***
В середине дня мне позвонил неизвестный номер. В трубке звучал высоковатый мужской голос. – Здравствуйте! Это цветочный магазин El Encanto? Я слегка прокашлялся и поднёс телефон к уху. – Да, это владелец El Encanto. Чем могу помочь? – Мой друг, – парень отвернулся от трубки и шепнул что-то вроде "Эй, не дерись", – так вот, мой друг хотел бы узнать насчёт работы в вашем магазине. Он спрашивает по поводу приписки о проживании. Могли бы вы объяснить, что она означает? – Да, конечно. Второй этаж магазина является жилым. Одна из комнат занята мной, вторая пустует. Если можно так выразиться, я ищу одновременно сожителя и работника для магазина, то есть человек, который ищет рабочую вакансию, поселится на втором этаже. – А что насчёт оплаты комнаты и заработной платы? – Если честно, я не вижу смысла в оплате комнаты и зарплате одновременно. Какой смысл получать деньги и возвращать их мне же? Поэтому средства, которые зарабатываются магазином, распределяются следующим образом: часть из них идёт на покрытие кредита, закупку товара и коммунальные услуги, остальное будет делиться между мной, то есть владельцем, и работником поровну. Доход из месяца в месяц, конечно, плавающий, но гарантированно идёт около 250 тысяч вон, опять же, при условии, что плата за коммунальные услуги отсутствует. – Ого, это очень выгодные условия. А есть ли какие-либо требования к постояльцу? Может, запреты? – Пожалуй, запрет есть на дебоширство в пьяном виде на первом этаже и другие чисто рабочие издержки. Естественно, не приветствуется шум после полуночи и чрезмерная агрессия в мою сторону и в сторону посетителей. – Вы не против, если мой друг привезёт с собой свои цветы? – Хах, кажется, это цветочный магазин. – Нет, я имею в виду, что они будут не для продажи. – Я не имею ничего против этого. – И ещё кое-что. Есть ли у вас место для готовки? – Да, есть небольшая кухня. – Замечательно. Когда мой друг может прибыть для осмотра комнаты и устройства на работу? – Вероятнее всего, в ближайшие пару дней магазин будет закрыт, но если ваш друг не боится заразиться простудой, я жду его в любой день с десяти утра до полуночи. – В таком случае, мой друг подойдёт завтра в районе трёх часов дня. Благодарю за информацию! – Вам нужно продублировать адрес и объяснить точное положение? – Нет, спасибо. Мой друг знает местоположение магазина. До свидания! – До свидания. Странный какой-то звонок. Почему этот человек попросил своего друга позвонить? Что за вопросы про цветы и про кухню? Другие бы про обустройство комнаты спросили, а эти... Ничего не понимаю.***
На утро следующего дня я чувствовал себя так, будто бы всю ночь меня пинали ногами и особенно хорошо прикладывались к голове. Благо хоть насморк решил сжалиться и немного отступить. Четырнадцатое февраля на носу, пора закупки делать, а я полуживой. Хотя обычно я встаю в девять утра, в этот день я едва поднялся к часу дня. Буквально каждое действие отдавалось звоном в голове. Я едва-едва осознал себя, более-менее привёл себя в порядок к половине третьего и собирался сделать что-то съедобное из того, что находилось в холодильнике, когда с лестницы донёсся оклик. – Эй! Здравствуйте! Я по поводу вакансии! Я не услышал, как человек вошёл в лавку, поэтому я вздрогнул от неожиданности. Голос показался мне слабо знакомым. Я медленно спустился, запахнув халат. Аромат, к которому я уже успел привыкнуть, усилился. – Здравствуйте. Я по поводу вакансии. Передо мной стоял тот самый парень. Глаза непривычно поблёскивают, щёки чуть покраснели от мороза, сероватые пряди чуть выбились из-под шапки. В моей голове что-то прояснилось, и губы сами сложились в лёгкую полуулыбку. – Да, здравствуйте. Рад вас приветствовать, уже не в первый раз. Здесь вам всё знакомо, так что давайте пройдём сразу на второй этаж. Я пропустил его вперёд и поплёлся по ступенькам, спотыкаясь почти на каждом шагу. Но всё же я был рад хотя бы просто понимать – я сейчас разговариваю с ним. – Извините, что я так медленно. Я плохо себя чувствую. Справа от вас расположена моя комната, напротив – кухня, слева – санузел и пустая спальня. Предлагаю пройти в неё. – С вашего разрешения, я бы хотел сначала зайти на кухню. – Да, конечно. Простите, немного не прибрано – я планировал сейчас готовить. – Всё в порядке. Парень заглянул в навесные шкафчики и практически сразу вышел из кухни, не взглянув даже на другую её половину. В комнате его, кажется, тоже интересовали только полки. – Если понадобится, могу я повесить ещё одну полку? – Ничего не имею против. Парень, не заглянув в ванную комнату, спустился на первый этаж. – Вам что-то не понравилось? – Нет, что вы, всё отлично. Могу я посмотреть трудовой договор? Я откопал бумаги где-то под прилавком и отдал их ему в руки. Он внимательно изучал строки, что-то заполнял, затем отдал бумаги мне в руки. – Мне нужно рассказать о себе? – Да, желательно. Подождите, я возьму блокнот и запишу. – Наверное, я здесь надолго задержусь, так что будет проще, если мы начнём обращаться друг к другу на ты. Вылезая из-под прилавка, я ударился макушкой, и, потирая и без того больную голову, я разогнулся с блокнотом в правой руке. – А? А, да, конечно. Меня зовут Ли Чжухон, мне 24 года. А как тебя зовут? – Ммм... А ты меня не помнишь? Этот вопрос застал меня врасплох. Бывают моменты, когда твоя голова совершенно отказывается думать, но ты всё равно напрягаешь её, чтобы она выдала хоть какой-то вразумительный ответ. А когда голова при этом ещё и болит, то напрячь все свои извилины вдвойне сложно и неприятно. – Ну, ты ходишь в соседнее кафе по будням и... Парень выглядел смущённо, как будто понял, что ляпнул что-то, что не должен был. – Аах, нет, это не то... Ладно, забей. Меня зовут Им Чангюн, недавно исполнилось 23 года. Учусь на юриста, но почти уверен, что не буду им. Ищу подработку. Оканчиваю курсы флориста. – Опыт по продажам есть? – Лет десять назад я помогал маме продавать фрукты. Кто бы мог подумать, что сейчас эта женщина будет управлять сетью магазинов. – Неплохой карьерный рост. – Да уж. – Что ж, если тебя всё устраивает, то ты принят. – Когда могу приступить к своим обязанностям? – Да хоть сейчас. Хотя, если тебе удобно, можешь сегодня-завтра разобраться с переездом, а потом приступить к работе. – Хорошо, спасибо. Мы пожали руки. Ладонь Чангюна оказалась холодной, хотя он уже давно находился в помещении. Я отправился на кухню, съел нечто почти съедобное, приготовленное на скорую руку, и с кружкой чая ушёл в свою комнату. Парень решил остаться на первом этаже. Он настойчиво звонил кому-то, через двадцать минут вышел из лавки и вскоре снова вернулся. В моём тихом убежище началась жизнь: до конца дня Чангюн чем-то шуршал, где-то копошился, что-то переставлял и устанавливал в своей комнате. Около одиннадцати шум перебрался на кухню: что-то зазвенело. Он готовил. Я сидел за своим скетчбуком и думал о том, что мы очень разные. Из-под моего карандаша выходила зарисовка с балериной, кружащейся на носочках. Она была будто бы воплощением моей ауры: светлая и лёгкая. Меня часто сравнивают с солнцем – тяжело вспомнить дни, когда я мало улыбаюсь. Меня можно найти в плохом расположении духа в холодные зимние вечера, но даже это случается достаточно редко. А если подумать о Чангюне... Он ассоциируется у меня с потухшим взглядом и чёрным цветом. Он выглядит как человек, который долго искал что-то, но не мог найти, а потому потерял всякую надежду на хорошее. И пусть в последние дни он изменился внешне, эта аура как будто бы облепила его с ног до головы и не хочет отпускать. Нам будет тяжело найти общий язык. Наверно, это ещё одна причина, почему я буду молчать о своих чувствах. С кухни донёсся знакомый аромат, но без цветочной примеси. Я вышел из комнаты и направился к источнику запаха. Чангюн сидел за столом, положив голову на сложенные руки, и смотрел на духовку. Услышав мои шаги, он чуть встрепенулся. – О, ты как раз вовремя. Печенье почти испеклось. Я приподнял бровь. – Ты печёшь печенье? – Ну, знаешь... У тебя есть хобби? – Я люблю рисовать. – Ну вот. А я люблю печь печенье. Садись, его уже пора вытаскивать. Я сел, а Чангюн достал самую большую тарелку и стал выкладывать на неё румяных пряничных человечков. Затем он откопал откуда-то из своей сумки, стоявшей в углу, сахарную пудру и лёгким движением присыпал каждого человечка. Я было встал, чтобы помочь ему заварить чай, но он тут же осадил меня фразой "Сейчас я хозяин на кухне". Две минуты спустя мы сидели за блюдом с имбирным печеньем и чашками с чёрным чаем. – Знаешь... – Ммм? – Чангюн поднял на меня глаза. – Я ещё в кафе заметил, что у тебя интересный парфюм. Кроме запаха печенья ещё какие-то полевые цветы... – А, я понял. Это не парфюм. Пойдём. Чангюн встал и сделал жест, просящий следовать за ним. Мы зашли в его спальню. Она сильно изменилась с момента его заезда. На стенах над полками появилось несколько ламп с синим светом, из обычного освещения – только небольшая лампа на столе. На каждой полке стояло по паре длинных горшков для рассады, в которых росло огромное множество мелких голубых цветочков. Их аромат наполнил всю комнату, и мне на секунду показалось, будто эти цветочки растут внутри моих лёгких. – Это моё второе хобби. Эти цветы называются Rosemary Blue, их родина – Средиземноморское побережье. Они обозначают верность и преданность. Мне очень нравится их выращивать: они красивые и у них приятный аромат. Может быть, именно благодаря им я захотел здесь работать. Я подошёл к цветам и слегка тронул нежные лепестки. Атмосфера в комнате была наполнена удивительным волшебством, мне очень хотелось побыть здесь подольше и заходить сюда почаще. Что-то меня здесь вдохновляло и наполняло спокойствием. После чая мы отправились по комнатам. А может быть, я не прав? Может быть, Чангюн не такой уж и холодный, как мне показалось? Он странный, и мне очень хочется понять, что это за человек. "А ты меня не помнишь?" Минут пятнадцать я перебирал варианты, что это могло бы значить, но сон сморил раньше, чем я пришёл к какому-нибудь вразумительному ответу.***
Утром я почувствовал, что иду на поправку, но было бы лучше, если бы сегодня лавка не открывалась. С кухни ещё тянулся лёгкий аромат тёплого печенья. На двери комнаты Чангюна висела свёрнутая записка. Я открепил её и развернул. "По утрам я ухожу на учёбу, поэтому я не смогу работать в первую смену (и поэтому сейчас меня нет). Я вернусь в обед и смогу приступить к работе с трёх.Им Чангюн."
Первую половину дня я посвятил себе и своему скетчбуку. К обеду я спустился на первый этаж и занялся заменой старых рисунков на новые. Мне приходилось иногда это делать, потому что бумага – материал далеко не вечный. Колокольчики над дверью легко пропели короткую мелодию и смолкли. – Привет! Что ты делаешь? – Я сделал ещё несколько зарисовок, так что пора заменить. – А куда старые? – Аккуратно в папку. Выбрасывать и уничтожать рисунки нельзя, даже если они плохие или испорченные. – Спускайся, тебе нужно пообедать. Ты же обычно обедаешь в это время, да? – Я пойду готовить, когда закончу. – Когда ты закончишь, лёд в кофе окончательно растает. Я стал спускаться с невысокой стремянки и увидел, что Чангюн держит кофе и небольшой пакетик с едой из соседнего кафе. – Сколько ты заплатил? Я отдам. – Не нужно. Пусть это будет как благодарность за принятие на работу. Мы поднялись на второй этаж и сели за столик. – Откуда ты знаешь, что я пью американо со льдом и сиропом? – Оттуда же, откуда ты знаешь, что я пью американо без сиропа. Но я решил уточнить у баристы на всякий случай. – Очень мило с твоей стороны, – я улыбнулся, и он будто бы поймал эту улыбку, подняв голову ровно на одну секунду. Пришла неловкая тишина, и я активно начал думать о том, как её прервать. – Слушай, я начал считать относительно смен... Когда я работал один, я открывал лавку в 10 и закрывал в полночь, обед с 2 до 3. Сколько времени тебе нужно на перерыв? Я думаю о том, чтобы открываться в 8 и отводить по часу на перерыв каждому. – Почему мы не можем уходить на обед вместе? – Я считал этот вариант, но тогда получалось, что обед выпадает на мою смену, после чего я дорабатываю полтора часа, а внутри твоей смены передышек нет. – По длительности рабочее время одинаковое? – Да. – Тогда меня этот вариант вполне устраивает. Я люблю вечернее время, проблем с усталостью практически не будет. Зато режим работы магазина не поменяется. Это удобно для посетителей. – Хмм... Но при новом режиме во время обеда я мог бы подменять тебя, и тогда проблем ни у кого бы не было. – ...кроме тебя, потому что я не могу подменять тебя во время твоего обеда из-за учёбы. – Тоже верно. Окей, то есть ты за вариант, где обеденное время остаётся таким же, а рабочее время делится пополам? – Обеими руками и левой пяткой. – Хах, хорошо. Тогда твоя сегодняшняя смена начинается в... Секунду, я спущусь за блокнотом. Через пару минут я вернулся с записной книжкой. – Так вот, твоя смена начинается в 16:30, но сегодня я предлагаю отодвинуть её до пяти. Нужно подготовить магазин к открытию. – Хорошо. Около трёх мы спустились в магазинчик. – Я закончу с рисунками, а для тебя задание – нужно перебрать цветы и выбросить испорченные. Чангюн принялся за осмотр и перебор бутонов. Когда я в последний раз спустился со стремянки, он спросил: – А что если мы будем сушить лепестки и бутоны завядающих растений, делать из них панно, покрывать краской и продавать в засушенном виде? – А это неплохая идея. Не думал пока об этом. Можно будет попробовать, почему нет. Давай тогда выберем те, которые ещё можно засушить. После перебора цветов мы составили список для заказа, а из оставшихся в хорошем состоянии цветов мы собрали букеты (на всю эту работу я тратил гораздо больше времени, но у Чангюна как будто бы где-то спрятан неиссякаемый источник энергии, и благодаря ему работа шла легко и быстро). Он ушёл наверх и стал звонить поставщикам, а я вынул ведро и тряпку, чтобы протереть пол перед открытием. Я не заметил, как он вернулся. – Есть ещё одна тряпка? – Не стоит, лучше подготовься к первому рабочему дню, найди одежду и... – Мне нужна ещё одна тряпка, есть вторая? Я поднялся. – Ты не отстанешь, пока я не дам тебе тряпку? Чангюн с довольным видом улыбнулся и помахал головой. – Хорошо, сейчас поищу. Когда я вернулся, полы уже были чистыми. – Каким, чёрт возьми, образом ты... – Не спрашивай. И вообще, уже без пяти пять, пора открываться!***
Так, день за днём, протекла неделя. Я вставал, когда Чангюн уходил, и утро было тихим, как и раньше; на обед мы шли вместе, затем Гюн поднимался в свою комнату и готовился к следующему учебному дню, а через полтора часа снова спускался к началу своей смены. Я был поражён тем, насколько легко у него шла работа – будто бы он уже не один год занимается продажей цветов. По вечерам, после смены он уделял полтора часа на то, чтобы испечь своё любимое печенье. Один раз он предложил мне помочь с вырезанием формочек, и я понял, что это действительно очень интересно – почти так же, как рисовать. Конечно, день Святого Валентина – это праздник только для обычных людей, а для флористов – это день тяжёлой работы и хорошей прибыли. И в этом году он прошёл на ура: первая половина дня, как обычно, поспокойнее, а вторую половину мы отработали вместе. Чангюн несколько раз сказал мне, что моя смена закончилась, и я мог бы пойти отдыхать, но мне было бы неудобно повесить на его плечи такой большой приток людей в первую же рабочую неделю. Мне кажется, за это время мы могли бы замечательно подружиться. Однако мои чувства просто не дают мне покоя. Наверно, каждому знакомо, когда тебе нравится какой-то человек, и ты начинаешь подмечать двусмысленные намёки буквально в каждом его движении, хотя на самом деле он просто старается быть вежливым или это его привычное поведение. Из-за этого я считал все разы, когда Чангюн случайно касался моих рук, когда говорил или делал что-то, что могло иметь контекст. Меня это сводило с ума, я не знал, что мне делать. Я всё ещё уверен, что у него кто-то есть, потому что иногда он появлялся у магазинчика с какой-то девушкой. Мне кажется, они встречаются. Он выглядит очень счастливым с ней. Но в таком случае, я совершенно не понимаю, зачем он ведёт себя так, будто мы знакомы минимум лет десять. В субботу мы встали вместе, вместе выпили утренний чай, затем Чангюн ушёл на курсы. После обеда он снова ушёл "по делам" и вернулся с той же девушкой. Да, они точно встречаются, я уверен. Во время его смены мне нечем было заняться, так что я сидел рядом за прилавком и заполнял страницы скетчбука. Когда магазин опустел на пару минут, Чангюн обратился ко мне. – Расскажи о себе. Я задумался. Я не так уж много говорю о себе, потому что не люблю говорить бессмысленные вещи, но мне куда легче рассказать о конкретном дне, чем о себе в целом. Когда я начинаю перебирать факты, я слишком часто задумываюсь – а нужна ли эта информация человеку? – Вау, это... такой сложный вопрос. Ну... Всю жизнь я провёл в этом городе. В школе я хорошо понимал точные науки, поэтому родители хотели, чтобы я учился в техническом направлении. Почти всю жизнь я рисую и увлекаюсь цветами. Я шёл к своей мечте, поэтому ещё со школы начал подрабатывать, чтобы накопить денег на цветочный магазин, который открою после окончания института. Часть его стоимости я смог покрыть сразу, но часть денег всё же идёт крупным кредитом в банке. Тем не менее, я всё равно рад, что смог стать самостоятельным и воплотить в жизнь свою мечту. – А чему ты рад больше – тому, что преодолел себя или своих родителей? – Я не думал об этом. Наверное, одинаково – мне нравится чувствовать свободу, спокойствие и находиться среди тех занятий, которые я люблю. – Ммм, ясно. Он молчал, хотя я ожидал, что он скажет ещё что-то. – Теперь твоя очередь. – Окей. Хм, секунду, соберусь с мыслями... Первый год моей жизни прошёл в Корее, затем родители решили уехать в Израиль и забрали меня с собой. Начальную школу я закончил в Америке, после чего наша семья переехала назад в Корею. Здесь я учился в средней школе, потом родители снова заставили меня уехать в Америку, хотя я был против. После окончания старшей школы я еле упросил их переехать сюда и получить высшее здесь. На то были свои причины. – Тебе не нравится Америка? – Ну я бы сказал, что это одна из причин. Другой менталитет, так сказать. Но были и более весомые причины. Я не могу о них рассказать. – Ох, ясно. Я задумался. Он не хочет быть искренним. С чего бы? Может, на другой вопрос он ответит более открыто?.. – Знаешь... – Аргх, прости, немного позже. Колокольчики отзвенели приятную мелодию, и в магазине оказалась милая девушка лет двадцати на вид. Она зачем-то старательно заигрывала с Чангюном взглядом (что мне было неприятно видеть), но он был хоть и приветлив, но холоден. Очень интересная черта его характера – быть тёплым только в те моменты, когда это нужно. – Так что ты хотел сказать? Мне показалось, Чангюн облегчённо выдохнул, когда девчонка закрыла за собой дверь. – Знаешь... Когда я видел тебя в кафе, ты казался мне каким-то очень закрытым. Я тогда подумал, что ты выглядишь, как люди, которые долго ищут что-то, но не могут найти. Он сел с шумным выдохом. – Хахх, ты чертовски прав. Даже не представляешь насколько. – Но ты изменился. Буквально за одну или две недели. Ты нашёл то, что искал? – Да, почти. Осталось буквально протянуть руку... – он поднял руку перед собой, – и дотронуться, – ладонь упала на моё плечо. Чангюн рассмеялся, и я вместе с ним, не понимая, почему. Парень, ты ужасно странный. Я совсем не понимаю, что ты такое, но меня завораживает то, что ты делаешь со мной. Я скоро захлебнусь в тебе и не смогу всплыть. Мне нужно, чтобы меня кто-то спас.***
Чангюн очень милый, когда просыпается. Он похож на крошечного заспанного котёнка, пытающегося пригладить растрёпанные пряди и продрать глаза. Чангюн очень милый, когда улыбается. Улыбка людей, вновь обретших надежду, куда ценнее любой другой улыбки. Чангюн очень милый, когда ухаживает за цветами. Он нежно и увлечённо осматривает каждый лепесток, будто каждому из них он приходится родным отцом. Чангюн очень милый, когда проявляет заботу. Даже если ты не нуждаешься в помощи, он будет долго и настойчиво приставать, пока ты не позволишь ему сделать его маленькое приятное дело. Чангюн очень милый, когда просто сидит. Он кажется миниатюрным в окружении этого большого мира, что делает его похожим на ребёнка. Чангюн просто милый. Всегда. Я понимаю это всё больше и больше с каждым днём. Я ловлю себя на мысли, что мне просто уютно рядом с ним, и что мне просто нравится смотреть на него и чувствовать это прекрасное облако из корицы и имбиря, поселившееся вместе с ним в этой лавке. Мне забавно слышать, как он называет меня хёном, потому что он, если честно, куда более серьёзный, чем я. Мне становится щекотно изнутри, когда я вспоминаю ночь прошлой пятницы. Он сказал, что хочет немного выпить перед сном, и вместо выпечки прогуляется по соседним барам, но при этом пообещал не шуметь и не дебоширить. Чангюн вернулся в три часа ночи. Я мог бы уже спать, но у меня не получалось уснуть до тех пор, пока Чангюн не придёт. Я сидел на кровати в тусклом свете маленькой настольной лампы и медленно вытягивал мысли из головы на страницы скетчбука. Он тихо постучал ко мне в дверь и вошёл. – Эй, почему ты не спишь? – Не знаю, не хочется. Он встал передо мной и протянул руки к скетчбуку. – Отдай, пожалуйста. Я помедлил, но он сделал манящее движение ладонями. Спорить с ним всё равно бесполезно, так что я отдал книжицу в его руки. Он закрыл её и положил на стол вместе с карандашом, после чего выключил лампу. Я всё ещё сидел на краю кровати. – Спокойной ночи, хён. Чангюн обнял меня. Я не сразу это понял, но это было так. От него пахло как обычно, печеньем и цветами, а ещё морозом и некрепким алкоголем. Этот запах проник сразу во все уголки и потаённые места моих лёгких и не хотел уходить. Мне было до того тепло, что если бы это продолжилось ещё несколько секунд, я бы начал таять и в итоге просто превратился бы в маленькую лужицу. – Ложись спать. Он тихо закрыл за собой дверь, и я лёг засыпать, пропитанный счастьем, цветами, морозом и некрепким алкоголем.***
Несмотря на то, что по субботам Чангюн вынужден вставать достаточно рано, в этот раз он встал позже обычного. Он выполз из своей комнаты, когда я уже начал обслуживать первых посетителей. – Доброе утро, хён. Пока покупатели выбирали букет, он подошёл поближе, попросил слегка нагнуться и начал говорить в полтона. – Хён, у меня сегодня вечером заключительный экзамен по флористике, меня не будет с пяти до семи. Давай сделаем так: я отработаю с часу до обеда и с обеда до пяти, а ты меня подменишь. По времени получится как обычно. – Окей, без проблем. Тебе нужно готовиться? – Да, я сейчас пойду полистаю книжки. – Хорошо. Мне казалось, что всё-таки этот мелкий что-то намудрил со временем и как будто бы взял себе немного больше, чем нужно, но когда я пытался посчитать, какие махинации он проделал, появлялись новые покупатели, и я снова отвлекался. В час дня Чангюн чуть ли не прогнал меня от прилавка. – Это было немного некрасиво. – Некрасиво то, что ты уже целых две минуты работаешь в мою смену, так что марш отдыхать! Я засмеялся и поднялся на второй этаж. Я чувствую себя дураком. Чангюн очень умный, он наверняка догадался, что он мне нравится, и теперь он водит меня вокруг своего пальца и смеётся. Он дразнит меня, когда делает все эти милые вещи. Мне хочется точно знать, что он чувствует, когда делает это. Мне хочется узнать, о чём он думает и почему иногда умалчивает что-то о себе. Я зашёл в комнату Чангюна. Я редко здесь бываю, хотя он не запрещает мне заходить. Я тронул синие лепестки. Эти цветы и Чангюн – родственные души. Они кажутся холодными и жестковатыми, но когда удаётся дотронуться до них, они оказываются мягкими и ласковыми. Я обошёл комнату, собираясь выходить, но моё внимание привлёк листок, лежащий на столе. По нему много и долго водили ручкой, чертя круги и рисуя зигзаги, а в углу мелким и убористым почерком была записана короткая фраза: "Он меня не помнит". Я в задумчивости вернулся в свою комнату и занялся высушенными цветами: в понедельник мы решили начать продавать их и посмотреть, что из этого получится. – А ты меня не помнишь? Эта фраза крутилась в моей голове до самого обеда и не отпускала меня. Наконец, в два часа я переставил табличку, мы накинули куртки и пошли в кафе. – Когда ты устраивался на работу... – Ммм? – ...ты спросил, помню ли я тебя. Мы уже были знакомы? – Забей. – Нет, расскажи мне. Я думаю, я должен знать то, что когда-то было связано со мной. – Что ж, ладно. Но ты сам попросил. Нужно вспомнить то время, когда мне было двенадцать. Кажется, я тогда впервые поехал в детский лагерь. Сначала я был в отряде помладше, но я быстро сдружился кое с кем из более старшего отряда и перевёлся. Наша дружба с тем мальчиком была очень крепкой, и многие думали, что мы знакомы уже несколько лет. Нас двоих называли Кулькунами. Ты помнишь? В моей голове что-то завозилось, затрещало и заскрипело. Что-то начало отрывками вспоминаться. – В детстве меня называли Чжукуль. Кулькун... Чжукуль и... – Кукуни. Это я. Он смотрел на меня и улыбался. Перед глазами стали всплывать эти моменты, когда мы с маленьким тёмненьким мальчиком творили всякую белиберду и ставили на уши весь лагерь. – Ох, Господи, я... Серьёзно? Как ты... Ааа, я не знаю, как сказать... Он засмеялся. Я вспомнил этот смех – он точно такой же, как и одиннадцать лет назад. – Каким образом я вообще смог про тебя забыть? Чангюн пожал плечами. – Не знаю. Много лет прошло. Я тоже сильно удивился, когда понял, что это ты. – Подожди, то есть всё это время ты помнил меня и смотрел на меня как на идиота? Почему ты не сказал мне? – Да ты вроде бы не спрашивал? – Какой же ты дурак, – я взял его голову и прижал к себе. – Я раньше вспоминал про тебя и думал, как же жаль, что мы больше не увидимся. Потом учёба выбила из меня все мозги, я даже боялся, что забуду, когда день рождения у моей мамы. Прости, что забыл про тебя. Он освободил руки и обнял меня в ответ. – Я скучал. Мне стало больно от этой фразы, но в то же время я чувствовал себя счастливым. Я не знал, как выразить это чувство словами, я просто сжал его сильнее в своих объятиях, и он ответил тем же. Теперь я понимаю тебя на одну капельку лучше, Кукуни.***
Всё встало на свои места. Все эти мелочи и проявления заботы... Он помнил меня как хорошего друга. Он стремился помочь, когда было тяжело, потому что помнил нашу дружбу. Но что мне теперь делать? Куда теперь деть свои чувства? С каждым днём мне всё тяжелее удерживать их внутри себя. Я могу вот-вот испугать его своей привязанностью, и тогда я точно больше не увижу его. Мне очень страшно. Я задумался ещё кое над чем. Я всегда хорошо запоминал яркие события в своей жизни, но старался стереть из памяти тёмные пятна. Скорее всего, если я забыл про Чангюна, на то были свои веские причины. Хотя, казалось бы, что могло быть плохо? Наверно, стоит попытаться аккуратно выведать это у него. А может, и не стоит. Может, я всё испорчу. Я не знаю, что мне делать, но я не хочу бездействовать. На утро понедельника я откопал немного потрёпанную электронную книгу. На душе было тяжело, поэтому хотелось читать что-то приятное и лёгкое, пока в магазине нет посетителей, чтобы внутри всё немного улеглось. На обед я тоже вышел с книгой. – Что читаешь? – Это роман про одного художника. Давно собирался прочитать, а сегодня появилось настроение. – Расскажешь потом, о чём там? – Хорошо. Через пару минут у меня в голове появилась немного странная идея. – Здесь очень много пишут про портреты, а я вот думаю – я в последний раз писал портреты с натуры ещё в школе. Я очень хочу снова вспомнить, что это такое. Сможешь мне попозировать как-нибудь вечером? – Не знаю, здесь всё зависит от моего работода-а-а-а-ателя, потому что моя смена заканчивается очень поздно. – Ахах, намёк понят. Давай в среду закроемся на пару часов пораньше? – Окей, значит, в десять мы уже закончим? – Ага. Я не умею рисовать людей в тишине. Мне обязательно нужно с ними разговаривать, иначе будет скучно и мне, и натуре. Поэтому я, на самом деле, сильно волновался перед средой – вдруг я скажу или сделаю что-то не то? Агх, мне кажется, я слишком много думаю. Это идёт мне во вред. Мы закрыли магазин, немного прибрались и поднялись в мою комнату. Я не люблю рисовать при ярком свете, но при работе с натурой кроме настольной лампы нужен ещё один или несколько источников освещения. – Мне очень нравятся свечи, – сказал Чангюн после пяти минут мозгового штурма. – Почему бы не расставить их по комнате? – Типа романтическая обстановка и всё такое? – Да почему сразу... Просто нравится. Красиво же. Звучит так наивно. Мы расставили освещение. Он сел на стул, я – на кровать напротив. – А сколько ты работал один, до моего прихода? – Около полугода. – С десяти до полуночи семь дней в неделю? – Ну да. – А отдых? Прогулки? Встречи с друзьями, в конце концов? – У меня нет друзей. Точнее, не было. – У тебя? Как так? – Мало кто любит людей, которые всё время улыбаются. На бумаге появлялись черты его лица. Рисование портрета – это прекрасная возможность любоваться своей натурой неограниченное время. Я даже жалею, что художники не пользуются этой возможностью: когда мы рисуем, мы слишком увлечены работой, забывая иногда просто насладиться чем-либо ещё, кроме процесса рисования. – Но ты же улыбаешься не всё время. – Об этом мало кто знает. Я увлёкся и забыл про диалог. Наверно, Чангюн был несколько смущён тишиной: он начал возиться на стуле. – Не возись. – Прости. Блики от свеч переливались красивыми тонами на его мраморных скулах, они будто гладили контуры его подбородка. Взгляд был устремлён на дребезжащие огоньки; они отражались неровными маячками, отчего взгляд был особенно живым и красивым. Выражение лица почти не было уставшим – напротив, оно было чистым и свежим, будто бы Чангюн проснулся пару часов назад и специально привёл своё лицо в порядок. Казалось, что волосы были уложены стилистом, чтобы причёска вышла хорошо не только на портрете, но даже на самой детализированной фотографии. Я бы очень хотел сделать самый красивый портрет, но ни карандаш, ни камера не способны воспроизвести эту красоту на бумаге. – Почему ты не рисуешь? – Думаю, нужно немного... Я слегка приподнял его подбородок кончиками пальцев, чтобы тусклый свет лампы лучше выявил скулу. Я не удержался. Его губы манили меня, наверное, половину этого вечера, и я потянулся к ним, опомнившись только возле его лица. – Прости, я... не должен был. Давай забудем. – Почему? – Ты же не один, у тебя, вроде как... девушка есть... – Вау, у меня есть девушка, а я не знаю об этом? – Разве нет? Ты иногда приходишь вместе с ней после учёбы. – Ааа, Юна... Это моя двоюродная сестра. Она недавно поступила в тот же институт, что и я, и она живёт неподалёку. Я всё равно чувствовал себя виноватым. Если уж и объясняться в чувствах, то словами, а я наплевал на его интересы, не удержал над собой контроль, и вообще... – Эй, – Гюн опустился передо мной на колени и взял мои руки в свои,– всё в порядке. Я же здесь не просто так. Я посмотрел в его глаза с интересом. – Помнишь последний день в лагере? Я помотал головой. – Мы сидели на качелях и разговаривали, – Чангюн поднялся и сел рядом со мной на кровать. Он продолжал держать мою правую руку. Опустив глаза, Гюн задумчиво гладил большим пальцем мои костяшки, пока рассказывал. – Мы размышляли вслух, что будем делать, когда разъедемся по домам. Как бы невзначай я решил признаться тебе, что ты мне нравишься. Это испугало тебя. Ты ушёл в свою комнату. До отъезда мы больше не разговаривали. Я не знал, что мне делать, я не думал, что твоя реакция будет такой. И я пообещал себе, что в будущем я обязательно попробую поговорить с тобой ещё раз и попросить остаться хотя бы друзьями. В надежде встретить тебя, я ездил в тот лагерь ещё два года. А потом родители сказали, что мы уезжаем в Америку. Сначала я был против: мне нужно было остаться в Корее, чтобы поговорить с тобой. А потом я подумал, что, может, пора забыть о своих детских глупостях и начать новую жизнь. Но, видимо, тот месяц в лагере повлиял на меня слишком сильно. Я не мог выкинуть тебя из головы, я... Мне было тяжело там. Один раз я не выдержал и открылся одному человеку. Это было огромной ошибкой, после этого обо мне поползли слухи. Меня обходили стороной, причём не потому что меня недолюбливали или я был мальчиком для битья. Нет, эти люди просто нашли объект для шуток, и хотя я стремился к тому, чтобы подружиться или влиться в компанию, я был одиночкой. Родители хотели, чтобы высшее образование я получил в Бостоне, но я буквально бежал оттуда в Корею. Всё, что у меня было, – это название города, в котором ты живёшь, и я решил переехать именно сюда. Учась в институте, я знакомился с этим городом, часто посещал самые людные места. Наконец, год назад я выдохся. Я потерял надежду. Я понял, что найти одно лицо в многотысячном городе почти невозможно, и что я просто зря теряю время. Это было глупо: я влюбился и поверил в эту идиотскую сказку, будто бы снова смогу встретиться с тобой. Я был дураком в свои двенадцать, я был дураком на протяжении следующих десяти лет. И мне давно пора было выкинуть из головы то, что в детстве я принял как настоящие чувства. Чангюн поднял голову и посмотрел на меня. – Но я нашёл тебя. Когда я перестал искать и надеяться на чудо, я нашёл. Из уголка его глаза выкатилась большая круглая слеза. Она прочертила длинную влажную дорожку на его щеке и упала на мои пальцы, которые он всё ещё сжимал в своей руке. Когда Чангюн рассказывал мне всё это, я чувствовал, как внутри меня яростно сжимается и перекатывается большой комок, но когда я увидел мокрые блики на его щеках, мне стало невыносимо больно. – Нет, только не плачь... пожалуйста... Его лицо было в моих ладонях. Я зацеловывал его щёки, чтобы они не были влажными, чтобы эти следы долгой боли стёрлись с его лица. Прекрасные люди не должны плакать, так нельзя, им не должно быть больно, они же слишком хороши для того, чтобы страдать! Прошу, пожалуйста, не плачь, моё сердце рвётся, когда я вижу твои слёзы... Чангюн поймал моё лицо и притянул мои губы к своим. На них остался солёный привкус, но мне было всё равно. Его руки обвились вокруг моей шеи, и, наверное, это было самое ценное, что я мог получить в тот вечер. Я больше не хочу видеть, что тебе больно. Я не дам тебе плакать. Я обещаю, что мы будем счастливы.***
Портрет так и остался незаконченным. Свечи потушены. Мы в твоей комнате. Вокруг горят синие лампы, а лёгкие дышат ароматом полевых цветов. Твоя шея по-прежнему пахнет печеньем. Я уткнулся в неё носом, мои руки обнимают тебя. Твои губы касаются моего лба, ты мягкими движениями перебираешь мои волосы. Ты очень давно хотел, чтобы я был рядом. А я совсем недавно понял, как сильно в тебе нуждаюсь. Нам нельзя отпускать друг друга. Ни в эту ночь, ни во все последующие. Не в эту жизнь.