Гнутая кочерга

Марта протёрла подоконник. Подняла соскользнувшую с кресла на пол шаль. Отнесла на место миску. Медленно, смакуя каждый миг этого вечера, она ходила по дому, неторопливо делая всякие мелкие дела, и ждала, пока дети вернутся из убежища. За окном сгущались сумерки, значит, ждать осталось недолго. Гудел генератор, вспыхивал ритмичными всполохами. Хороший, успокаивающий звук. Он будет гудеть всю ночь: угля нарубили достаточно. Можно спать спокойно, не боясь ничего. Марта всего пару месяцев знала, как это: не бояться, и уже готова была на любые жертвы, лишь бы так оставалось всегда. В детстве она до смерти боялась отца. Он приходил с работы усталый и нередко нетрезвый: паб стоял по дороге от завода домой, и отец заходил пропустить стаканчик каждый раз, когда у него водились деньги. Мать велела им, детям, не беспокоить его ничем, не шуметь, когда он приходит, не перечить, если он что-то велит. Но он всё равно сердился, кричал на них, иногда бил. Ведь у него такая тяжёлая работа, она делает раздражительным. Замуж Марта вышла рано, в девятнадцать. Отец заявил, что она уже достаточно взрослая и может избавить семью от лишнего рта. Марта не понимала, почему её рот лишний, ведь она уже работала на фабрике и всё до последнего пенни отдавала родителям. Но перечить отцу было нельзя, и она вышла за Джесси. Что такое «убоись мужа своего», ей не требовалось объяснять: трепет перед крепкими мужскими кулаками был ей хорошо знаком. Джесси бил её чаще, чем отец, потому что у отца были мама и трое детей, а у Джесси — только Марта. Да и работал он полегче: не на угольной шахте, а в продуктовом магазине грузчиком. После работы у него оставалось больше сил. Марта очень старалась ему угодить, но мужчины так переборчивы. Когда настали холода, она больше всего боялась, что Джесси бросит и её, и детей — они были совсем маленькими, сплошная обуза — и сбежит на север сам или с какой-нибудь молоденькой и сильной вертихвосткой. Но он оказался хорошим мужем и отцом. Так и сказал ей: «Не бойся, мы поедем вместе, и пока у меня в жилах течёт горячая кровь, я буду вас защищать». Слово он сдержал. Путешествие было страшным, многие умерли, а Джесси порой приходилось едва ли не зубами выгрызать четыре пайка — чтобы хватило всем. Если дети хныкали от голода, он успокаивал их кулаком: они должны понимать, что здесь всем плохо, все хотят есть, пить и в тепло. И если те, кому чаще всего достаётся вдоволь еды (Джесси был силён и умел быть полезным даже посреди Северного моря), будут ныть, более голодные попросту выкинут их за борт. Марта не жаловалась никогда. Её муж пластался, чтобы она и дети выжили. Если не удавалось достать четыре пайка, он распределял добытое поровну между всеми, хотя, чтобы полноценно работать, ему нужно было полноценно и питаться. Он безропотно шёл на самую сложную работу: кочегаром или сбивать лёд с бортов, — чтобы иметь больше прав на эти пресловутые четыре пайка. И бился за то, чтобы Марте давали работу полегче, например, стирать или отчищать от наледи верхнюю палубу. Он был хорошим мужем. Даже соизмерял силу кулаков, чтобы Марта могла работать как следует. Конечно, тяжёлая работа делала его ещё более нервным, чем раньше, да и паба здесь не было, негде расслабиться. Марта понимала. Такова женская доля: бояться мужчину и сносить побои. Потом была страшная дорога во льдах. Часть людей отстала, и Джесси был среди них. Он слишком тяжело работал на корабле, и на путь к генератору сил уже не хватило. Он тогда взял в ладони лицо Марты и, глядя ей прямо в глаза, сказал: — Дойди, слышишь? Дойди до города. Я сделал всё, чтобы у тебя и у детей были силы на это. Это мой тебе мужний наказ, поняла? Она кивнула, и он шагнул назад. Группа выбившихся из сил людей оставалась на долгий привал с частью припасов, в надежде, что карта не врёт, генератор близко и за ними смогут вернуться. А Марта взвалила на спину мешок с вещами, который обычно нёс Джесси, свой мешок пристроила спереди, взяла за руки детей и пошла вперёд. Ей казалось, она вся заледенела. Её не пугало больше ничего, её сердце не отзывалось, когда рядом с ней люди падали в снег, чтобы больше никогда не подняться. Она просто шла вперёд, будто заводная механическая кукла. Где-то там был генератор, и ей надо было до него добраться. Когда они дошли, она сперва не поверила. Всё порывалась идти дальше, ведь не может быть, чтобы дорога в самом деле закончилась. Но теперь нужно было заниматься другими вещами: строить, рубить уголь и промёрзшие деревья, лить сталь, добывать еду. Первая неделя была самой страшной: у них были с собой только палатки, а чтобы генератор работал постоянно, надо было круглосуточно добывать уголь. Никакого города здесь не оказалось, его нужно было ещё построить. И шахты построить, и лесопилку, и даже кухню. Этим занимались после долгого рабочего дня, откладывая еду и сон. Дети помогали: подносили инструменты и материалы, убирали строительный мусор. Им тоже хотелось ночевать в домах, а не греться, прыгая вокруг генератора на пронизывающем ветру. Но эта жизнь, пусть тяжёлая, была Марте милее, чем все прожитые до того годы. За это время её никто ни разу не ударил. Даже накричали на неё только один раз, когда она заснула на ходу, идя утром на работу мимо стройки, и чуть не получила по голове сорвавшейся балкой. Истошный вопль «Поберегись!» привёл её в себя, и она отпрыгнула в сторону. — Да смотри же ты, куда идёшь! — рявкнул на неё сверху усталый рабочий, и она, бормоча извинения, заторопилась дальше. Она работала, как все, по десять часов, а потом шла на стройку. Приходя домой, не могла даже разогреть паёк, это делали дети. Подавали ей тарелку, как раньше она подавала горячий ужин Джесси. Джейн, старшенькая, уже вытягивалась в нескладного подростка, а Майкл ещё был пухлым малышом, но они помогали матери, чем могли. И пусть пайки были более скудными, чем те, что добывал для них Джесси, жить не боясь нравилось всем троим. — Как же хорошо без папы! — мечтательно сказала однажды Джейн, сидя после ужина за столом и при свете свечи зашивая мамину блузу. — Правда хорошо? — Марта, уже собиравшаяся спать, приподнялась на локте, придерживая одеяло. — Еды вот меньше, и я на работе всё время... — Хорошо, — уверенно повторила Джейн. — Никто не кричит и не дерётся. Не страшно. Холодно иногда, есть хочется, но это ведь обычное дело. — Не страшно, — подтвердил Майкл. — Спасибо, мам. — За что? — удивилась Марта. — Ну, что ты с нами, а он — нет. — Так это же не я. Это он решил. — Значит, спасибо, папа. Не приходи к нам больше. Какой-то голос внутри шептал ей, что это неправильно, она должна выругать детей, велеть никогда больше не говорить такого об отце. Но она смолчала. Ведь жизнь без страха оказалась удивительно прекрасной. Город, растущий вокруг генератора, в Британии назвали бы крохотным убогим селом, но они были не в Британии. Разведчики, осматривающие окрестности в поисках других поселений, находили в основном заледеневшие трупы, и Марта надеялась, что где-то среди них и труп Джесси. Она была благодарна мужу за всё, они ведь выжили благодаря ему. Но самым большим его одолжением было то, что сейчас его не было с ними. Когда в городе появился первый автоматон, это вызвало у всех воодушевление. Теперь можно было отправить его в шахту в ночную смену, а в самые холода он мог строить что-нибудь нужное, пока остальные сидели дома. Инженеры сказали, что если им добудут побольше стали, они смогут делать такие автоматоны, и часть людей вызвалась после работы отстаивать ещё одну смену в сталелитейном. Марта была в их числе: теперь, когда ушёл страх, у неё появилось немало сил. К её удивлению, за дополнительную работу ей стали давать дополнительные пайки, и они с детьми забыли, что такое голод. А вскоре по городу зашагали новенькие автоматоны, не знающие устали и не боящиеся холода. Первыми сняли как раз людей с дополнительных смен, поставив на их место автоматон, только вот количество пайков почему-то не уменьшилось. Капитан, возглавивший их городок, сказал, что еды у них вдоволь, что охотники добывают больше чем достаточно дичи, и больше никому нет нужды голодать. Марта могла бы, как другие, обедать в кухне, но привычка была сильнее её. Она брала пайки, приносила домой и разогревала на жаровне: работа несложная, но успокаивающая. Мешала угли старой гнутой кочергой из плохого железа и думала о том, как ей повезло. Кочергу эту Джесси когда-то погнул о её голову: хотел вытянуть жену по хребту, но промахнулся. Разбил голову, пришлось кровь замывать. Замывал он сам, Марта не могла. Её потом долго тошнило, пару раз она падала на ровном месте. Джесси как мог выпрямил кочергу молотком, но до конца это ему не удалось, а идти из-за такой мелочи к кузнецу он пожадничал. Марта и сама бы пожадничала, зачем тратиться на ерунду. Так и жили — с гнутой кочергой. Детей всё не было, и Марта начала волноваться. Встала, чтобы одеться и пойти их искать, и тут услышала, как хлопнула входная дверь. — Джейн, Майкл, это вы? — окликнула она. — Мама, мама! — раздался пронзительный голос Майкла. Дети вбежали, напуганные, раскрасневшиеся от бега по морозу. — Мама, там папа вернулся! — выпалила Джейн. Марта застыла возле кресла. — Что? — Разведчики вернулись с людьми, и там папа. Все обнимаются, плачут... Мы увидели его и побежали тебе сказать. — Мама, — Майкл смотрел на неё с недетской серьёзностью, — что же нам теперь делать? Марта с усилием пошевелилась, словно бы разламывая сковавшую её ледяную корку. — Вам — ничего, — ровным голосом ответила она, — ложиться спать. Вы ведь поужинали в убежище? Вот и отлично, немедленно марш по кроватям. Я его встречу, накормлю и тоже уложу. А что делать, будем решать потом. Дети послушались мгновенно и, кажется, с облегчением. Странно: они так уверены, что мать способна их защитить. Как будто она — мужчина, как будто от неё что-то зависит... Хотя что за глупости вдруг полезли ей в голову? Здесь, в Нью-Лондоне, нет мужчин и женщин. Здесь есть те, кто может работать, и дети. Конечно, она сможет их защитить. Марта торопливо оделась и пошла к генератору: наверняка трогательное воссоединение семей происходит именно там, на маленькой, вымощенной железными листами площади. Так и оказалось. Вокруг много плакали, давно разлучённые родные цеплялись друг за друга. Бессильно рыдал, присев прямо на тёплое железо, мужчина, кажется, его звали Джек: его жена и ребёнок не выжили, Марта была в числе тех, кто долбил мёрзлую землю, чтобы похоронить их по-человечески. Повисла на широких плечах любимого мужа Линдси, соседка, которой Марта отчаянно завидовала: она много рассказывала о своём Джонатане, он был инженером, человеком образованным и вежливым, и ни разу в жизни не только не ударил её, но даже не накричал. Джесси стоял в толпе, вытянув шею и ища в толпе, по всей видимости, её, Марту. Он похудел и осунулся, борода уже доходила ему до груди. Интересно, как они выжили-то там, во льдах, два месяца? Еды у них было на пару недель. Охотились? А топливо как добывали? Марта шла к мужу медленно, стараясь не толкать счастливо рыдающих людей. Нет хуже греха, чем портить чужую радость. Джесси увидел её, и в усталых глазах зажглись радостные искорки. — Марта! — он протянул к ней руки. — Здравствуй, — сказала Марта, привычно ныряя в его объятия. У него были всё такие же сильные руки, а внутри его широкой груди что-то слегка хрипело, когда он дышал. Наверное, ночью будет кашлять, мешать спать. Ну, ничего, в доме тепло, авось прогреется да уснёт. — Как дети? — с тревогой заглядывая ей в глаза, спросил Джесси. — Живы? Здоровы? Как ты? — Всё хорошо, милый. Все живы, здоровы, у нас хороший, тёплый дом во втором ряду, мы сыты и одеты. Ты лучше о себе расскажи. Как вы выжили? — Когда отдохнули, набрались сил, а еда стала заканчиваться, пошли поискать место получше и набрели на брошенный лагерь. Там была куча припасов, представляешь? И пара пустых складов, мы там жили. Мужики решили: оттуда должны были перевести всё в город, но, видать, что-то случилось и те, кто перевозил, не вернулись назад. Мы и с собой много чего привезли! Теперь заживём! Мы там мастерили сани, чтобы всё это увезти, а разведчики пришли с машинами, и всё поместилось. Он был так горд, наверное, думал, что их старания спасли город от неминуемой гибели. Марта не стала его переубеждать. — Пойдём домой. Поужинаешь в тепле, у меня пара пайков осталась на завтрак, я разогрею. — А завтракать чем? — насторожился Джесси. — Да я возьму на кухне ещё. Или детей прямо с утра пошлю туда. Идём, поздно уже, спать пора, мне на работу завтра. Они шли обнявшись, как и большинство тех, кто уходил с площади, и Марта внимательно прислушивалась к себе. Но нет. Страх не появлялся. Вместо него в душе крепла решимость. *** Питер Хорн сидел в холодной сторожевой башне и думал о Джесси Локхэме. С какой стороны ни посмотри, смерть эта была уникальной, можно сказать — знаковой. По всему выходило одно из двух: либо это первый случай, когда человека убил, а не просто покалечил автоматон, либо это первое умышленное убийство в Нью-Лондоне. Подул ветер, и Питер поплотнее запахнулся в верхнюю шинель. В сторожевой башне всегда было слишком холодно: она возвышалась над городом и неплохо продувалась, ведь из неё должно быть хорошо видно всё вокруг. А плотно пригнанные брёвна и маленькие окна этому категорически мешали. — Пит, ты долго тут ещё? — сунулся в верхнюю комнатку Хью. — Мы уже на стройку собираемся. — Идите, я ещё посижу. — Крейг будет злиться. Скажет, что ты отлыниваешь, я предупредил. — Пусть злится. Я позже подойду. Итак, Джесси на радостях, что его семья в порядке, а сам он получил место на лесопилке, решил закончить первую рабочую неделю, зайдя в паб. Там он хорошенько набрался, что с ним и раньше бывало, правда, совсем раньше, ещё в Лондоне. Все, кто имел с ним дело на корабле и позже, в один голос говорили, что он выпивки в рот не брал. Тем не менее в пабе его видели с кружкой. Не исключено, что кружка была не одна, трактирщица Милли не больно-то их считает, поди обнеси всех, где тут ещё отслеживать, кому сколько налила. На обратном пути Джесси упал в снег и так и остался лежать. По идее, там бы ему так или иначе конец пришёл, но мимо проходил автоматон, он всегда в это время идёт погреться у парового центра. Присыпанного снегом Джесси он, конечно, не заметил, он и на идущих-то людей иногда наступает, а тут лежащий. Одна из его ног пробила бедолаге череп, надо полагать, умер Джесси на месте. Но нога автоматона застряла в костях черепа, и он зашагал дальше, волоча труп за собой. Через несколько шагов кость всё-таки сломалась, но труп не соскользнул, а только немного съехал, так что в итоге тело Джесси, когда его нашли, было оттоптано автоматоном как следует. Сплетники врали, будто нашли остатки вылившегося глаза — ерунда, конечно. От головы мистера Локхэма осталось кровавое месиво, и на спину ему тоже пару раз наступили. Кости там было проломлены, одна лопатка треснула по всей длине, как скорлупа. Жена Джесси, Марта, тогда уже бегала и везде искала мужа, он должен был давно вернуться домой. Она подняла переполох, и Джесси нашли почти у самого парового центра. Выходит, в снегу он пролежал минимум часа три, учитывая показания завсегдатаев паба. Питер сверил свои записи: да, между тем, как Джесси вышел из паба, и проходом автоматона к паровому центру прошло около трёх часов. Понятно, что за это время жена хватилась бедолагу. Ни на одной ноге автоматона не было следов крови или обломков костей, но он после того, как Джесси от него наконец отцепился, прошагал немало. Посидел на паровом центре, зарядился и пошёл обратно, к дальней угольной шахте. Его поймали и остановили, уже когда он вовсю рубил уголь, странно было бы ожидать следов. Питер чертыхнулся. Он не умел расследовать убийства! То, что именно его посадили сюда следить за порядком, не превращало его автоматически в детектива. Но делать нечего, надо пытаться разбираться, как бы разбирались они. Итак, Джесси выходит из паба. Идёт по довольно людной улице. Потом сворачивает в малоиспользуемый проход — зачем, интересно? Отлить захотелось? Он в городе недавно, мог не знать, что тут с этим строго. Падает в снег, судя по следу — возле задней стены детского убежища. Потом по этой же дороге идёт автоматон, он всегда тут ходит, это короткий путь. Наступает... Что не так? Почему ощущение, будто что-то не сходится? Питер вздохнул, вышел из комнаты, запер её, спустился вниз и отправился к детскому убежищу. Здесь было тихо: дети в основном уже разошлись по домам. Вчерашний снег, конечно, давно растаял: генератор работал всю ночь... Стоп, вот оно! На ночь генератор переводят на усиленную подачу тепла, здесь не должно было быть снега! Он весь растаял! Почему тогда упавший Джесси не поднялся? Если бы был снег, было бы всё ясно: замёрз и уснул. Но... Питер обошёл убежище, внимательно глядя себе под ноги. Да, снег уже начал таять, и именно в том месте, где, по идее, лежал Джесси, наметилась неплохая проплешина. — Сэр, — вдруг услышал Питер детский голос, — вы её повесите, да? — Кого? — он распрямился и посмотрел на двоих девочек, закутанных в большие платки поверх одежды. Девочки стояли держась за руки и очень серьёзно смотрели на него. — Ну, эту женщину. — Говорила более старшая девочка, вторая просто не сводила с Питера глаз. — Вы ведь поэтому здесь? — Да, я поэтому здесь, — осторожно сказал Питер. — Но о какой конкретно женщине вы говорите? — Мы не хотим, чтобы её повесили, — вдруг заговорила младшая. — Она всегда добра к нам, иногда даёт даже одежду, из которой выросла Джейн. Мы вам ничего не скажем. Питер глубоко вздохнул. — Она принесла его сюда уже мёртвого, да? Наверное, на тележке для стройматериалов привезла? У него была разбита голова? Девочки чуть побледнели, и Питер понял, что попал в цель: это зрелище их напугало. — Я тоже испугался, — кивнул он. — Куча кровавого шмотья вместо головы, осколки костей торчат отовсюду, слизь какая-то... — У него воротник был в мозгах испачкан, — сказала старшая девочка, и в её голосе Питер услышал осуждение. — Я раньше видела, как мозги выглядят. Телячьи. У нас в Британии корова была и телёнок, мы их забили, когда нечего есть стало. Так вот у него воротник был весь в мозгах испачкан, ужасно неэкономно! Эту одежду теперь придётся долго отстирывать в горячей воде и щелоке! — Ну, она богатая, — с деланным равнодушием пожал плечами Питер, — ей ли жалеть одежду? Старшая девочка с неодобрением покачала головой. Она была явно более законопослушной, чем младшая, и Питер решить сделать основной упор на неё. — Не бывает таких богатых людей, чтобы одежду не жалели, — наставительно сказала девочка. — Кайли! — сердито сказала младшая, дёргая её за рукав. — Не нужно ему ничего не говорить, я не хочу, чтобы её повесили! — А почему вы до сих пор здесь, девочки? Вас родители не ищут? Вы каждый день так поздно в убежище? — Наши родители — ночные охотники, — с гордостью пояснила Кайли. — Когда все приходят домой, они отправляются на работу, и нас не с кем оставить. Мы проводим здесь ночь вместе с мисс Луизой. Она здесь ночует. У остальных детей в охотниках или папа, или мама, а у нас оба. И поэтому мы были тут и всё видели. Но я на самом деле тоже не хочу, чтобы её повесили. Питер снова посмотрел на то место, где якобы лежало тело. Снег там уже почти совсем сошёл. Те, с кем он разговаривал сегодня, в один голос говорили, что Джесси Локхэм был очень строг со своей семьёй. Его вдова и дети и не скрывали, что он их бил. Майкл, сын погибшего, показал гнутую кочергу и сказал: «Она о мамину голову погнулась, когда папа её ударил». Джейн, его сестра, показывала шрамы на руках: закрывала голову, а он не посмотрел, чем замахнулся. Говорила, кровь потом так и струилась по рукам. Питер говорил с ними — и вспоминал своё детство. Отец приходил домой с работы усталый, злой и всегда пахнущий крепким пивом. Мать пыталась закрывать детей собой, когда ему что-то было не по нутру. Питер хорошо помнил, как мечтал, чтобы отец утонул в канаве, и делился этими мечтами с братом, а тот кивал и с готовностью добавлял кровавых подробностей. Питер помнил их до сих пор: в этих их фантазиях отец шёл домой пьяный и напарывался на железный штырь, торчащий из ограды заброшенного дома (пару таких, полуотломанных, они видали). Спьяну, не поняв толком, что произошло, он порывался бы идти дальше, но рана лишь углубилась бы, и он наконец ощутил бы боль, опустил взгляд и увидел кровь. Возможно, это напугало бы его, и он попытался бы остановить её, но поскользнулся бы и упал в канаву, непременно с нечистотами, в которых и захлебнулся бы, продолжая истекать кровью. Наверное, глядя на тело мужа, на кровавое месиво вместо его головы, миссис Локхэм наслаждалась реальностью так же, как они тогда — мечтами. Разглядывала ошмётки мозга, запятнавшие воротник, и, возможно, смеялась. Проводила пальцами по осколкам костей, торчащим из красной кучи, которой когда-то было лицо. Свидетели, встретившие её той ночью, говорят, она истерически рыдала, часто всхлипывая; но, может, на самом деле она смеялась? — Я не думаю, что её повесят, — осторожно сказал Питер. — Одного человека город уже потерял, мы не можем позволить себе лишиться ещё одних рабочих рук. Просто я должен знать правду, понимаете? Это моя работа. — А Нью-Лондон и впрямь последний город на Земле? — очень серьёзно спросила младшая девочка. — Не знаю, но вполне может быть, что так и есть. — Тогда её действительно не повесят. Новых людей негде брать, а ждать, пока мы вырастем, долго. — Совершенно верно. Поэтому просто расскажите мне всё как было. Младшая девочка надула губки, но не стала одёргивать старшую, когда та заговорила. — Она пришла сюда с тачкой для стройматериалов, мы думали, идёт на стройку после работы. Но в тачке лежало тело! Мы точно знаем, потому что мы подсмотрели. Нам было скучно одним, и мы считали сосульки вот на том доме, — она показала рукой, — а женщина... Мы не знаем, как её зовут, она просто мама Джейн. Она сбила плечом несколько сосулек, и мы побежали посмотреть сколько, чтобы со счёта не сбиться. Пересчитали сосульки и увидели, как она сворачивает вон туда, но там не было никакой стройки. Мы удивились и тихонько пошли посмотреть, куда она идёт. А она вывалила тело на землю, затолкала тачку под навес и вдруг громко закричала: «Джесси, Джесси! Помогите!». Мы убежали, чтобы нас не наказали, что мы подсматриваем. Питер задумчиво кивнул. В его заметках было записано, что тело нашёл Хэнк Престон, но почему-то словам девочек он верил больше. Возможно, потому, что Хэнк — известный хвастун. Или потому, что неподалёку от тела была найдена пустая тачка для стройматериалов. Следов крови там не было, Питер проверил. Но ведь кровь должна была быть! Куда Марта Локхэм дела следы крови? Если замыла, почему не забрала тачку? Вздохнув, Питер пошёл к дому, где жили Локхэмы. Со старшим стройки, куда он до сих пор не явился, придётся объясняться потом, ну да ладно. — Миссис Локхэм? Можно мне войти? Она была в чёрном, бледная и спокойная. В Нью-Лондоне не плакали по умершим: слёзы превращались в льдинки ещё до того, как вытекали из глаз. — Миссис Локхэм, вы можете ничего не опасаться, Нью-Лондон не может позволить себе потерять ценного работника. Тем более, если вас повесят за убийство мужа, общине придётся кормить двух сирот. Так что вам ничего не угрожает, и в смерти мистера Локхэма обвинят безвинный автоматон. Но я хотел бы понять кое-что. Она смотрела на него так спокойно, что на миг Питер испугался, что она и его самого прикончит не задумываясь. Отвезёт куда-нибудь в забой и придумает, как он там сам собой оказался. Пьяный. Свалился и свернул себе шею. — Спрашивайте. — Во-первых, куда вы дели окровавленные тряпки из тачки. Туда ведь должна была натечь кровь. — Надела на Джесси. — Она говорила так, как будто они обсуждали меню праздничного ужина. Питер смотрел в её глаза, и по хребту бежали мурашки. — Я постелила в тачку две шинели, а потом натянула на него так, как будто они наполовину содрались, когда автоматон его тащил. — Спасибо, теперь понятно. И второе: чем вы его убили? На лице миссис Локхэм мелькнуло некое подобие улыбки. Она медленно прошла в глубину комнаты и подняла с жаровни гнутую кочергу. — Теперь она выгнута в другую сторону. Вот, видите? Она была погнута вот так, а теперь — вот так. Когда я била его по голове... Он крепко заснул после работы и кружечки пива... Он обмяк с первого же удара, а потом... — она закусила губу. — Признаться, сперва я не могла остановиться. Но это и к лучшему: то, что у меня получилось, совсем не походило на след от ноги автоматона. Это всё, что вы хотели спросить? — Да, мэм. Благодарю вас. — А почему я это сделала, вы не спросите? Питер покачал головой. — Я понимаю, мэм. Пожалуйста, попытайтесь больше не делать так. Я вас очень прошу. Нью-Лондону очень нужны рабочие руки. Уголки её губ снова чуть дёрнулись. — Ну что вы, сэр. Это больше никогда не повторится. Больше никогда. Он кивнул, понимая, что она имеет в виду, и, попрощавшись, вышел. Идя по улице в направлении стройки, он какое-то время ещё видел в ярко освещённом окне фигуру женщины, стоящей посреди комнаты. В руке у неё была гнутая кочерга.