Сердце, полное цветов

      Диагноз П. Я. Т. Н. И. Ц. ы был коротким:

Ханахаки

      Тони не был удивлён, испуган и не ощутил, что его мир неожиданно рухнул. Он принял это, на удивление, спокойно, ведь уже давно догадывался, почему дышать вдруг стало труднее, а сердце будто что-то сжимало.       98% — столько летальных исходов на счету этой болезни, и всего 2% выживших. Всего у двух чёртовых процентов людей из ста сбылись надежды на то, что их любимый человек ответит им взаимностью!       Тони не надеялся.       Нет, в действительности, где-то в глубине своей души он бережно хранил надежду, что когда-нибудь... когда-нибудь его паучок полюбит его так же, как и он его, но проще ведь не надеяться. Если у тебя нет надежды на спасение, тебе проще смириться с тем, что ты, как и те девяносто восемь процентов, умрёшь от того, что в твоём сердце прорастут цветы, которые окутают его, а потом заполнят собою лёгкие и все дыхательные пути, а в конце — смерть.       Пожалуй, не так должен умереть герой. Не такого конца от него ожидают люди, но... Тони даже чуточку рад, что он болен Ханахаки, не потому, что он умрёт от неё, и не потому, что в его груди с каждым днём разрастается всё больше и больше цветов, а потому, что это доказывает, что он может любить, что эти чувства, что он испытывает к Питеру, имеют чёткое, ясное и такое красивое название — любовь.       Он никогда не думал, что будет любить кого-то. Быть может, в глубоком детстве — да, но сколько себя помнит — нет. Он «любил» по-особому многих: и девушек, и парней. Все они были красивы, все они чем-то смогли привлечь его внимание и влюбить в себя на одну ночь, быть может, на две, но чтобы так надолго — нет, чтобы так сильно — никогда.       С Пеппер было другое. Им просто было хорошо вместе, он был даже готов прожить с ней так всю жизнь, но для Пеппер этого стало мало, она хотела любви и имела полное право требовать её, но он не смог ей её подарить, поэтому вновь остался один.       А потом появился он.       Если бы ещё год назад, до встречи с паучком, Тони сказали бы, что он будет умирать от Ханахаки, то он бы рассмеялся этому человеку в лицо, сказав, что он сумасшедший и обращается не в ту кассу. Но теперь это не казалось таким уж бредом.       Поначалу Питер был довольно надоедлив. Тони чувствовал некоторую ответственность за него из-за того, что втянул во всё это в Германии, и поэтому старался относится к нему более или менее снисходительно и даже доброжелательно. Всё же как-никак, этот карапуз помог ему, и теперь Тони стал для него, можно так сказать, наставником. Но на большее Тони способен не был. Он просто приставил к Питеру Хэппи, наказав своему другу следить за этим паучком, чтобы он не натворил дел, и успокоил свою душу на этом.       Но надо же было этому паучку влезть во что-то один раз, потом ещё раз, а потом ещё и ещё, и вскоре почти через каждые полчаса Тони задавал себе вопрос: «А всё ли там с ним в порядке? Не нарвался ли он на какого-нибудь очередного злодея, который окажется папашей его девушки? Питается ли он нормально или опять впопыхах поедает бургеры? Может, стоит обсудить с ним это? Может, нужно говорить с ним почаще, ведь у него нет мужского примера перед глазами, а у него сейчас тот период, когда это просто необходимо. Как он там? Где он? Что с ним?».       С каждым днём Питер постепенно заполнял собой всё больше и больше пространства в разуме Тони, всё чаще и чаще его мысли возвращались к его «стажёру», и в конечном итоге он решил, что если он не будет держать его хотя бы несколько часов в день при себе и знать, что эта ходячая катастрофа занята чем-то безобидным, а не летанием на огромной высоте по городу в поисках неприятностей, то в скором времени он просто свихнётся.       И он стал приглашать Питера к себе.       Как был счастлив этот ребёнок, когда впервые вошёл в мастерскую самого Тони Старка! Казалось, что ни один прожектор, да даже само солнце не может светить так ярко, как его лицо в тот момент. Улыбка счастья и радости не сходила с его губ весь день, а большие глаза, кажется, став ещё больше, горели безграничным восхищением и изумлением от всего увиденного.       Это был единственный день, когда он просто молча сидел и глазел на всё подряд, изредка только издавая звуки восхищения. А потом с каждым днём он смелел всё больше и больше. Сначала это были короткие разговоры между делом, а потом он тихо садился на своё место и выполнял то, что ему подсунул Старк. Тони замечал, как порою мальчишка поглядывает на него, словно хочет что-то сказать или спросить, но всё никак не решается. Это заставляло Тони улыбнуться, но он всё равно делал вид, что не замечает этого.       Через несколько дней Питер осмелел больше и начал задавать вопросы, постоянно крутясь под рукой, и, пока Тони не напоминал ему, что у него есть своё задание, он не унимался.       А уже через месяц Питер болтал не умолкая. Он говорил обо всём. Он мог начать со школьной перемены, на которой они с его другом Недом чуть не взорвали кабинет химии, потому что попытались там втихаря создать какой-то новый вид крепкой паутины, и закончить размышлениями в духе «есть ли жизнь на Марсе?».       Поначалу это сильно отвлекало Тони, потому что он привык работать один под музыку своей любимой группы, а не под ляляканья подростка. Порою он даже делал грубые замечания Питеру, чтобы тот помолчал. Тот, конечно, затыкался, сидел тихо какое-то время, понуро опустив голову и бросая виноватые взгляды в сторону Тони, а потом снова открывал рот, начиная с извинений, и не затыкал его уже до того момента, как ему пора было уходить, или же следующего замечания Тони.       Это раздражало, но вскоре Тони привык, а потом даже стал слушать то, что говорил паучок, давал ему советы, смеялся вместе с ним над шутками и шутил сам. С тех пор что-то тёплое поселилось в душе у Тони. Это тепло разгоралось сильнее, когда Питер был рядом или когда Тони вспоминал о нём. Оно заставляло его улыбнуться, порою даже посмеяться, и оно с каждым днём, с каждой новой встречей разрасталось.       Но вскоре к этому тёплому чувству прибавился сковывающих холод.       — Я думаю, что мне нравится одна девочка, — заявил однажды Питер, краснея, и смущённо потупил взгляд.       Что-то больно кольнуло в сердце Тони, а потом сжало его и горло, не давая нормально дышать и говорить.       — Да? И почему же ты так решил? — он не узнавал свой голос. В нём не было той саркастичности, того высокомерия, что обычно, он был сдавленным и жалким.       — Ну... — этот вопрос заставил Питера покраснеть ещё гуще, — мне... мне хорошо с ней.       Тони горько усмехнулся. Ноги подкосились, и он тут же присел на край стола, чтобы не упасть.       — То, что тебе хорошо с человеком, ещё не значит, что ты его любишь, карапуз.       — Правда? — Питер даже не обиделся, хотя слова, сказанные Тони, могли задеть, он лишь смутился немного и перестал так краснеть. — Ну, мне не просто хорошо с ней, она очень красивая, умная, у нас много общих интересов. Ну, я надеюсь, что это так, — он нервно посмеялся. — А ещё, — он снова покраснел до кончиков ушей, — я постоянно думаю о ней.       Он сказал это совсем тихо, словно это было чем-то постыдным, но очень приятным. Это было так мило, что он смущается таких вещей, что он так краснеет, возможно, впервые рассказывая кому-то о своей любви. В другой бы ситуации, в другое время Тони бы только улыбнулся этому, похлопал Питера по плечу и дал бы ему пару советов, как привлечь внимание этой «похитительницы паучьих сердец», но он не мог этого сделать. Не мог подавить в себе это ноющее чувство в груди, улыбнуться, как прежде, и бросить какую-нибудь шутку, которая бы заставила покраснеть Питера ещё гуще. Он не мог, не мог...       С того дня большую часть разговоров Питер стал вести об этой девушке. Он восхищался ей, постоянно говорил о том, какая она милая и как он её любит. Спрашивал Тони, что нужно сделать, чтобы понравиться девушке, как с ней разговаривать, и еще многое-многое другое.       С каждым сказанным словом об этой девушке Тони начинал ненавидеть её всё сильнее и сильнее. Порою он даже ловил себя на мысли, что если бы он знал, кто она, то, наверно, убил бы её. Да, он совершенно точно, смог бы совершить этот грех, испачкать свои и без того по локоть в крови руки ещё больше. Чтобы мысли его паучка занимало всё, что угодно, но только не она, вообще никто другой.       Каждый день, когда Питер начинал заводить разговор об этой девушке, сердце Тони разрывалось на части, это было настолько невыносимо, что хотелось выть, затыкать уши, чтобы только не слышать этого. А потом его сердце что-то сжало.       Поначалу это происходило два-три раза за неделю, а потом всё чаще и чаще. Тони сбрасывал это на возраст, усмехаясь про себя, что и он, великий Тони Старк, неизбежно стареет. А когда приступы участились и вскорем времени ему стало трудно дышать, он всё же дал разрешение П. Я. Т. Н. И. Ц. е, которая постоянно ему об этом напоминала, проверить себя.       — Вы больны Ханахаки, сэр.       Это прозвучало как приговор. Тони даже показалось, что механический голос искусственного интеллекта дрогнул, но, быть может, ему это всего лишь показалось. Ведь эти слова он не раз повторил в своей голове, пока медленно опускался на стул, наливал себе виски и в итоге в два захода опустошал бутылку.       — Ханахаки — это любовный вирус. 98% — летальный исход, 2%... — продолжила П. Я. Т. Н. И. Ц. А.       — Спасибо, П. Я. Т. Н. И. Ц. А., я знаю, — остановил её Тони, прикрыв глаза рукой.       Нет, он не плакал. Он даже успел забыть то чувство, когда по щекам бегут слёзы. Он просто думал.       Сначала в голове роилось много мыслей, вопросов, строились планы, просчитывались варианты, как спастись, какие лекарства стоит купить, каких врачей пригласить для своего осмотра, а потом вдруг тишина, и в этой тишине: «Как об этом сказать ему?».       Никак.       Тони знал, что не сможет этого сделать. Не сможет, смотря в эти большие карие глаза, сказать, что он умирает из-за него. Он бы желал излечиться, он готов пойти на многое ради этого, но только не на это. Он не сможет сказать Питеру, что он и безответная любовь Тони к нему всему виною. Поэтому он решил никому не говорить.       Первым узнал Хэппи.       Это произошло тогда, когда у Тони неожиданно начался приступ. Он не смог сдержать подступивший кашель и прямо на глазах у своего друга стал выкашливать красные с золотыми краями лепестки цветов.       Хэппи был удивлён. Нет, он был в шоке и просто стоял, не двигаясь. Его глаза были наполнены ужасом и каким-то отдалённым осознанием того, что происходит. И чем больше он осознавал, тем шире они открывались и тем больше заполнялись ужасом. Он так и не смог что-либо сказать в тот день, пока Тони заливался кашлем. Ничего не сказал и тогда, когда они вместе поспешно убирали красные лепестки, так как вскоре конференц-зал заполнит толпа людей.       — Не говори Пеппер, — болезненно улыбнувшись, попросил его Тони.       Хэппи поднял на него глаза, в которых по-прежнему стоял немой ужас, но ничего так и не сказал, лишь еле заметно кивнул головой и продолжил убирать лепестки.       Вторым узнал Роуди.       — Хэппи проболтался, — ответил он на изумлённый взгляд друга.       Тони усмехнулся, опустившись в кресло. Правильно, Пеппер Хэппи не сказал, а ведь про Роуди он ничего не говорил.       — Кто это? — в упор спросил его Роуди, смотря прямо в глаза и призывая тем самым к честному и незамедлительному ответу.       — Не нужно, — мягко улыбнувшись, ответил Тони. — Не нужно, Роуди, — повторил он, заметив, что друг хочет возразить. — Ты ведь всегда предупреждал меня, что, приглашая в свою постель стольких людей, я когда-нибудь поплачусь за это, и вот, — он устало взмахнул руками, — судьба наказала меня.       Лицо Роуди помрачнело от этих слов. На мгновение в его глазах мелькнула злость, но она тут же сменилась болью и состраданием.       — Я не думал... что так... — начал он, но не нашёл слов.       — Ты не виноват, Роудс, никто не виноват, это просто случилось.       — Но так не должно быть! — воскликнул Роуди, не понимая, как его друг может так просто смириться с тем, что умирает. — Ты же грёбаный Тони Старк! Неужели ничего невозможно сделать?! Влюби её в себя! Ты же это умеешь! Кто может влюблять в себя лучше, чем Тони Старк?! Чёрт возьми, сделай же что-нибудь!       Роуди умолк, переводя дух, а Тони молча смотрел на него, прекрасно понимая, почему он так зол на него, но...       — Я люблю его, — ровным голосом ответил он. — Я слишком люблю его, Роуди.       На это Роудс не нашёл чем ответить.       Время шло, и цветков в груди Тони с каждым днём становилось всё больше, нормально дышать — всё нестерпимее, а видеть Питера — невозможнее. Приступы кашля стали частым явлением в течение дня, и препараты, которые Тони сам себе и назначил, уже не могли помогать избавиться ему от кашля хотя бы на час, в течение которого он мог бы свободно провести время вместе с Питером. В конечном итоге ему пришлось соврать Паркеру, что тот больше не может приходить к нему, потому что он будет очень занят новыми разработками для Мстителей. Конечно, Питер расстроился, что не сможет посещать мастерскую Старка какое-то время, а ещё обиделся, что тот не позволяет себе помочь, но у него не было выбора.       Как и у Тони.       День, когда его сердце скуют стебли цветов, когда их распустившиеся бутоны и опавшие лепестки заполнят собою лёгкие и дыхательные пути и когда Тони в очередном, но на сей раз последнем приступе кашля умрёт, неумолимо приближался.       Дни сменяли ночи, но для Тони они слились воедино, перестали отличаться друг от друга, ведь он не спал, ел мало и с трудом, он просто доживал своё время, укрывшись ото всех в своей мастерской.       Как забавно, ведь именно здесь он создавал один за другим своих Марков, благодаря которым не раз спасал жизнь не только себе, но и другим. Здесь он создал новый элемент, который смог заменить палладий и не дать ему умереть от заражения. Именно здесь он проводил большую часть своей жизни, здесь он и познал любовь, которая стала для него погибелью. Здесь он и умрёт.       Тони откидывается на спинку кресла, отбросив очередную пустую бутылку виски в сторону, которая тут же в дребезги разбивается об пол, и прикрывает глаза. Ему ничего не остаётся кроме того, чтобы просто ждать. Он чувствует, как что-то обволакивает его сердце, как что-то переполняет лёгкие, не давая нормально вдохнуть, и как это что-то поднимается всё выше и выше по его глотке. Это даже немного жутковато.       Интересно, когда он умрёт, будут ли эти цветы расти дальше? Красивые ли они? Хотелось бы, чтобы после его смерти осталось что-то более прекрасное, чем безжизненное тело и многомиллионное состояние.       Интересно, а как он отреагирует, когда увидит его мёртвым?       Наверно, будет плакать. Он точно расплачется, как ребёнок. Тони не хотел бы, чтобы это произошло, но ведь он уже будет не в силах этого изменить, и ему остаётся только надеяться, что никакой идиот не догадается сказать Питеру, что это из-за него.       Тони с громким хрипом сделал вдох и выдох. Он уже ничего не хотел, кроме одного — увидеть его. Но это было невозможно.       «Чёрт, это как в дешёвой мелодраме», — усмехнулся своим собственным мыслям Тони. Действительно, если он продолжит думать об этом, то умрёт, как последний неудачник, сожалеющий о своей безответной любви. Лучше представить, как Питер будет счастлив в будущем с этой девушкой, которая нравится ему, ведь она обязательно влюбится в него, потому что не любить его невозможно. Как они поженятся и заведут кучу детишек, как он будет любить их и, возможно, если родится мальчик, назовёт его в честь своего так рано умершего наставника Энтони Старка.       Тони невольно улыбнулся этим мыслям. Да, у Питера не может быть никакого другого будущего, кроме как самого прекрасного. Ведь он не Тони, он чист и добр, судьба обязана его любить. А если вдруг что-то будет идти не так, то Тони будет умолять Бога (если он всё же есть), чтобы он не делал зла этому ребёнку.       Питер обязан быть счастливым.       Тони сделал глубокий, насколько мог, вдох.       Он был последним.       Крепкие тиски неожиданно схватили его сердце и лёгкие. Тони больше не мог дышать, лишь только судорожно кашлять. Он тут же сложился пополам, а потом сполз с кресла и рухнул на пол, не переставая кашлять красными с золотыми краями лепестками. Эти лепестки — последнее, что он видел прежде, чем прикрыл веки, потому что перед глазами и так всё плыло.       Страшно. Ужасно страшно умирать. Он готовился, он знал, что это произойдёт, но... Он не хочет.       Страшно, господи, как же страшно.       «Это конец», — мелькнуло в его голове.       — Мистер Старк?..       Тони резко распахнул глаза и тут же попытался подавить кашель.       Питер? Что?.. Что он здесь делает? Как он вошёл? Нет, нет, он не может видеть его таким! Таким... жалким и беспомощным, таким слабым... умирающим...       — Мистер Старк! — кажется, он все же увидел его.       Тони слышит, как Питер бежит к нему, сбивая всё на пути, и почти мгновенно оказывается возле него.       — Господи, господи, господи, — не переставая шепчет Питер, прижимая его к себе. Тони бы даже пошутил, если бы не было всё так хреново, что он сломает ему рёбра раньше, чем тот умрёт от удушения. — Мистер Старк, господи, пожалуйста, не умирайте!       Он плачет, плачет из-за него, и от этого сердцу Тони больнее, чем от этих цветочных оков. Он пытается поднять руку, смахнуть слёзы с его покрасневших щёк, сказать, что всё хорошо, но он даже вздохнуть не может нормально, не то, что издать какой-то звук.       — Мистер Старк, не умирайте! Пожалуйста, не умирайте... Не оставляйте меня одного, — Питер крепко обнимает его, лелея, словно ребёнка, и всё плачет, плачет, плачет... — Простите меня, простите... Нет, можете не прощать, только не умирайте, пожалуйста, — и он снова срывается на рыдание.       Простите? За что? Неужели ему кто-то сказал? Ох чёрт... Как же страшно, хотя в его объятиях — нет, вот только слишком невыносимо оставлять его одного. Но что он может сделать?       — Простите меня, — всхлипывая, продолжает Питер, — я соврал вам, я не хотел, просто... Просто... Я же не знал, что так... что так всё выйдет!       Что? Соврал? Тони пытается унять кашель, чтобы лучше слышать Питера, но тот всё не прекращается, только... дышать как-то легче.       — Её нет, мистер Старк, я никого не люблю... Никого... другого... — Питер по-прежнему всхлипывает, но всё же смог взять себя в руки и унял слёзы. Он мягко убрал взмокшие волосы со лба Тони и, вздрагивая от рвущегося наружу рыдания, тихо произнёс: — Я вас люблю, только вас, мистер Старк, — и снова слёзы.       — Нг-х, — Тони шумно вдохнул всей грудью и, уперевшись ослабшими руками в грудь Питера, отстранился от него.       Неожиданно дышать стало легче, кашель унялся и больше не разрывал его грудь. Он жив. Чёрт возьми, он жив! А ещё...       Тони поднял глаза на Питера, изумлённо рассматривая его покрасневшее от слёз лицо, словно впервые видел. Он любит его? Питер Паркер любит его? Это невозможно, это ведь просто невероятно, это ведь...       — Это правда? — Тони сам не знал, спрашивает он его или утверждает. И почему секунда, в которую колебался Питер, тянулась так долго?       — Я люблю вас, мистер Старк, я так вас люблю, простите, — на глазах Питера снова появились слёзы, и Тони, не удержавшись, схватил его за плечи и притянул к себе, крепко обняв. Как долго он этого ждал!       — Простите, простите, простите, — не переставал повторять Питер, уткнувшись носом в грудь Тони. — Я просто... просто хотел... Я боялся сказать вам... А потом... Потом мисс Поттс, она... Сказала, что вы... Что вы умираете из-за меня... Простите меня, простите, пожалуйста, я не хотел, я не хотел...       Тони обнимал его вздрагивающие плечи, гладил его спину, волосы, целовал везде, где только мог достать, и не верил, не верил, что вот оно, вот оно его счастье, его любовь. И не важно, как об этом узнала Пеппер, как Питер проник в его мастерскую, которую он специально закрыл от посторонних, кто из них влюбился первым и почему только Тони был болен — всё это было неважно, всё это было настолько мелочным, ведь важно лишь одно: Питер любит его.       Тони мягко отстранил от себя Питера, чтобы взять его покрасневшее горячее лицо в свои руки и заглянуть в его глаза. Он ещё молод, так молод, поэтому и совершил такую глупую вещь лишь только из-за того, что побоялся признаться в своих чувствах. Эта ошибка почти привела Тони к летальному исходу, он столько дней страдал от болей в груди, от этих приступов и ревности к выдуманной девушке, но он не мог злиться из-за этого на Питера, ведь заслужил такие страдания, он заслужил даже больше — смерть.       Но Бог даровал ему спасение.       Тони устало, но всё же нежно и мягко улыбнулся Питеру, и тот несмело улыбнулся в ответ, по-прежнему шморгая носом и вздрагивая.       — Я люблю вас, мистер Старк, — повторил он, словно боялся, что Тони так и не понял этого, что он снова рухнет на пол в судорожном кашле.       Но Тони всё уже понял.       — И я тебя, Питер, — ответил он, притягивая его ближе к себе, чтобы мягко коснуться его опухших губ своими.       По щекам Тони бежали слёзы.