочного куска камня, одаряли его страшной мучительной болью, а затем растворялись в небытие. Змеи стали тускнеть, терять свой черный насыщенный цвет, как и все вокруг. Мир перед глазами завертелся, закружился и схлопнулся во что-то единое, неразличимое. А затем все исчезло и кроме грязного потолка ничего не было. Ваас вернулся в реальность, где статуи не разговаривали, а демоны не угрожали со стены.