Сделай шаг ко мне во мрак Отдаваясь свободной страсти. Свет дневной - твой злейший враг, Больше он над тобой не властен Всей душой почувствуй ночь, Приобщись к ее темной тайне. Прогони сомнения прочь И поверь в то, что сны - реальны. ("Соло ночного кошмара", мюзикл Бал Вампиров)
***
Замок фон Кролока, ранняя ночь. Ярик, аки Альфред, уложил профессора спать и собирается, как и завещала Сара, принять ванну. С пеной и той самой губкой, которую подарила возлюбленная. Ах, как прекрасно она поёт, её голос даже сейчас слышится Альфреду. Или не слышится? Он замирает, не успев стянуть с себя второй башмак, и прислушивается. И действительно, кажется прямо из-за стены льётся песня. А потом стена, оказавшаяся тайной дверью в покои сына графа открывается, и на Альфреда несётся милый, лиловый ураганчик около двух метров ростом. И он не успевает ничего понять, сказать или сделать, даже рубашку свою не успевает прихватить, как оказывается увлечен в помещение, смежное с ванной. Это, можно сказать, небольшая гостиная или большая спальня, если учесть огромную кровать с балдахином. А кроме неё и нет ничего больше, так, пару ваз и тумбочка. Черные вперемешку с бордовыми розы и дорогущий антиквариат. Альфред, конечно только мельком, успевает заметить всю эту красоту, так как быстро оказывается на атласных простынях, да ещё и со связанными ногами. И где теперь искать второй башмак? — Вчера ты слишком быстро бегал, mon chéri, — улыбается ему Герберт. — Связать тебе ручки, или будешь ХОРОШИМ МАЛЬЧИКОМ? (голос опускается до низкого баритона). — Ннет, — заикается Альфред, во все глаза глядя на нависшего над ним блондинистого красавца. — Вот и умничка, — приподняв своими длинными холодными пальцами подбородок мальчишки, Герберт чмокает его в носик и, взметнувшись с кровати, включает не замеченный нами прежде граммофон. По комнате разносятся приятные динамичные мелодии (соло ночного кошмара без слов). Взлетев на прежнее место, вампир хватается за деревянную, украшенную искусной резьбой опору и, щегольски взметнув полами плаща, начинает жаркий танец. «Жаркий» это определение самого Альфреда, потому что, несмотря на то, что он остался в одних только подштанниках, холода он совсем-совсем не чувствует, а через пару минут и вовсе приходится дрожащими руками вытерать испарину, выступившую на лбу. Ещё бы, такой танец… Герберт тем временем, скинув плащ, крутится вокруг своего импровизированного шеста как заправский пилонист, при этом не забывая снимать части одежды и кидать на Альфреда заигрывающие, слегка плотоядные взгляды. Оставшись без рубахи, Герберт дарит своему насильно приведенному гостю воздушный поцелуй и, подтянувшись на перекладине, (что даёт возможность полюбоваться на прекрасные бицепсы), перебирается к столбу у изголовья кровати, дабы оттуда, изящно изогнувшись, сорвать поцелуй с теплых, приоткрытых в удивлении губ. Альфред от изумления даже возразить ничего не может и, воспользовавшись его замешательством, Герберт переползает ближе, углубляет поцелуй и распускает руки. Мальчишка такой худой, с выпирающими косточками, и такой тонкой кожей, что через неё можно почувствовать токи крови и биение сердца. Быстрое и мощное. Острые ногти оставляют яркие красные полосы, даже если он проводит совсем легко, только вот в пылу страсти легко не получается, и он, грозно урча, слизывает капли крови с подрагивающей спины и боков. Альфред мечется под ним, ярко-белым, живым пятном выделяясь на огромном чёрном пространстве, и Герберт уже ничего не видит вокруг: он ласкает его и впивается в услужливо подставленное запястье, пьёт сладкий нектар и зализывает ранки, чтобы вновь припасть к жаждущим, ищущим губам. Альфред не помнит, где он и зачем, он, возможно, даже не помнит, кто он. Но он знает, что ему мало. Мало воздуха, мало поцелуев, мало остужающих прикосновений. Настолько мало, что он боится сгореть в кровавых глазах, от которых нельзя отвести взор. Он весь подаётся вперёд, с мольбой глядя на холодное божество перед собой, выгибается, подставляя оголённую шею, и шепчет — Пожалуйста. О, Герберта не нужно просить дважды, его и вовсе не обязательно просить, но он находит это довольно приятным. Усмехнувшись, он наваливается на Альфреда всем телом и наконец-то кусает его по настоящему, переплетая свои пальцы с его, придерживая его голову, успокаивающе поглаживая. Даже голодный Герберт — нежный Герберт. Мальчишка под ним вскрикивает, немного хныкает и затихает. Сердце его останавливается, кровь прекращает толчками выливаться из перекушенной артерии и теперь только медленно сочится, не успевая засохнуть или испачкать подушку — Герберт лениво слизывает её, наслаждаясь приятным медовым послевкусием. Он ещё некоторое время лежит на кровати, облизываясь и играя с остывающими пальцами Альфреда, придаёт его разметавшимся волосам пристойный вид и наконец встаёт. Вложив в окровавленную ладонь белую розу, Герберт уходит удовлетворенным. Теперь у него будет новый партнёр на балу.