suck it up babe

      От пацана пахнет черничным йогуртом, у него крашеные сизые волосы с фиолетовыми корнями и куча разноцветных фенечек на худых запястьях. А еще он просто охуенно смотрится на коленях с членом во рту. А я думаю, когда успел так проебаться, что теперь трахаю малолеток.       Ему хоть восемнадцать есть?       Мальчишка старательный: облизывает по всей длине, заглатывает умело, хоть и слезы выступают на глазах (какие они у него там? Голубые, зеленые? Может, вообще карие — в темноте хрен разберешь, а раньше и задумываться не хотелось. Поебать.) и слюна вперемешку со спермой течет с уголков рта. Кончаю ему в глотку с гортанным стоном, рукой крепко вжимая чужую голову в собственный пах. Давится, хрипит, но послушно проглатывает все до последней капли. Падает на задницу, как только отпускаю, и облизывается, глядя растерянно затуманенным взглядом. Ширинка топорщится.       Что ж ты шлюха такая, мальчик? — Штаны снимай. Заранее планируемый как незаинтересованный голос срывается на хрип. — Я… — начинает было, но захлебывается словами и послушно тянет пояс. Боксеры с фиолетовыми единорогами. Блять. Тебе статья светит, Денис, остановись, ебать тебя в рот! В противовес собственным мыслям ослабляю галстук и медленно расстегиваю рубашку. Пацан красный весь. Неловко мнется, глазами пол буравит — или джинсы свои, комом валяющиеся у ног. — Флаттершай тоже. Вскидываю бровь, одними глазами указывая на последний предмет гардероба, прикрывающий худое тело. Вспыхивает как спичка. А я думал, там краснеть уже некуда сильнее. — Это вообще-то Твайлайт Спаркл. — бурчит, так и не поднимая взгляд. Приходится наклониться и подцепить за подбородок. — Хоть Пинки Пай. Мне поебать, слышишь? Давится воздухом, завороженно глядя прямо в глаза. А мне кажется на мгновение, что у него радужка фиолетовая вообще. Под цвет волос. Дурацкая игра бликов. Пацан губу нижнюю закусывает — а хочется мне. Его. И пальцами дрожащими за резинку трусов — вниз. Не хочу отпускать его взгляд, поэтому слепо веду рукой по чужому телу. Всхлипывает и сдается первым, чуть откидывая голову назад и прикрывая глаза. Ресницы длиннющие. Или опять блики с тенями на щеках играются? Кусаю его за горло. Вскрикивает. Забываешься, Денис. Ты не вампир, а хуев извращенец-педофил. На тонкой шее остается след от зубов. Зализываю его и спускаюсь языком ниже. Судорожный вздох и пальцы в волосах — распаляют сильнее. Хочется облизать всего с ног до головы — сладкий, как ёбаный йогурт, который у него, видимо, гвоздь программы сегодня вместо выпивки. Хочется пометить, осквернить, утянуть на дно. Сладкий невинный мальчик. Который только шире расставляет ноги, стоит придавить его тело своим к матрасу, и стонет, потираясь членом. Сука. Ближе. Ближе. Еще ближе. А ближе, блять, некуда уже. Выгибается дугой на постели, жмурится от тяжелого дыхания на шее, тянется за поцелуями-укусами, метками по всему телу расставленными, тычется слепо, как котенок, в руки носом, а затем — совсем как взрослый хитрый кошак — лижет широко ладонь и вбирает в рот средний палец. Сосет и облизывает, влажно причмокивая, совсем как леденец — совсем как мой член несколько минут назад. И смотрит лукаво из-под ресниц. До дрожи хочется уже ему вставить и заставить рыдать, срывая голос, от удовольствия. Почти насильно достаю у него изо рта палец. Дуется, будто игрушку любимую отобрали, но стоит почувствовать давление на анус, сразу расплывается в довольной понимающей улыбке и пальцами крепко в мои плечи вцепляется. Наклоняюсь ближе, чтоб его сорванное дыхание своими губами поймать. Не целую — а хочется, блять, до дрожи. Слишком уж эстетично алые покусанные губы смотрятся. Первый палец входит легко. Не сказать прямо, что невинный мальчик-одуванчик. На второй, правда, шипит и морщится — точно кошак. Ему бы уши и чокер. И хвост еще. Как в секс-шопах продаются — в жопу вместо пробки вставить, и пусть ходит. А потом достать и войти грубо, на всю длину. И втрахивать в кровать, пока жалобное мяуканье не перерастет в несдержанные громкие стоны. Фантазирую больше, чем делаю. Хватку теряешь, Дэн. Когда мальчишка внаглую начинает насаживаться на пальцы, царапая плечи ногтями и закатывая глаза, резко добавляю третий. Хмурится только и замирает. Ждет, когда растяну достаточно, чтоб вставить член, а не пальцы. Не заставляю его долго ждать, входя аккуратно, не по сантиметру даже — по миллиметру. Всхлипывает болезненно, не разлепляя ресницы, терпит. А я слишком внимательно изучаю его лицо, чтоб во время заметить слишком явную гримасу боли и остановиться пока не…пока не поздно. Но он только жмурит глаза и воздух тяжело выпускает сквозь сжатые зубы. К тому моменту, как вхожу полностью, у него по щеке уже скатывается слеза. Замираю, нависая над ним, пальцами касаюсь лица, разглаживаю складку между бровей, стираю слезинку и провожу нежно по губе. От легкого нажатия приоткрывает рот, судорожно сглатывая, и ластится, подставляясь под прикосновения. Поглаживаю большим пальцем по щеке, медленно провожу указательным по носу и затем пятерней зачесываю налипшие от пота на лоб пряди. Пацан благодарно тянет краешки губ вверх, а я думаю о том, когда стал таким?       Гирлянда на окне своим миганием раздражает — в глазах рябит, и образ сжавшегося подо мной мальчишки растворяется в ярких огнях. Дышим тяжело, как после марафона. Воздух искрится. Когда я начинаю двигаться, парень хрипит и царапает мою спину, прижимая ближе к собственному дрожащему телу. Стонет действительно сладко и громко — до срыва. Его голоса. Моего самоконтроля. Делаю размашистый толчок на пробу — яйца шлепаются об упругие ягодицы — и срываюсь на бешеный темп. Сжимаю его бедра так сильно, что если посчастливится не сломать кости, — на следующий день будут почти черные синяки. Кровать проседает и жалобно скрипит, а мне хочется еще быстрее. Хочется больше, глубже, полнее. Кажется, уже он сам шепчет, срывается на вскрики, озвучивая мои мысли. — С.и-и-и-иль.нее… — голос дрожит пиздецки, каждая буква — с придыханием между толчками. Замедляюсь и трахаю глубоко, практически выходя — и снова вгоняя до упора и проходясь по простате (мальчишку каждый раз будто током бьёт). А после опять ускоряюсь и не пытаюсь больше сдерживаться вообще. Сжимаю его горло рукой, под пальцами чувствуя судорожные движения кадыка. Сипит, царапается, пытается вдохнуть носом и, блять, кажется еще сильнее плывет от жестокости, чем от ласки. У меня перед глазами — только его лицо — остальное расплывается. А оно, блять, охуеннее, чем в порно: алеющие ярче огней гирлянд щеки и губы, с которых на подушку тянется ниточка слюны, глаза все мокрые — ресницы слипаются от слез — и абсолютно ненормальные, шальные, будто он шмаль курил весь вечер, а не йогурт свой черничный жрал. Вот только дурь тут ни при чем. Это меня он внутривенно принял и теперь смотрит мутно, пытается слезы сморгнуть. Резко выхожу и переворачиваю его, как безвольную куклу, на живот. Дышать становится совсем тяжело, когда, казалось бы, абсолютно обессиленная маленькая шлюшка опирается на локти, прогибаясь в спине и оттопыривая покрасневший соблазнительный зад, и оглядывается назад с нахальной улыбкой. Подминаю под себя и одним рывком выбиваю из пацана стон вместе с воздухом. Пальцы вплетаются во влажные волосы, и я силой впечатываю его лицом в подушку. Он, кажется, даже закусывает ее край, чтоб не кричать совсем уж безумно. А я не стесняясь рычу ему в ухо и рвано двигаю бедрами. Кончает, когда я кусаю его за загривок, под зубами перекатывая солёную от пота кожу. Его тело буквально подбрасывает на кровати. Мальчишка сжимает меня так сильно, что я и сам не выдерживаю, изливаясь внутрь, а после еще трясется несколько секунд в послеоргазменных судорогах. И я дрожу — вместе с ним. Так хорошо.       Выхожу медленно, тут же пальцем проводя по судорожно сжимающемуся входу — хоть бы не порвал. Когда на проверку все оказывается нормально, а моя сперма из поджавшегося ануса вытекает слишком эстетично для того, чтоб оказаться не готовым на второй раунд, я вздыхаю и откатываюсь в сторону, заодно переворачивая и парнишку — а то задохнется еще малой. И, блять… Я реально готов на второй раунд, потому что у меня встает мгновенно, стоит увидеть его лицо. Абсолютно расфокусированный пустой взгляд, из которого буквально вытрахали всю осознанность, приоткрытые искусанные губы, блестящие от слюны, мокрые щеки и подбородок. И ресницы. Безумно длинные все-таки. Не выдерживаю и все же целую. Отвечает так рьяно, будто и сам не против повторить. Прямо сейчас. Раз десять. Пожалеть бы его — мелкий еще совсем. Аккуратно поглаживаю кончиками пальцев уже проявляющиеся на нежной коже синяки от удушения. — Я отнесу тебя в ванну. — шепотом, будто это не мне пару мгновений назад было совершенно похеру, если кто-то услышит прорывающиеся сквозь музыку рваные крики и несдержанные стоны. — Давай еще полежим вот так…немного… — хрипит едва-едва, закашливаясь в конце предложения. Голос сорвал-таки совсем. Прикрывает глаза и сжимается в комочек, щекой притирается к моей груди. — Засохнет ведь. — тихо произношу в ответ с ноткой укоризны, но снова противоречу собственным словам и мыслям, мягко прижимая худое тело ближе, и накрываю нас поднятым с пола скомканным пледом.       Мальчишка улыбается мягко и так пьяно. Глаза не открывает, только на ощупь цепляется тонкими пальцами за мою шею и утыкается носом куда-то в подбородок. Зачесываю влажные пряди уже привычным жестом, да так и оставляю руку в чужих волосах, нежно поглаживая. Когда чужое дыхание на моей шее выравнивается, а телефон продолжает мигать от приходящих смсок, выглядывая из кармана отброшенных в угол комнаты брюк, я нехотя встаю и одеваюсь. На экране высвечивается очередное неразборчивое сообщение — пьяный набор букв, и я устало вздыхаю. Взгляд в последний раз цепляется за беззащитную хрупкую фигуру, завернутую в плед так, что торчит одна растрепанная макушка.       Я выхожу, осторожно прикрывая дверь.