Необходимость

Тонкая жилистая рука скользит туда-сюда под теплыми струями душа. Отверстие для слива случайно забивается упавшей со стеклянной полки шершавой мочалкой, так что шум воды становится вдвойне громким; он заглушает мычание и стоны, врезаясь в уши и делая ситуацию чуть менее стыдливой. Наруко не смог бы просто так слушать сейчас собственные вскрики. Каждый божий раз, задевая головку большим пальцем, он готов рухнуть на колени от пронизывающей все тело истомы. Дрожит каждая поджилка, и он чувствует, что скоро улетит в бескрайний космос. Как-то слишком резко и неожиданно он стал зависим от секса и от тех ощущений, которые возникают в его процессе. В частности дело касалось секса с Тадокоро. Как он к этому пришел — неясно. Перепихнулись они всего пару раз, напившись до чертиков; отмечали то ли Новый Год, то ли чей-то день рождения… Или то было повышение? Не важно. Важно лишь то, что в один момент Шокичи обнаруживал себя в холодной накрахмаленной постели отеля прямо под медвежьей тушей Тадокоро. И знаете, что самое странное? Он не сопротивлялся. Молча лежал и лишь выкрикивал какие-то ругательства, когда чувствовал явный дискомфорт в своей тощей заднице. На второй раз Джин даже не понял, что под ним парень, настолько был пьян. Только вот Наруко по воле судьбы оказался трезв как стекло. Осознание того, что он лег под старого доброго «старикашку» по своей собственной доброй воле — пугает, но ему еще никогда не было так хорошо. Может быть, он гей? Да нет, трахнуть девчонку он тоже не против, даже сейчас. И не сказать, что унылая рожа Джина ему симпатична. Грубые скулы, пухлые губы, широкая переносица — боже, Тадокоро явно не из тех, кто может понравиться внешне. Но Шокичи влекло, и влекло не по-детски. Потому что именно эти черты заставляют его член дернуться в руке еще раз. Он кончает на настенную кафельную плитку, уныло наблюдая, как полупрозрачные белые брызги стекают вниз к бортику ванны. Та уже наполнилась водой и под натиском худой фигурки Наруко изредка выплевывала на пол капли воды. Он надевает шорты и, накидывая пушистое полотенце на плечи, вываливается из ванной комнаты. Надо бы отвлечься на что-нибудь… Посерьезнее. Например, работу. Но стоит ему свернуть по направлению в свою комнату, по всей квартире раздается пронзительный звонок. Шокичи никого не ждал. Тем не менее, открывать надо: возможно, там стоят его братья, которым нужна помощь, или сестра, решившая проведать… Хотя Наруко сотню раз говорил о том, что перед визитами нужно звонить. Он открывает дверь. За ней стоит он. Тадокоро закрывает своим силуэтом весь входящий свет, и Шокичи не видит смятения на его лице. Он отступает назад, чтобы пропустить незваного гостя, но не успевает сказать ни слова. Чужие губы — сухие, покусанные (Наруко чувствует привкус крови в небольших трещинках) — накрывают его, сминают, пока туша наваливается, толкая глубже. Кто он такой, чтобы сопротивляться? Не в той весовой категории. Единственное, чего он хочет — чтобы Джин закрыл дверь. Но дверь захлопывается сама из-за налетевшего сквозняка, и у Шокичи отлегает от сердца. До спальни всего пару шагов и, ступая спиной вперед, Наруко ведёт туда как с цепи сорвавшегося Тадокоро. Он не сразу ощущает край кровати, спотыкается о него и падает на пыльный плед. Все внутри стучит и бушует, но организм еще не готов возбудиться снова после недавней разрядки. Поэтому Шокичи нервно ждет, водя руками по телу Джина. Никаких вопросов. Вместо слов — шорох одежды и тяжелое дыхание. Казалось, они даже не посмотрели друг другу в глаза. Тепло чужого тела будоражит, и Наруко чувствует шевеление в домашних шортах. Он зачем-то стонет, закидывая ноги на поясницу, и нетерпеливо трется, утыкаясь лбом в чужую шею. В руках Тадокоро он чувствует себя крошечным мальчиком-с-пальчик, которого могут раздавить одним щелчком; но Джин нежен и обходителен, как будто он с дамой. Шокичи задумывается о том, что тот опять пьян до чертиков. Шорох обертки от презерватива заставляет задохнуться в предвкушении, дергая бедрами в такт чужой руке на его члене. Он больше не хочет думать о том, что происходит. Дома у Тадокоро — жена, но Наруко это перестало заботить уже после второго их соития. Если он сам пришел к нему с целью переспать — значит, ему надо. Наруко остается лишь стонать, с волнением ожидая того момента, когда его задница растянется достаточно, чтобы принять чужое тело. Они уже взрослые люди, но ведут себя как дети, поддаваясь инстинктам и плотским утехам вместо того, чтобы спокойно поговорить. И, похоже, обоих все устраивает. Наруко не стесняется стонать развратно, как какая-то дешевая проститутка, хмуриться, дерзить и язвить куда-то в ухо своему партнеру. Несмотря на то, что они не хотят обсуждать происходящее между ними, особая связь все еще сковывает их, заставляя общаться по-особенному; так, как они могут общаться лишь друг с другом. Когда чужая головка добирается до простаты, все, что выходит за рамки физических ощущений, перестает иметь для Наруко смысл. Он двигается навстречу, пытаясь снова и снова повторить то чувство, которое только что ощутил. Ему так хорошо, что он даже не осознает: жарко или холодно, какая половина дня, какой месяц или время года. На мгновение он даже забыл свое имя. Он слышит стон Тадокоро и чувствует, что тот уже достиг пика. Наруко приходится немного помочь себе рукой, чтобы кончить чуть быстрее, чем обычно. Он прерывисто дышит, глядя, как Джин неловко снимает с себя использованный презерватив и выбрасывает в ведро недалеко от кровати. Наруко закрывает глаза и хочет еще. Он понимает, что хочет довести Тадокоро сам, еще раз. Истомы — как не бывало; Шокичи тут же вскакивает и встает на колени прямо перед недоумевающим мужчиной. Когда до Джина доходит, что сейчас произойдет, Наруко уже заглатывает наполовину, жмурясь и сдерживая в себе рвотный рефлекс. Что-то внутри заставляет его продолжать; спустя пару мгновений понимает, что это «что-то» — ожидание. Он так ждет стонов Тадокоро, так хочет, чтобы тот произнес его имя — хотя бы разочек — что готов унизиться в этот раз, дать слабину. И он получает желаемое. В самый последний миг, когда Наруко ощущает, как рот его заполняет горьковатая вязкая жижа, он слышит своё имя. Не жены, с которой Тадокоро живет уже несколько лет, а своё. Он сглатывает все до последней капли и самодовольно ехидно улыбается, усаживаясь на колени. Эти отношения между ними… Шокичи уверен: теперь Джин будет ходить к нему не только по пьяни.