***
Время на работе летит чуть быстрее, чем дома, где постоянно приходится придумывать себе занятие. За полтора (ого, уже полтора) года работы в женском коллективе я научилась притворяться весёлой, даже когда на душе невозможно паршиво, чтобы избежать лишних вопросов. Дел было мало, расправилась я с ними довольно быстро и вяло втыкала в экран компа, когда из своего кабинета бодрой походкой вышел начальник. — Аня! — я отработанным жестом свернула ленту новостей соцсети и подняла на него максимально невинный взгляд. — А не хочешь со мной в политех съездить? — А что, нужно? — я слегка напряглась. — Да сам, — многозначительный кивок в сторону кабинета декана, — попросил съездить, он же там раньше работал. По делу. Долго объяснять. А мне одному скучно, поехали? — Поехали, — медленно кивнула, прокручивая в голове мысли, вдруг заметавшиеся бурным водоворотом снежинок. Сейчас сессия, экзамены раз в несколько дней, аудиторий много, корпус вроде тоже не один. Вероятность встретить Никиту стремится к нулю. Успокаивая себя, я оделась, спустилась и прошла вслед за начальником к его машине — белому, но сейчас заляпанному городской грязью джипу. Люблю большие машины: я высокая, не в каждой удобно сидеть, а здесь можно угнездиться с комфортом, ноги вытянуть, вольготно расположиться на широком сидении. Михаилу Сергеевичу, рослому, крупному мужчине такая машина подходила превосходно. Мне доводилось ездить с самыми разными людьми, но он водил лучше, пожалуй, всех. Плавно вырулил с забитой парковки, ловко маневрировал, несмотря на габариты автомобиля. А когда негромко включил музыку, Scorpions, то я и вовсе разулыбалась, впервые за последние недели чувствуя себя почти хорошо. Получасовая поездка пролетела незаметно. Когда вдали показался бело-жёлтый корпус политеха, начальник задумчиво произнёс: — Блин, а я к ним в дирекцию забыл позвонить, на вахте не пропустят нас, наверное. Может, жениху своему наберёшь, встретит нас, если там? Я поперхнулась воздухом. Хорошее настроение сдулось, как проколотый воздушный шарик. — Он мне больше не жених, — выдавила из себя наконец. Боже, ну и хрень сморозила. Как в песне про танкистов, «и ей он больше не жених». Михаил Сергеевич, однако, заметил неладное. Припарковавшись у политеха, он не спешил выходить из машины. Медленно вытащил ключи, глянул на меня: — Изменил? — Нет. Просто сказал, что больше не любит. Я тогда после шампанского к нему уехала, а он сказал, что больше ничего не чувствует. И что-то я… Совсем расклеилась, — выпалила я единым духом и прижала ладони ко рту, чтобы рыдания не вырвались наружу. Не время. Не место. Нельзя. — Ясно, — уронил начальник, думая будто бы о чём-то своём. Лицо его чуть помрачнело. Я снова ушла в себя, и мир вокруг почти перестал существовать. Как во сне я шла за Михаилом Сергеевичем, через вахту, по лестнице, в какой-то кабинет. Там сидела пожилая женщина, её фамилия резанула мне слух — Никита не раз упоминал, что она заместитель директора его института и вообще очень важная птица. Важная птица беседовала с моим начальником крайне приветливо, но в суть беседы я не вникала совершенно. Как будто вокруг меня звучал белый шум. — …ох, опять завис, будь он неладен, — эти слова в сочетании с активным щелканьем мышки будто разбудили меня. Я подняла голову. Женщина смотрела в экран своего компьютера с выражением застарелой ненависти. — Что случилось? — голос мой прозвучал безжизненно, как у навигатора. — Вот, зависает всё постоянно, медленно так работает, одну справку по полчаса делаю. Ещё и гудит, как трансформатор, — она покосилась вниз, на системный блок. — Давайте я посмотрю. Я немного разбираюсь, — я поднялась со своего стула и сделала пару шагов, чтобы обойти стол и заглянуть в экран. Женщина смерила меня недоверчивым взглядом. — Анна Петровна, не переживайте, Аня у нас на сисадмина учится, в этих вещах разбирается, — поддержал меня начальник. Анна Петровна, точно. Никита же говорил. Моя тёзка сдалась и пустила меня за свой стол, пересев к Михаилу Сергеевичу. Они продолжили разговор, но я уже не слушала, занявшись своим делом. Так, антивирус, конечно же, не стоит. Куча каких-то левых приложений. Куча странных подозрительных браузеров. Уффф, авгиевы конюшни… Я уже на третьем курсе факультета информационных технологий и программирования, но никогда не считала себя крутым программистом, не уверена даже, что переустановлю винду. К счастью, здесь этого и не потребовалось, так, поудалять всё лишнее да антивирус поставить, самый простенький, бесплатный. Потом ещё, поддавшись внезапному порыву, попросила тряпку, сняла крышку и протёрла от пыли внутренности системника, как могла аккуратно, предварительно его выключив. Вернувшись из туалета, где полоскала тряпку, поплутав по незнакомым коридорам, я была встречена как героиня: — Анечка, как мне тебя отблагодарить? — Анна Петровна буквально светилась. Где-то уже достала щербатые чашки, чайник и песочное печенье. — Скажи, может, что-нибудь… Всё так быстро работает! Никогда так быстро не открывалось! И даже не гудит почти! Конечно, блин, у тебя там залежи пыли со дня смерти Сталина, усмехнулась я про себя. А вслух сказала: — Да, пожалуй, мне нужна ваша помощь, — я чуть задумалась, приводя мысли в порядок и решая, как бы грамотно сформулировать просьбу. Михаил Сергеевич ободряюще похлопал по плечу и улыбнулся — «молодец», мол. Наконец, я решилась. — У вас есть один студент. На третьем курсе. Учится хорошо, но за курсовую схватил тройку. Мне нужно, чтобы вы исправили её, на четыре, лучше — на пять. Это было двадцать девятого декабря, — когда Никита тогда написал мне об этом, я на мгновение испытала что-то вроде облегчения. Показалось, что вот оно, то самое невнятное «плохое», предчувствие которого не давало мне спокойно жить в последние две недели. Но нет. Не только. — Пожалуйста. Для меня это очень-очень важно. — Это неожиданно, — Анна Сергеевна чуть нахмурилась. — Почему ты просишь за него? Вы дружите? — Уже нет, — я закусила губу, досадуя на то, что без расспросов всё же не обошлось. — Больше нет. Это мой, если можно так выразиться, прощальный подарок. Пожалуйста, очень вас прошу. Её лицо будто бы приобрело новые морщины и стало похожим на курагу. Она сердито зашуршала бумагами на столе. — Только один преподаватель принимал курсовую двадцать девятого. Я поговорю с ним, раз уж вы так хотите, но знайте, что я такое не одобряю. Я выдохнула и даже позволила себе улыбнуться, называя фамилию Никиты. Когда-то мы в шутку ругались, я говорила, что не хочу брать его фамилию, некрасивая, моя лучше, он смешно обижался, а потом целовал меня так, что сбивалось дыхание. До машины мы с начальником дошли в молчании, сели, пристегнулись. Утробно заурчал мотор. Я лениво скользила взглядом по снующим туда-сюда людям, как вдруг… — Никита! — я аж привстала на сидении, жадно впиваясь глазами в такое родное, а теперь такое чужое лицо. Он шёл в сторону корпуса, в нашу сторону, в наушниках, погружённый в свои мысли, должно быть, на экзамен, должно быть, опять учил всю ночь, осунулся, не брился… Михаил Сергеевич проследил за моим взглядом, дождался, пока расстояние между Никитой и нами не сократится до каких-то пары метров, а затем неожиданно вышел из машины и преградил ему дорогу. Я замерла, вжалась в сиденье, боясь вдохнуть, и наблюдала, как мой начальник эмоционально, даже несколько агрессивно, отчитывает моего бывшего. Мотор заглушал слова, до меня долетали только отдельные звуки, но выражения их лиц, жесткое и злое — одного, и растерянное — другого, были мне хорошо видны. Это продолжалось недолго, минут пять, не больше, но мне показалось, что прошла целая вечность. Затем Михаил Сергеевич сел в машину и тронулся с места так резко, что из-под задних колёс наверняка полетел грязными комьями снег. Тысячи вопросов вертелись у меня на языке, но я молчала, не зная, как их задать, лишь комкала в руках варежки; страшно было глаза поднять, не то, что заговорить, начальник мой, человек добрейший, в гневе был страшен. — Да что-то… Разозлился я, — где-то на полдороги произнёс он извиняющимся тоном. — Ты для него вон как, а он… Не понимаю я, веришь-нет, как можно любить, а потом в один момент перестать. Мутный он какой-то. Не бери в голову. Всё хорошо будет. — Спасибо, — на последнем слоге голос дрогнул, и слёзы потекли по моим щекам. Никогда за меня не заступались, мама только, а тут — начальник. Кому сказать, не поверят. Да и не хотелось никому говорить, хотелось вечно ехать под песни Scorpions и верить в лучшее, только вот последнее упорно не получалось.***
Оставшиеся до выходных дни я провела в лихорадочных попытках забыться. Вставала затемно, ложилась поздно, чтобы ощущение усталости притупляло эмоции. Хваталось за любые дела, от самых тупых, скучных и никому не нужных заданий на работе до генеральной уборки дома, обычно ненавидимой всеми фибрами души. Пока мозг занят сведением каких-нибудь табличек к каким-нибудь циферкам — вообще отлично, когда заняты только руки — можно сосредоточиться на их движениях. И музыка, музыка, как можно тяжелее, как можно громче, чтобы не было слышно мыслей. На выходные мама уехала к родственникам в другой город. За неимением дел, я решила позволить себе отоспаться за прошедшую неделю и проснулась где-то в районе обеда. Половина дня прошла, это хорошо; но вот что делать со второй половиной?.. Повертев в руках телефон, я решила, что попытка не пытка, и набрала номер… Нет, не Никиты, его я удалила в тот же день. Лучшей подруги. — Кристина, я хочу напиться и пойти в клуб танцевать всю ночь, — без предисловий сообщила я. Из динамика раздалось то ли хрюканье, то ли кашель. — Кристина? — А, да, привет, — Кристе удалось справиться с удивлением и вернуть себе способность к членораздельной речи. — Это… Очень неожиданное заявление. Ты хоть раз была в клубе? — Нет. Только в кино видела. Думаю, самое время попробовать, — я невесело усмехнулась. — Я не против, конечно, но ко мне вечером Настя должна была прийти, с универа подруга, её парень бросил вот, хотела… — Меня тоже бросил. Пусть с нами идёт, не вижу проблемы. Я приеду к тебе часов в девять с парой-тройкой бутылок вина, а то, говорят, в клубе дорого, выпьем и поедем. Согласна? — Я спрошу Настю и напишу тебе, ок? — в голосе явственно звучало сомнение, и я погрустнела. — Не знаю, согласится ли она, ревела мне в трубку полчаса назад, думаю, представляешь, в таком состоянии не до вина и всего остального. Ты-то сама как? — По-моему, в таком состоянии как раз до вина, а в состоянии «после вина» — и до всего остального, — хмыкнула я. — Я-то? Я в порядке. Но в обратном. Жду, до связи. Я кинула телефон на диван и побрела в ванну. Умылась, надела линзы и долго-долго рассматривала своё лицо в зеркале. Неплохое в общем-то лицо, приятное вполне, особенно если накрасить; выражение, правда, в стиле «не подходи — убью», ну да кто там в темноте разглядывать будет. Платье покороче и вперёд. Я рассмеялась собственным мыслям — как будто бы я собиралась кого-то там «подцепить», в самом деле, в такой ситуации вероятность подцепить венеричку перевешивает вероятность подцепить кого-то нормального. Да и танцевать особо не умею. Ладно, вино чудеса творит. Вернувшись в комнату, я обнаружила сообщение от Кристины, «Согласны, до встречи», и ощутила если не радость, то хотя бы удовлетворение. Оставалось только привести себя в порядок и дождаться вечера.***
— Музыка — говно, — громко сказала я. Даже, пожалуй, громче, чем следовало, ибо парочка агрессивно накрашенных девиц, танцевавших в непосредственной близости от нашей пьяной троицы, посмотрела на меня осуждающе и поспешила отодвинуться. Кристина закатила глаза. — Выпей ещё, тогда похер будет, — посоветовала Настя. На ней было ярко-красное платье такой вызывающей длины, что по мне так проще было вообще его не надевать. — А ты мне нравишься, отличная идея, — я хлопнула её по плечу так, что она покачнулась — сила есть, ума не надо, я была выше её на целую голову и прилично так шире в плечах. Мы подошли к барной стойке, я очень долго изучала ассортимент — буквы развесёлыми хороводами плясали перед глазами — и наконец остановилась на виски с колой. По крайней мере, это выглядело знакомо и относительно безопасно, такое я уже пила. — Ань, может, не надо? — Кристина коснулась моей руки, уже потянувшейся за стаканом; в её голосе звучало искреннее беспокойство. — Ты ведь выпила больше, чем мы с Настей вдвоём. Я призадумалась. Действительно, выпито было немало, но почему-то организм сегодня отказывался реагировать на алкоголь — я глотала вино, как воду, ничего не чувствуя. После двух бутылок, что решит один стакан, ещё и разбавленный? Я тряхнула головой, отгоняя смутное беспокойство: — Не переживай. Я в порядке, но в обратном, — хохотнула, залпом осушая стакан. Ещё пару минут мы постояли, а потом мне вдруг стало так весело, так легко, как не было уже очень давно. Никита был забыт — я схватила девчонок за руки и потащила в самую гущу танцующих.***
Сознание возвращалось постепенно. Первой пришла жуткая, ужасная головная боль, затем — тошнота. «Пиздец, чтоб я ещё хоть раз так напилась. Нихрена не помню». Я подумала, что надо бы, наверное, открыть глаза, но, попытавшись, поняла, что ещё не готова к таким подвигам. Судя по ощущениям, я лежала на диване, слишком мягком, чтобы быть моим, мой жёсткий такой, значит, не дома. Заботливо одеялком прикрыли; наверное, девочки. Правда, лежу, в чём мать родила, странно. Интересно, у кого я, у Кристи или у Насти?.. Перевернувшись на спину, принялась осторожно тереть глаза, разлепляя веки. Тушью-то как густо намазюкала, красотка, блин. Сейчас небось вылитая панда. Я медленно открыла глаза и обнаружила, что лежу лицом к окну. Сквозь светлые шторы хорошо пробивался свет, поэтому окружающую обстановку можно было разглядеть без труда, но чем больше я осматривалась, тем сильнее к горлу подступала паника. Я не у Кристи и не у Насти. Я у Никиты… — Твою мать! — я рывком села на диване и тут же зажала рот рукой — желудок недвусмысленно намекнул, что так делать нельзя. На мой вопль в комнату зашёл хозяин — в шортах и спортивной кофте на босу грудь, с мокрой головой после душа, как всегда, когда я приезжала к нему, словно и не было несколько недель назад этого «я тебя больше не люблю». — Вижу, проснулась, — в его голосе едва слышно звенело напряжение. Он сел на краешек дивана, я торопливо отодвинулась подальше, к стене, попыталась натянуть одеяло, прикрыться, и обнаружила на груди свежие засосы. — У нас ещё и что-то было? — упавшим голосом поинтересовалась, так, чисто для галочки, ибо следы на теле и отсутствие одежды говорили сами за себя. — Ничего не помнишь? Неудивительно, — он рассмеялся. — Я тоже какими-то урывками… Судя по тому, что я сейчас собирал твои вещи от дверей квартиры до сюда, было. О, нашёл, — он нагнулся, поднял что-то, оказавшееся моим лифчиком, и протянул его мне вместе с остальными предметами одежды, которые всё это время держал в руках. Я молча взяла, обнаружила вырванный с «мясом» крючок и красноречиво подняла брови. — Извини, как обычно, не мог расстегнуть, — вид у Никиты был не очень-то виноватым, но я была слишком в шоке, чтобы предъявить ему за это. — Ты одевайся, я пока чаю заварю. Через пять минут мы уже сидели на кухне, друг напротив друга, и молчали. Я держала обеими руками чашку — ту же, что всегда он мне давал, когда я приходила, — и вглядывалась в её синее нутро. Вспомнилось, что сюда мы ехали на такси, всю дорогу я крыла Никиту матом, да так, что у таксиста начали вянуть уши и он возмутился. Но, услышав, что «этот мудак бросил меня перед Новым Годом!», даже, вроде бы, присоединился. Больше, хоть убей, ничего не вспоминалось. Да и, если честно, мне не хотелось вспоминать. — Как меня девочки-то с тобой отпустили? — Не знаю, как-то уговорил, наверное. У меня ж харизма, — он широко улыбнулся, и я не смогла не улыбнуться в ответ. Сердце защемило. Наши улыбки увяли одновременно, и какое-то время мы напряжённо смотрели друг другу в глаза, прежде чем он решился нарушить молчание: — И… Что теперь? — Не знаю, — я как можно беспечнее пожала плечами. — Ты же знаешь, что я никого в клубе никогда не снимал. Не по нутру это мне. И ни с кем просто так… — Знаю. А ты знаешь, что я по клубам не хожу. — Да, что ты там вообще делала? — мне кажется, или в его голосе возмущение? — Ещё и бухая в хлам! — Дезинфицировала душевные раны, — огрызнулась я; а потом, поняв, что терять в общем-то нечего, выпалила: — Я всё ещё люблю тебя. Несмотря на то, что ты сделал. — Аня… — он подался вперёд всем телом, да так, что подвинул стол, схватил меня за руки. — Аня, я не знаю, что на меня нашло тогда. Как будто помутнение какое-то. И не отпускало всё никак. А потом, представляешь, на днях мужик какой-то возле политеха меня отчитал, здоровый такой… — Это был мой начальник. Мы тогда приезжали по каким-то делам в ваш корпус. — Серьезно? То есть, моя пять вместо тройки — твоих рук дело? — Никита был так удивлен, что даже разжал хватку, и я смогла высвободить ладони. — Да. Починила Анне Петровне комп, а она сказала, мол, проси, что хочешь. Я и попросила. — Спасибо, — растерянно пробормотал он. — Ну да не в этом дело… Тогда у меня в голове как будто что-то щелкнуло, на место встало. Как будто он мне мозги вправил. Аня, прости меня. Я… Хочу быть с тобой. Давай попробуем ещё раз? — Никита встал из-за стола, собираясь обойти его и приблизиться ко мне, но я жестом остановила его. Встала и подошла сама, неотрывно глядя в его лицо, ища в нём малейшие признаки сомнения, обмана, розыгрыша. С бешено бьющимся сердцем понимала — не нахожу. Господи, не нахожу!.. Я приблизилась к нему вплотную, осторожно обняла, уткнулась лицом в шею. Почувствовала, как до боли знакомо он вздрагивает, как взволнованно начинает ходить ходуном широкая грудь. — Мне нравится, как изменяется твоё дыхание, когда я прикасаюсь к тебе, — прошептала я, чувствуя, как его руки сначала неуверенно, а затем крепко прижимают меня к себе, как он утыкается в мои волосы, а мои губы сами собой расползаются в совершенно идиотскую улыбку. — Я так скучал, Аня. Так скучал, — еле слышно сказал Никита. «А я-то как», — подумала я и потянулась к его губам.