*
На большой ужин она спустилась в боевом облачении. Крепкий кожаный доспех с металлическими вставками, длинный темно-фиолетовый плащ с оторочкой из белого меха, высокие сапоги, спереди охватывающие ногу стальным щитком, кожаные штаны. Ее волосы служанка собрала сзади, тяжелые косы были скреплены черепаховым гребнем. Главный зал Скайхолда вместил сотню человек; он был ярко освещен свечами и магическими свет-камнями. Приближенный маг переходил от одного светильника к другому, искоса поглядывая на собравшихся гостей. Они не были знатью или аристократами, как это бывало во времена борьбы с Корифеем или в дни восстания Кругов. Каждый из присутствовавших умел держать оружие и сражаться, а еще каждый хотел положить конец угрозе эльфийского вторжения. Здесь присутствовали маги и воины, храмовники и усмиренные, солдаты и лекари, шпионы и рыцари. Блестящие глаза обратились взором к Инквизитору Лавеллан, стоило ей подняться с массивного трона из драконьего черепа. Она смотрела, как в тревоге бьются их решительные сердца и закусила губу. Раньше, намного раньше, когда только Кассандра Пентагаст объявила Лиату Инквизитором, Лавеллан испытывала неуверенность, боязнь перед светскими сборищами. Спустя два года Лиата собирала не знать, а будущий костяк ее личной армии, едва зависящей от воли Инквизиции. — Мы стоим на пороге новой войны, — сказала она без предисловия. Дориан Павус, все время скрывавшийся в полутьме портьеры, выпрямился и важно кивнул, обводя взглядом собравшихся. Он вернулся ради Лиаты в Скайхолд вместе с остальными, готовый и дальше сражаться за будущее. — Наш новый враг хитрее и умнее нас. Все это время, прикрываясь стремлением помочь закрыть Брешь и победить Корифея, он играл нами, как марионетками. Может, и были правы те из вас, кто увидел в нем подлого и недостойного доверия эльфа. И те, кто не раз предупреждал: маги опасны в сути своей. Но мы давно перестали смотреть на колдунов, как на прокаженных. Отныне они обучаются в престижных коллегиях, академиях, и вольны выбирать: странствовать по миру или служить знати. В толпе возник негромкий перешепот, но оборвался, стоило Лавеллан вскинуть точеный подбородок. — Маги — наши верные союзники, как и новый орден храмовников. Мы могли бы жить в мире и взаимопонимании, но Тедасу угрожает бессмертный. Эльф из давних времен, когда наши соплеменники были вечны, а смертью их являлась uthenera, сон, греза в Тени. Боюсь, что когда я лишилась руки и Якоря, я узнала ужасную правду. Солас далеко не обычный эльфийский маг. Он — эванурис, то, что мы, долийцы, назвали бы богом. И он есть суть Фен’Харел, Ужасный Волк. Присутствующие зашептались. На этот раз Инквизитор позволила им немного поговорить и переварить полученную информацию. — Знаю, ваша вера подвергается ныне испытанию гораздо более серьезному, чем когда Корифей объявил о пустоте в пределах Черного Города. Наш противник вдоль и поперек изучил наши методы работы, наши тонкости, даже курс наших решений не укрылся от его внимательного взгляда. Более того, — Лиата повысила голос, перекрывая возмущенный говор в дальней части зала, — более того, Фен’Харел в нашей мифологии — печально известный Бог Обмана, готовый жертвовать и предавать ради конечной цели. — И эльфы поклоняются этому… богу? Вот до чего может довести отсутствие праведной веры, веры в Создателя! Выкрик донесся из зала, и Лиата тут же выцепила взглядом нарушителя спокойствия. Ею была немолодая женщина с вымученным взглядом и гривой седеющих волос. Инквизитор шевельнула пальцами руки, и жертву тут же схватил за плечи рослый рыцарь в доспехах с эмблемой рода Кусланд. Один из отряда, отправленных сэром Фэргюсом на просьбу о помощи Инквизиции. Из тех, кому Лиата могла доверять. Воин протащил вопящую женщину через зал и швырнул ее к ногам Лавеллан. Никто и не пикнул. За последний год Лиата сильно изменилась. В ней будто надломилось нечто важное. Она стала жесткой, сухой и больше не разменивалась на разговоры по душам и добрые приветствия. — Я… Я всего… Всего лишь сказать хотела… Хотела сказать… — мямлила женщина на полу, съежившись под взглядом темных глаз Инквизитора. — Не надо ничего говорить, — перебила ее Лавеллан. — Я поняла, что ты имела ввиду. Мы все поняли, не так ли? В ее голосе не было угрозы, но присутствующие согласно кивнули. — Вот видишь, — эльфийка изобразила улыбку на лице. — Позволь, я подведу итог твоим словам? Ты всего лишь хотела сказать, что вера в Создателя не позволяет тебе уверовать в эльфийского бога, так? Не понимая, что происходит, женщина так остервенело кивнула головой, что ее прическа распалась, локоны упали на изнеможенное лицо. — И совсем не хотела, что Создатель воздвиг тебя своим глашатаем, так? То, что Создатель возвысил вашу расу? — Лиата прищурилась. — Я не верю в Создателя, это так. Но я хочу, чтобы каждый из вас верил в то, что приносит ему умиротворение. В то, что защитит вас вашими молитвами, когда настанет последний час. Я — долийка прежде, чем Инквизитор. Я воин. Пусть менее смертоносный, чем пару недель назад, — Лавеллан усмехнулась и позволила толпе издать невнятный смешок, — но все еще способный дать отпор. Словесно или физически, неважно. Она медленно обвела взглядом собравшихся. — Эльфы были первыми. Не потеряй мы бессмертия, мы бы правили людьми и праведной верой считалась иная религия. Кто я такая, чтобы осуждать вашу веру? Кто она такая, чтобы осуждать мою? Лиата Лавеллан тяжело вздохнула и потерла рукой плечо. Покажи она им свою озлобленность, и ее осудят. Она давно научилась видеть, кто и когда был готов следовать за своим лидером, а кто пребывал в сомнениях и нерешительности. — Я прощаю тебя, потому что тобой руководит страх. Ты потеряла на войне близких. И новая война не сулит тебе ничего хорошего. Ты боишься, а в ужасе перед грядущим ты готова винить тех, кто навредит твоему счастью, даже если не представляет угрозы непосредственно для тебя, как человека. Лиата вскинула бровь. Рыцарь помог женщине подняться на ноги. Она сразу же попыталась затеряться в толпе, но первый ряд сомкнулся, и она осталась стоять, словно нагая, перед взором Инквизитора. — Возможно, эльфы недаром почитают жестокого, лживого бога, надеясь, что однажды его свирепый взор минует их на пути к достижению цели. Фен’Харел издревле был защитником наших племен перед опасностями, которые уготовила жизнь для всякого живого существа. Но теперь… Теперь, когда мы знаем правду, мы вынуждены принять факт, что многого в существующем мире не понимаем или понимаем превратно. Наш враг пришел из времен, когда ни вас, ни меня еще не было в планах. Наших племен не существовало тогда, когда расчетливый бог вершил свое правосудие, пытаясь изменить мир. Лиате с трудом дались эти слова. Она подумала, что упоминать о том, что именно Солас был ответственен за Брешь и за создание Завесы будет неразумно и опустила эту часть обращения к своему воинству. Конечно, ее советники — Жозефина и Каллен — прекрасно были осведомлены о первом и также не догадывались о втором. После всего, через что они прошли, Инквизитору казалось неправильным разрушать основы их веры. Она и сама не до конца поняла было ли все, рассказанное Соласом, правдой или лишь частью этой правды? В ее представления о мире не укладывалось и без того многое, что она узнала за последние три года. — Создатель, Камень, пантеон эльфийских богов — что мы знаем о них наверняка? Легенды, сказки, небылицы. Из всех верований лишь Андрасте была реальна. Мы не можем утверждать, но мы можем верить. И я верю, что вы не предадите Инквизицию, не предадите наше дело, не предадите меня. Мы должны стоять крепче, чем стояли перед нашествием порождений тьмы во времена Пятого Мора. Крепче, чем когда маги и храмовники разрушили привычный нам уклад мышления. Крепче, чем когда сокрушали тевинтерское порождение тьмы у руин Убежища… Дориан хмыкнул при этих словах. — Мы соберем армии, не одну и не две. Больше. Мы дадим Ужасному Волку отпор, ибо его последние слова гласили, что для возвращения его мира, наш мир должен умереть. Вы же не хотите умереть, так ничего и не осознав? Не хотите, чтобы ваши дочери, ваши сыновья прислуживали бессмертным богам? Не хотите, чтобы разрушилась Завеса и в наш мир проникли демоны и духи? Потому что, это — то, что грядет. И мы должны быть сильны, как никогда. Зал взорвался криками одобрения и боевыми кличами. Лиата Лавеллан не сомневалась, что ее речь вызовет отклик. Но масштабы удивили эльфийку, когда она вышла во двор. Собравшиеся чествовали ее, прикладывая руку к груди и кланяясь. Все, чего хотела Инквизитор, так это чувствовать уверенность в том, что эти люди не бросят ее на половине пути теперь, когда знают об опасности. Об опасности, угрожающей самому мирозданию.*
Комната Соласа без самого мага выглядела пустой. Каждый шаг — непрошеные воспоминания, от которых Лиата не могла избавиться. Он был ее первой взрослой любовью, когда два эльфа наравне оценивают способности друг друга и жаждут познавать мир, некогда бывший в их безраздельном владении. Когда первый поцелуй буквально обжигает губы, а за ним — за невинным наслаждением — приходит желание, тянущее внизу живота, непонятное и пугающее. Лиата Лавеллан жаждала Соласа, как никого прежде. И хотя случалось ей раньше видеть красивых мужчин и испытывать вожделение, лишь с Соласом хотелось большего. Жаль, что он не был в ней заинтересован, насколько она — в нем. Ей следовало бы догадаться, что его слова не лишены смысла. Он предупреждал, он знал, что в конце концов ей будет больно. Так больно, что Лиата забывала как дышать. Дверь в его комнату открылась со скрипом. Здесь все осталось в том порядке, как и в день, когда Солас не вернулся обратно. Слишком поздно она заметила, что он забрал с собой почти все свитки, над которыми корпел вечерами без сна и еды. Остались лишь милые безделушки: чернильница и чайник на черепашьих лапах, осколок лириумной руды, потускневшее вороново перо, ворох наполовину исписанных свитков. Его кресло, обитое алым бархатом, с массивными ручками из темного дерева, стояло на прежнем месте. Запах самого Соласа практически выветрился, но Лавеллан убеждала себя, что все еще ощущает его присутствие здесь. Может сейчас, за одним из элувианов, Солас грезил в Тени и сидел в своем кресле, наблюдая за ее болью и за ее отчаянием. Долийка воровато оглянулась и уселась в кресло. Если ему оно так нужно, то пусть приходит и забирает. Лично. Безо всякой магии. Конечно, ничего не произошло. Лиата должна была догадаться о том, что Солас — не простой эльф-отступник, желавший познать тайны прошлого. Взять его картины: темные и тревожащие душу, яркими вспышками красок освещены ключевые решения Лиаты как Инквизитора. Повсюду черные фигуры волков. Огромные хищники, сопровождавшие Лавеллан, куда бы она не пошла. Никто так не стремился рисовать волков, как это делал Солас. Ведь он изображал древние эльфийские статуи, посвященные самому себе. Фен’Харел прокрался тихо. Мягкие лапы ступали бесшумно, а чуткий слух позволил слышать все, что происходило в замке. Он как следует подготовился. Он точно знал, что делает. И делал это с удовольствием. Лиата ненавидела себя за то, что доверилась ему. Доверилась единственному, кому не следовало бы доверять вовсе. Что, в сущности, она знала об Ужасном Волке? Что она знала о Соласе? — Пообещай, что никогда больше ни в кого не влюбишься, — хмуро произнесла Лиата самой себе. В тишине комнаты эти слова прозвучали неожиданно громко. — Доверять — тоже не надо, не твое это, Ли. Эльфийка хмыкнула. Можно представить, что она разговаривает с Соласом. Но разве они болтали бы об этом? Вряд ли. — Ну, он предупреждал, что тебе будет больно. — Я думала, что он это так… Несерьёзно. Диалог самой с собой оказался полным сожаления. Лиата замолчала, водя пальцами руки возле культи. Он мог бы не забирать у нее Якорь. Она готова была идти за ним, через тысячи зеркал, если бы потребовалось. Он отказал ей. «Не хочу, чтобы ты видела, каким я стану». В душе разрасталась черная дыра. Она вытягивала из Лавеллан все, что у нее оставалось. Любовь приносит боль. Только боль. Расплата за счастливые часы, пока ее губ касались губы Соласа. Ее время настало, и она об этом знала. Но внутри словно что-то умирало.*
Женщину, осмелившуюся высказываться против веры долийских эльфов, подвесили на крюках над пропастью в темнице. Она визжала и вырывалась, умоляла о пощаде и клялась в верности. Ее раздели догола, а затем сковали тело цепями. Лиата безучастно смотрела, как приводят в исполнение ее приговор. Через несколько дней Инквизитор вызвала доверенного мага и приказала ему исцелять женщину столько, сколько потребуется и покуда она не отменит своего решения. Поглаживая холодными пальцами ключ, висевший на груди, Лавеллан зловеще улыбалась. Она хранила мрачную и недобрую тайну.*
Через неделю проводники из Скайхолда привели к ней мужчину. Высокий и поджарый, он производил положительное впечатление. Смуглую кожу оттеняли длинные белоснежные волосы и лириумные татуировки, покрывавшие тело от шеи до кончиков пальцев ног. Как и Солас, он предпочитал ходить наполовину босиком. Лиата смотрела на него оценивающим, изучающим взглядом, каким никогда бы не осмелилась глядеть на возлюбленного. В ее взгляде презрение мешалось с заинтересованностью и желанием обладать им. Это были чувства незнакомые и несвойственные ей, чувства, которые стали частью ее новой сущности. — Должно быть, вы — Инквизитор, — сказал гость хрипло. — Меня зовут Фенрис, я прибыл из… — Я знаю, откуда ты, — Лиата по-птичьи склонила голову на бок. — Да, я и есть та самая Инквизитор, Вестница и просто Лиата Лавеллан. Эльф на троне. Фенрис хмыкнул, и Инквизитор расценила это как добрый знак. Она все еще не могла предугадать на чьей стороне в грядущем конфликте мог бы оказаться лириумный воин. Поэтому пыталась сделать это сейчас, прокручивая в голове все имеющиеся у нее сведения об этом беглом рабе, эльфе, который убил своего хозяина, тевинтерского мага Данариуса. Он на дух не переносил магов и не верил в мирное сосуществование. Ему придется работать с магами, если он захочет остаться в Инквизиции, разумеется, а пока Лиата присматривалась к нему, продумывая их диалог наперед. — Я хочу предложить сотрудничество, — сказала она наконец, осознав, что молчание сильно затянулось. В зале они были одни. Даже слуги и приближенный маг покинули тронный зал, узнав, что у Инквизитора запланирована встреча. Свет-камни тускло мерцали в полутьме. — Я мало церемонюсь со своими воинами, — прищурилась Лавеллан. — Они знают сколь быстра смена моего настроения. Я не смогу предложить тебе больше, чем предложу сейчас. И не буду извиняться за решения, которые принимаю каждый день. В голосе Лиаты лязгнула сталь. Фенрис смотрел на нее изумрудно-желтыми глазами, но по его лицу было сложно понять, о чем он думает на самом деле. — Мне нужен эльф, которому я смогла бы доверять. Тот, кто пойдет со мной в самое пекло, не предаваясь сомнениям. Тот, кто никогда не изменит своего решения, своей позиции. — Лиата облизнула губы. — Тот, кто не предаст. Фенрис кивнул, неохотно. Он переступил с ноги на ноги и осведомился: — Почему я? Лиата думала, что ответ на этот вопрос лежит на поверхности и на него не надо будет отвечать. Она откинулась на спинку трона и прикрыла глаза. — Рианнон хорошо отзывалась о тебе, — пожала она плечом. — Ты — эльф. И ты не любишь магов. Тот, против кого я собираюсь выступить — маг. Опасный и хитрый маг. Боюсь, что он самый коварный враг из тех, с кем мне приходилось иметь дело в последнее время. Я рассчитываю на то, что ты сможешь сказать ему «нет», когда он попросит шпионить за мной. Инквизитор глубоко вздохнула. Она никому не могла доверить правду. Так почему — не ему, этому лириумному воину? — Я не доверяю людям. — Ты не будешь доверять и мне, — ухмыльнулся эльф. — Тебя уже предали. И теперь ты в каждом видишь двойное дно. Лиата улыбнулась уголком губ. На мгновение ей показалось, что Фенрис точно знает, о чем она говорит. Это могло как пойти ей на руку, так и сыграть против нее. Но у нее было не так много вариантов, чтобы разбрасываться кандидатурами. — Со временем, возможно, — сказала она, бросая на лириумного эльфа нарочито безразличный, холодный взгляд. — Я не буду обещать этого. Фенрис помолчал. — Я рад, что ты вытащила Рианнон из Тени, — сказал он наконец. — Она — одна из тех немногих людей, которые мне дороги. Она считает себя обязанной тебе. Поэтому я отвечу на твое предложением согласием. Но я не обещаю тебе, что пойду за тобой в самое пекло, я уже там побывал и не раз. Я не обещаю не оценивать твои решения, и если они мне не понравятся и будут расходиться с моим представлением о том, как должно быть, или с моими убеждениями — я покину тебя. Но у меня нет ни малейшего намерения помогать магам, кем бы они ни были, следить за тобой. Лавеллан усмехнулась. — Ладно. Но, когда Солас придет, умоляю, скажи «нет».*
Скайхолд был его домом. Она узнала об этом два года тому назад и ничего не предприняла. Должна была. Надеялась, что он вернется и ждала, как верная собачонка. Пелена заблуждений давно спала с ее взора. Лиата едва могла поверить в собственную глупость. В собственную любовь. Скайхолд был и оставался его домом. Это была отлично защищенная природными каньонами и ущельями крепость, сотворенная не без помощи древней магии и крепкого камня. Паломники знали сюда дорогу и стекались отовсюду, желая насладиться величием Инквизиции. Солас знал, что Лиата ни за что не расстанется с замком, который стал оплотом ее зарождающейся организации. И был прав. Теперь Инквизитор яснее прежнего видела это. И приняла тяжелое решение. Она не собиралась уводить армию отсюда, где Солас мог следить за ее перемещениями. Она думала об этом вначале, но быстро поняла, что оставаться незамеченной во главе Инквизиции у нее не получится. Обнаружив пропажу, Солас немедленно бы разослал своих самых одаренных шпионов. Может, Лавеллан и была слепа, глупа и наивна. Но за время общения с любимым она многое узнала о нем. А в его отсутствие — и того больше. Их последняя встреча окончилась на агрессивной ноте, что ударило Лиату больнее, чем она ожидала. Именно тогда к ней пришло понимание. И она увидела себя со стороны Соласа. Как видела теперь. Скайхолд — его дом. Он знал его вдоль и поперек, и даже Лавеллан, проведшей за крепостными стенами почти три года, не было известно и половины секретов замка. Идеальный дом. Такой, какого больше ей не видать. Но покинуть его было необходимо. Лиата сделала все, чтобы никто не узнал о ее замысле. Инквизитор Лавеллан успела случайно обронить несколько незначащих фраз о том, что она собирается навестить свой клан. Три года был долгий срок, и Лиате требовался отрезвляющий совет Хранительницы. Уже скоро все знали, что Лавеллан в составе небольшого отряда отправляется на север Вольной Марки. Прежние контакты Лелианы придали пущей убедительности этому факту. Оставалось только лишь назначить дату. Лиата перестала бояться и чувствовать очень давно. Единственное, чего она не перестала желать — так это смерти Ужасному Волку. Волку, что обманул ее и предал ее доверие.