Я считал её на три шага вперед

Она всегда целовала меня по утрам, поправляла прядь непослушных и жестких волос и улыбалась, словно ребенок, когда я открывал сонные глаза. Я любил это в ней. Она не была похожа ни на одну мою предыдущую девушку. Не устраивала истерик, сцен ревности, разве что часто дула губы, подобно маленькой девочке. Она всегда целовала меня по утрам, поправляла одеяло, чтобы я не замёрз и в который раз убирала со лба непослушные пряди жестких волос. Мы были абсолютно разные, шутили, что противоположности сходятся, дополняют и что они ещё там делают. И она верила в это, искренне верила, что есть шанс на "нас". А я изучал её, словно загадку тысячелетия. Она всегда обнимала меня по ночам, жалась, словно котёнок, и целовала за ухом, запускала пальцы в волосы и в порывах шептала моё имя. Она молча сносила все обиды и злобу, терпела и верила, что я люблю её столь сильно, как и она меня. А я продолжал изучать её везде: в постели, в ссорах, в обидах, в радости, в каждом проведённом с ней моменте и дне. Я просто считал её на три шага вперёд. Я перегорал и этим убивал её же саму. Она взрывалась миллионами фейерверков, смеялась и отдавалась мне каждый раз, как в последний, а я перегорел до конца, потому что изучил её всю. Мне было всё равно, меня не будоражило ничего: ни блеск в глазах, ни пряди когда-то любимых волос, ни её смех, ни разновидность поз. Я убил её в сентябре, бросил несколько гадких фраз напоследок и так же гадко улыбнулся. Мне было в кайф наблюдать, как она ничего не понимает, как сжимается от боли и молча уходит. Не было истерик, слёз и криков, не было упрёков и прочих прилагающихся. Лишь мёртвое молчание в ответ. Я не жалел, не думал, не вспоминал о ней. Изучив её всю, я внутри полностью к ней сгорел. Мне было в кайф засыпать и просыпаться одному, смотреть фильмы и заваривать кофе по утрам, поправлять вечно непослушные волосы и натягивать одеяло повыше в особенно холодные ночи. Мне было в кайф. Но когда мы увиделись в декабре, внутри умер уже я. Она стояла всего в метре от меня. Всё так же красива, но уже далеко не моя и не та, кто когда-то зажег во мне огонь. Холодная, пустая и мертвая, словно изо льда. Я убил в ней всё живое и теперь это убивало меня.