curse of silence

27.07.2011 Между многоэтажек и суеты, на улицах Венесуэлы царили похоть и криминал. Каждый последует по этому пути, бесполезно сопротивляться неизбежному. Любой плюнет тебе в ноги или же ввяжется в черный бизнес. Этот путь и есть неверный. Каждый родитель пытается защитить свое дитя от дурного нрава на территориях государства. Это сложно, многие к пятнадцати годам уже становится сектантами, работают в борделе и стоят на трассе дешевой шлюхой. Это может произойти с каждым, да. Будто все подстроено, все так нереально и глупо… Но отец Чонгука уверял себя до последнего, что сможет защитить сына, ведь не смог уберечь мать в свое время. В тринадцать лет парень уже проживал при церкви по велению отца, тот был глубоко верующим человеком. Наверное, просто потому, что вера давала свои надежды, он и упек молодого Чона на попечение сестре Мире. Кто бы мог подумать, что в церкви может твориться больший криминал, чем в довольно престижном районе семьи Чон. Она всегда внушала доверие, святой отец считался самым лучшим человеком в представлениях церкви и местных жителей. Вы слышали про бездны? Трещины в земле, в них скрываются по-настоящему безумные твари. Такая же трещина была в теле Отца Мина. Он грешил. Много и серьезно. Грех изобрели иудеи, но лишь католики сделали его настоящим искусством — так оправдывался отец Мин. Если Чонгук вырос в семье лишенной любви и с чрезмерной заботой, то о детстве Юнги никто ничего не знает. Он не был таким, до того, как его сердце и душа привела юношу в храм. Чонгуку кажется, что он явно не тот, за кого себя выдает. В его представлениях Юнги — темный и холодный сектант, скрывающийся за верой. В чем-то он был прав. Пелена ничтожного насилия накрыла священную землю. Мин никогда не верил в бога, только делал все из-за выгоды и грязных денег. За его спиной сотни грехов, самых страшных, но он все равно умудряется всем говорить, что чей-то котел будет жарче, чем его. Это торговля оружием, запрещенными веществами и органами. Парень замешан в деле с подменой детей. Новорожденные в церкви дети всегда оставались при нем, а отдавал он лишь мертвые тела. В свое время он сделал большие деньги на продаже в разные семьи детей, а также их органов на черных рынках. Юн мучал их до обезвоживания, предлогом «сдохнут — вони меньше». Будучи таким психом он все еще называл себя святым отцом — спасающим грешные души. После служебный вечер наступил так скоро, принося за собой темные деяние Юнги. Ему было похуй кого насиловать, кому делать больно, поэтому в этот вечер, отец связывает одну из сестер храма и начиная свое деяние. Заставить связанную девушку читать молитву и смеяться при этом — в духе священника. Он плюется ей в рот, сует туда пальцы и сжимает до боли ребра. Вот, совсем чуть-чуть… и кажется, что кости сломаются. Красивые тела — его слабость. Почему, когда все идет так гладко и ты забываешь о плохой репутации ближайших улочек, Мин Юнги все портит. Его партнеры давно послали бы парня и его проповедь к чертям, не будь он таким влиятельным и одним из лучших контрабандистов. Насолить какой-то женщине или испортить ей жизнь ничего не стоит для него. Все, что ты думал про его святошную личность сразу отойдет на задний план, зная его получше. Пришел он к этой ступени иерархии криминальной Венесуэлы не через болота и леса, а через кровавые моря, в которых гибнут его жертв. Знаете, что он делает со всякой рваниной? Прямо в подвале церкви выпускает кишки и скидывает в то самое море. После развлечений, парень выйдет на улицу, вечерний воздух так хорош, неправда ли, Чонгукки? Именно сейчас от Мина пахнет смертью и чем-то сладким. Чон чует, что-то неладное, не собираясь здесь находится, особенно в присутствие этого психа-извращенца. Бежать — единственный выход, особенно для подростка. Парнишка уж больно пуглив, даже для своих лет. Рассказы отца о том, насколько этот мир хуевый, сломали не только психику Гука, но и надежды. Ведь нельзя подделать искренние эмоции ребенка. По глазам младшего виден весь ужас, боль и испуг. Его потрепанный вид, мешки под глазами и просто неумелые порезы на руках. Пусть их не видно, ведь Чон тщательно скрывает их. Он никогда не понимал этого места и мира, хотя нет… Он все прекрасно понимал, скорее делал вид, что это не так. Гук любил, когда мама протягивала ему контейнер с едой, а парень торопливо выхватывал его из рук, убегая, поцеловав женщину в щеку. Эти морщинки под глазами и немного веснушек на белой коже и алых щеках — совсем не портили мальчика: даже если это смотрится безобразно по отдельности. Саднящие губы — красного оттенка и отличное телосложение для своего возраста. Нежный и ласкающий голос уши. В этом мальчике было все, так почему же судьба наградила его такими проблемами? Как только тень психопата нависает над ребенком, тот с немым криком бежит в свою комнату, закрывая ее на ключ. Что-то в этом есть, Чон чувствует спокойствие и умиротворенность, но дергается от стуков чужих каблуков. Иногда Чон с досадой смотрит в окно, рассматривая черты лица маньяка, который каждый раз уезжает куда-то, в независимости от времени суток. Казалось бы, у священника много дел при церкви, да и службы Юнги нагло пропускает. Чонгук не видит всей красоты Венесуэлы и целыми днями качается на качелях у двора церкви. Детей там больше нет, а дальше, чем за забор, Юн запрещает его пускать. Отец прекрасно понимает, что мальчишка может сбежать: остерегаясь того, что его планы на этого придурка обрушатся, как здание неподалеку. Сегодня все так же… Чон у окна, явно не будет спать до рассвета, как обычно. Святой отец уезжает на своей машине, приказав сестрам сторожить комнату мальчика. Что может быть причиной таких частых отъездов, ведь он живет в церкви, здесь все есть, а нужные рутинные вещи поставляют каждую неделю? Все просто. Мин направляется либо в бордель, либо на встречу со своей командой психов. Парень заказывает кофе, дожидаясь, когда его любимчик освободится и примет своего постояльца по полному разряду. Чон Хосок — лучшая проститутка во всей Венесуэле, многие оставляют ему «на чай» за хорошо проделанную работу. Его тело выглядит как что-то между пассивом и активом. С виду теплый и невинный мальчик с ярко-рыжими волосами и смуглой кожей. Он называл себя Марита-Эсмеральда Брук, никто не знал его настоящего имени, а те, кто приходили в бордель в первый раз и вовсе не знали какого пола Эсмеральда. Этот мир жесток, а люди беспощадны к тем, кто выглядит или думает не по политике Венесуэлы. Как жаль, что таких не принимают в этой криминальной стране. Может быть, если б люди относились поспокойнее к этому, то мирность населения возросла в разы, жаль, что это все не так просто, как казалось бы. — Привет, Хо… — да, Мин единственный, кому Брук сказал свое настоящее имя. Они никогда не уделяли времени разговорам и просто налетали друг на друга, страстно целуясь. В отличии от других постояльцев Чона — Юн был самым лучшим и любимым. На протяжении года, Марита чувствовал с ним только самое лучшее. В какой-то степени Мин симпатизировал Чону, а тот в свою очередь постояльцу. Хосок хватает Юна за волосы и льнет к шее, опаляя ее дыханием. Его заносит только от одного запаха партнера, Чон оставляет укусы и засосы на шее священника, по боковой и передней стороне. Возбуждаясь он трется членом о ложбинку меж бедер, сходя с ума от того, насколько парень прекрасен. Отец перехватывает инициативу и полностью раздевается, падая меж ног рыжего. Мин поглаживает член рукой, ухмыльнувшись, касается губами головки. Ласковые пальчики бегают по стволу и яичкам Чона, а после сползают целым каскадом маленьких прикосновений туда, где от этих играющих касаний все покрывается мурашками. Юн обволакивает головку, легонько водя головой из стороны в сторону. Актив откидывается назад и совсем позабыв, что кровать — не диван, вовремя облокачивается на локти, на этот раз не жалея стоны на слишком дразнящие ласки. Рукой на автомате тянется к увлеченной сея процессом голове, пальчиками убирая спадающие локоны волос на лицо. Не было на свете зрелища приятнее, чем тихо, изредка постанывая, наблюдать за тем, как продвинулись владение ртом малыша Мин-Мина. Но когда комок совсем не тех нервов поджимает, резко и с давлением насаживает чужую голову на член, подмахнув заодно бедрами. С довольным и громким стоном, когда головка проскальзывает к изгибу глотки, парень чуть не падает на спину, будто теряя рассудок в эйфории блаженства. Раздается характерный движению Хосока звук. Забирая член почти весь в себя, внутрь, языком поглаживая его по сторонам, чувствуя, как немалые размеры Чона скользят меж неба и языка Мина. Священник медленно вытаскивает его из глотки, предоставляя волю своему языку, который теперь облизывает весь член: гладит, качается струнки уздечки, бегая по головке и ее краям. Кончик языка все летает по стволу и быстро-быстро двигается из стороны в сторону. Вперемешку с изящными на слух стонами и непривычными действиями со стороны пассива, Чон прикрывает рот и рычит, на все это есть лишь один ответ — пик не за горами. Спустя доли секунды, что показались такими долгими минутами, Брук рвано шепчет: — Никогда не поверю, что до встречи со мной ты не был извращенцем. Не жалея сил на укусы ладони, в глазах Мина он сам себе кажется размазней и мечется из стороны в сторону от приятных ощущений, предательски вздрагивая в те моменты, когда член дергается то в горячем рту, то в плену лишь одного языка. Кусая губы, Хо привстает и снова кладет руку на макушку, желая кончить в слишком развратный рот со словами «Мой прекрасный… извращенец, это ещё не всё». Он весь — вот тут, у самых губ, под миновскими руками, под шаловливым языком. Он подается ему навстречу, нежные губы становятся упругими, и Хосок явно чувствует их кольцо, скользящее по всему стволу. Пальцы впиваются в плечи, актив выгибается — Мин чувствует, как из него прет фонтан неподдельных эмоций, они все не кончаются и не кончаются, запрокинув голову, недолго толкаясь в чужом ротике — Чон кончает, а из уст белокожего слышно лишь «Ты…такой сладкий». С видом сытого котика, Юн целует уздечку еще раз и смотрит прямиком в глаза Эсмеральде. Чон прокашлялся в ладонь после того, как словил суть того, что Мин сказал до своего возмущения. 'Сладкий? ', уставился удивлёнными глазами, не намекая конечно на то, что станет пробовать свою сперму. Но, черт возьми, какой он послушный и всё принимает так мягко и, будто, с ноткой нежности. В мыслях сразу появляется фраза о том, что Хо обязан поблагодарить хорошим сексом, постараться всё сделать в отменной форме 'жёстко и с чуточкой садизма'. После того, как пригласил Мина на кровать, протянув руку, начал довольно улыбаться на великолепную фигуру и гладкую кожу. Совсем немного заломив руки за спину, таким образом с насилием заставляя выгнуться в типичной позе — раком, отпустил, дабы не давать повода для боли и, немного раздвинув аппетитные ягодицы, ухмыльнулся. — А вот это извращение, — сказав, льнет к уже пульсирующему колечку мышц и толкается языком, смачивая дырочку снаружи слюной, так давая порыв для новых ощущений. Тихие стоны кажутся такими сладкими и отрывистыми. Грешник сильно выгибается в спине, проводит рукой по своему члену, охватывая его шаловливыми пальчиками. — Ты все-таки решил взять меня? Пока язык парня ласкал колечко мышц, Юнги успел сойти с ума, погружаясь в жесткую эйфорию. Для него такие действия в первые и он жалко постанывает, желая, чтобы Хосок скорее избавил его от недотраха. — Не медли, блять, — вырывается из уст грязного парня. А Хо только и думает, как помедлить, сделать всё наоборот, как скажет малыш Мин, но время и правда могло начать поджимать обоих. Ох, как сейчас обидчиво посмотрел он на шею и вновь не увидел на ней того ремешочка с медальоном и было начал себя корить за это, но ещё совсем чуть-чуть маневров в виде толчка языком и поцелуя на жопке, отстранился, забыв об этом. Проводя рукой по уже колом стоящему члену, впервые оказываясь в какой-то спешке и без смазки, которую как раз-таки заменили, но не до конца, паутинки слюны сверху падают на плоть. Только Хосок успел пристроится к дырочке, как сразу вошел в Мина резким толчком. Двигается, плотно прижимая Юна к бедрам, ухватившись за талию. Мгновенно следуют никак не плавные толчки и медленный темп, а грубые проникновения, от которых пассив мгновенно изливается. С ещё несколькими резкими толчками, Хо валится поверх тела белокожего, придерживая себя лишь на локтях до тех пор, пока не выпрямился на полные руки. — Мне так нравится твоя задница. Шлепок, а за ним ещё несколько. Хосок устраивается поверх тела своего порой хрупкого пассива и раздвигает его ножки ещё шире. Пока попка сильнее прижималась к тазу Чона, Хо успевал проскальзывать рукой под животик и давить пальчиками на головку члена. Сбито и тяжело выдыхая, Чон еще пару раз толкается в узких стеночках священника и кончает, довольно и демонстративно уходя к окну, прикрывая его голое тело лишь простынкой. Несколько часов проведённых с Хосоком, хватило Юнги, чтоб снять напряжение после тяжелого дня. Вернулся он в церковь только к рассвету, проникая так тихо, устраиваясь возле комнаты приемыша — Чона. Каждое утро он дожидается мальчика, чтобы тот не сбежал, как жаль, что именно сейчас он не может лечь спать и забыть о всех криминальных проблемах. Время пять утра, а Мин уже ломится в комнату к мальчишке. — Чонгук, время просыпаться и приступать к непрерывному утреннему молению, сегодня твоя очередь, сынок. — Я знаю, что и тебе самому похуй на эту церковь и сраного бога, так что можешь уйти, падре, — Чон говорил это очень неуверенно и явно выглядел очень глупо. Их вечное противостояние было похоже на какую-то антиутопию, только без резни и взрывания голов. — Сопляк, ты так со мной не разговаривай, за неповиновение я могу серьезно тебя наказать, — парня явно это начинало выводить, ему давно хочется распороть брюхо этому ребенку и продать на органы. Мин считал грех настоящим искусством, вечно повторяя это себе. В какой-то степени… И очень давно этот беспорядочный и жестокий человек верил в бога, будучи послушником местного аббатства. — Да иду я, дай хотя бы в душ сходить, черт. — Не смей ругаться в моем присутствии, придурок. В ответ не прозвучало ничего. Спустя вечность этот ребенок вышел и, игнорируя взгляды святого отца, понесся в главный зал, усаживаясь на колени возле статуи Святой Марии. Чонгук не был верующим, но и не был атеистом. Сейчас он лишь хотел избавится от слишком большого внимания Юнги, да и попросту сбежать куда глаза глядят. Парнишка прекрасно понимал, что расстроит отца своим поступком, наверное, даже огорчит. Больше не будет той гордости, не будет вечных разговоров за столом о том, какой малыш Чонгукки — идеальный ребенок. Моление Гука продолжалось около пяти часов, после, на его смену приходит другая послушница. В эти моменты он радуется всему происходящему и бежит на кухню, утаскивая кусок хлеба. Есть единственное место, где мальчик может спокойно полистать ленту фейсбука, будучи уверенным в том, что Мин не узнает об этом. 14.10.2019 — Мистер Ким, Чон Чонгук прибыл из Айовы, мне привести его к вам? — произнес парень в форме охраны, придерживая дверь в комнате статного мужчины. — Тэхен… скажи, чтобы через десять минут был у меня, иначе я придумаю для него другое наказание. — Да, сэр, — парень быстро вышел, тяжело выдыхая. Наконец-то он увидит любимого после полугодовой разлуки. После того, как они вступили в отряды венесуэльской мафии, Чонгук явно продвинулся в этом деле, когда Ким остался лишь охранником. Да что уж там, парень даже не умел стрелять нормально и пушку держать. Какие перестрелки и задания могут быть? Ким — это сочетание пошлости и запаха вишни, под его серьезной и трусливой личностью скрывается настоящая шлюшка, которая выглядит в руках Чонгука такой жалкой и ничтожной. По выходным он надевает вельветовую жилетку, которую ему когда-то купил Чон, под толстым слоем макияжа прячется примерно месячная усталость в купе с неприкрытой ненавистью к себе, которую точно не разглядишь сквозь губы в вызывающей помаде, что растянуты в пошлой ухмылке. «Жалкий» — проносится в его голове, когда Ким рисует тонкие стрелки остро наточенным карандашом, и оседает где-то внутри. Вельветовая жилетка спадает с плеч, Гук как всегда прогадал с размером. Ким укутываться в нее, бездушно смотря в зеркало, он разглядывает свои пустые глаза и надевает на женственные пальцы золотые кольца. Он ходит по городу, изображает доступную блядь. В его глазах все черно-белое, а если и цветное, то очень бледное, не имеющее начало. Ким ускоряется, чтобы быстрее его увидеть и когда сильные руки смыкаются крепким кольцом на его талии он еле сдерживает слезы. — Чонгук, ты жив…